Спустя дней десять Цзян Хуа уже совсем не походил на грязного рабочего-угольщика. Несмотря на палящее солнце, он быстро шел по улице Дунсыдацзе, направляясь к Сюй Хуэй. Однако одна непредвиденная встреча задержала его.

— Эй, брат Цзян, давненько мы с тобой не виделись!

Цзян Хуа обернулся. Небольшого роста мужчина средних лет, с непомерно большой головой, одетый в старую, потрепанную куртку, поспешно подошел к нему и схватил за руку.

— А, старина Мэн! — Цзян Хуа улыбнулся и поздоровался с ним.

Это был Мэн Да-хуань. Они вместе воевали в Северной Чахар, в Добровольческой партизанской армии. Мэн Да-хуань — в качестве командира взвода. До этого он был продавцом в магазине. Сейчас он с необычайной радостью пожимал руку Цзян Хуа.

— Старина, вот так встреча!..

Взглянув на потрепанную одежду фронтового друга, на его расплывшиеся в улыбке толстые губы, Цзян Хуа спросил:

— Старина Мэн, что ты поделывал эти два года?

— И не вспоминай лучше! Прямо ужас! — отвечал тот и, склонившись к самому уху Цзян Хуа, зашептал: — Ищу связь с партией — и ничего не могу добиться. Работал по мелочи, так, где придется: в Бэйпине, в Тяньцзине. Всей душой стремлюсь найти своих — и все никак! Вот тебя, наконец, встретил. Ну, пойдем ко мне, у нас с тобой есть о чем поговорить.

Цзян Хуа колебался. Тогда Мэн Да-хуань серьезно посмотрел на него и сказал:

— Эх, как вспомнишь былые дела, приятно на сердце становится: за несколько дней наша армия тогда освободила Баочан, Долоннор, Гуюань, Чжанбэй[98]!.. Здорово долбанули тогда японцев! А этот каналья Чан Кай-ши… Ты понимаешь, силы нашей Коммунистической партии снова растут! — его маленькие глазки довольно блестели. — Я хочу разыскать… Ты поможешь мне? С кем ты сейчас связан?

Как опытный партиец, Цзян Хуа осторожно отнесся к человеку, о котором он так долго ничего не знал. Он улыбнулся и с безразличным видом покачал головой:

— Э-э!.. Я давно уже не занимаюсь этим. У меня нет никаких связей. Я вернулся только что из деревни. Думаю вот заняться чем-нибудь в Бэйпине.

По лицу Мэн Да-хуаня мелькнула тень разочарования, но он тут же расплылся в улыбке, схватил за руку собиравшегося уходить Цзян Хуа и торопливо проговорил:

— Неужели ты?.. Я не могу поверить в это… Однако все равно. Мы, как братья в беде, должны держаться друг друга. Пойдем ко мне, поговорим. — Не обращая внимания на то, что Цзян Хуа вовсе не был расположен идти с ним, он крепко схватил его за руку и повел по улице.

Цзян Хуа пришлось подчиниться. По дороге они вспоминали то одного, то другого из своих прежних знакомых. Мэн Да-хуань не получил большого образования, но в разговоре стремился показать себя передовым человеком. Он не переставая ругал старое общество, надеясь, что Цзян Хуа проникнется к нему доверием. Однако тот по-прежнему старался избегать этой темы. На одной из улиц им встретилась крикливо одетая молодая женщина в розовом платье-халате, с завитыми волосами и сильно накрашенными губами. Взглянув на нее, Цзян Хуа рассмеялся и сказал Мэн Да-хуаню:

— Посмотри-ка, господин Чан Кай-ши проповедует «движение за новую жизнь»[99], но эти девушки одеваются все же чересчур вызывающе. Старина Мэн, ты слышал, сам мэр города господин Юань однажды стоял у входа в парк Сунь Ят-сена и задерживал девушек с голыми руками. Любопытно, правда!

Мэн бросил долгий масляный взгляд на белую шею и плечи только что прошедшей женщины, хихикнул и осклабился. По лицу Цзян Хуа промелькнула чуть заметная усмешка.

Так, разговаривая, они незаметно подошли к воротам жандармского управления. Здесь Мэн Да-хуань неожиданно остановился и пристально посмотрел на Цзян Хуа, словно хотел что-то сказать.

Цзян Хуа подтолкнул его плечом.

— Пойдем, старина, уж не твое ли это новое жилье?

— Не мое, друг, а твое. И ты, дорогой, уже прибыл.

Мэн Да-хуань преобразился. Сунув руки в карманы, он самодовольно рассмеялся:

— Старина Цзян, «честный человек не говорит намеками». Могу тебе признаться: я служу в жандармерии.

Но Цзян Хуа не растерялся. Притворившись, что он принял слова «друга» за шутку, Цзян Хуа похлопал его по плечу и сказал:

— Ладно, старина, кто не знает, что ты любитель пошутить! Да разве так нужно разговаривать со старым другом? Пойдем, я знаю за Цяньмынем[100] одно местечко, где можно посидеть. Разве тебе больше нечего мне сказать? — голос Цзян Хуа звучал теперь уже по-другому, в лад с многозначительной интонацией Мэн Да-хуаня.

Это ввело в заблуждение провокатора; он надеялся выведать у Цзян Хуа побольше или даже завербовать этого коммуниста, что сулило ему значительную награду. Поколебавшись мгновение, он махнул рукой в сторону часового, стоявшего у дверей. Тотчас же из управления вышли четыре агента в штатском и окружили Цзян Хуа. Мэн Да-хуа быстро вошел в здание. Спустя несколько минут, когда он оттуда вышел, на нем был новенький габардиновый китель, а на голове красовалась соломенная шляпа с плоской тульей.

Выпятив грудь и самодовольно ухмыляясь, он обратился к Цзян Хуа.

— Пошли! Веди туда, где, как ты говорил, можно поболтать.

Мэн Да-хуань шел рядом с Цзян Хуа. Четверо агентов шествовали с ними: два спереди, а двое сзади.

— Старина Цзян, ты видишь, как я добр? Но это еще не все. Раз уж спасать человека, так спасать его до конца! Хочешь, я поручусь за тебя, порекомендую, и ты тоже сможешь поступить к нам? — обернувшись к Цзян Хуа, он оскалил зубы в улыбке. — Жалованье сто восемьдесят долларов в месяц, в театр можно ходить бесплатно, в баню — тоже, проезд по городу бесплатный, даже в публичный дом — и то бесплатно, ты вот уставился на эту девку, а таких там полно! Стоит тебе чего-нибудь захотеть — никто не решается нам прекословить! — Он продемонстрировал все сказанное выразительными жестами. — Где только у меня раньше глаза были? Вступил зачем-то в эту чертову Добровольческую армию, мучился целых три года, терпел всякие лишения. А сейчас, стоит раскрыть дело, поймать коммуниста — и доллары сами катятся в карман! Ну, что ты скажешь?

Цзян Хуа с сосредоточенным видом слушал его, кивая головой. Затем задумался и отрицательно покачал головой.

— Нет! Я думаю, я с этим не справлюсь. Старина Мэн, ты пойми: у меня сердце доброе, я человек мягкий… Я просто не смогу!

— Да брось ты! По-моему, вся прежняя работа не идет ни в какое сравнение с нынешней. — Мэн Да-хуань показал большой палец и покачал головой. — Я тебе все-таки напишу рекомендательное письмецо.

Цзян Хуа улыбнулся:

— Да нет, не стоит! Я все равно не смогу.

Мэн Да-хуань пристально посмотрел на него и что-то пробормотал. Вскоре они подошли к ресторану. Здесь Цзян Хуа остановился:

— Ну, время уже за полдень. Давай зайдем, выпьем, закусим, поговорим… Я угощаю!

— Ладно, ни один уважающий себя человек не откажется выпить и закусить, когда предлагают.

Мэн Да-хуань вслед за Цзян Хуа поднялся по лесенке на второй этаж. Два агента последовали за ними, а двое других остались внизу.

За обедом Мэн продолжал свои увещевания. Этот тупой провокатор мерил Цзян Хуа на свою мерку: стоит только припугнуть, посулить что-нибудь — и человек согласится стать предателем.

— Старина Цзян, ты ведь не знаешь небось, как выглядят доллары? Светленькие такие, позвякивают. Оставь сомнения! С моей рекомендацией тебе обеспечены и карьера и богатство. Могу тебе сказать, — я теперь командир роты особого назначения.

Цзян Хуа продолжал молча улыбаться, глядя в его покрасневшие от вина маленькие глазки.

— Старина Мэн, во время революции ты не отличался особыми талантами. Я никогда бы не подумал, что ты теперь сумеешь себя так проявить. Того и гляди скоро станешь командовать батальоном. Жаль, но я не гожусь для такой работы.

Цзян Хуа ел, пил, разговаривал, улыбался. В его мозгу один за другим мелькали планы побега. Ему было ясно, что если он не согласится стать агентом жандармерии, то немедленно будет брошен в тюрьму. Единственным средством было бегство. Но, поднявшись на второй этаж ресторанчика, Цзян Хуа понял, что убежать отсюда невозможно. Расплатившись за обед, он предложил Мэн Да-хуаню: