Все трое спустились по лестнице на дамбу и, пройдя по окаймленныму цветами тротуару, подошли к большой стальной конструкции у края огромной плотины.

В шлюзовую камеру как раз входили корабли. Как только они остановились, камеру закрыли стальные ворота, и она между плеч конструкции медленно опустилась до нижнего бьефа канала.

— Кое-где канал поднимается на большую высоту, — пояснил академик Навратил. — Чтобы каскады не мешали судоходству, они оборудованы такими вот «лифтами». Этот канал имеет большое экономическое значение не только для транспорта — он соединяет Чехословакию с тремя морями — но и для земледелия.

— Чудесное сооружение! — взволнованно сказал Северсон и добавил: — Все, что вы делаете, похоже на сказку!

Алена поняла причину грусти, прозвучавшей в голосе друга. Она сразу вспомнила разговор, который произошел в перерыве между заседаниями в главном зале Академии.

— Почему вы всегда говорите «делаете», «живете»?… Почему не скажете «делаем»?! Все, что вы видите вокруг, принадлежит всем, значит, и вам. Ведь, исследуя ледяные пустыни Арктики, вы рисковали жизнью не ради собственной наживы, а для общего дела. Так и мы все.

— Вижу, товарищ Северсон, что вы скучаете, — вмешался в разговор академик Навратил. — Я вас понимаю, я и сам без напряженной работы не выдержал бы и недели. «В труде и знании — наше спасение!» — это сказал еще Коменский пятьсот лет назад. Не хотел бы давать вам бесполезные советы. «Совет даст каждый дружок, да не всяк даст зерна мешок», — говаривал когда-то Гавличек. Предлагаю вам конкретное дело: хотите вместе с нами строить межзвездный корабль? Ведь вы — летчик, стало быть — техник…

Предложение Навратила было таким неожиданным, что Северсон не мог вымолвить ни слова. Зато Аленка бросилась к академику и горячо пожала ему руку:

— Спасибо вам!… Я сама хотела вас об этом просить…

— А я вас, как всегда, опередил! — по-мальчишески задорно сказал Навратил. — Ну, как, товарищ Северсон, согласны?

— Боюсь, что не справлюсь… — ответил тот нерешительно.

— Начнем с несложных заданий. Вам будут помогать… Но… — академик лукаво улыбнулся. — Но сотрудником нашего института вы станете только в том случае, если мой проект будет принят. Согласны?

— Соглашайтесь, Северсон! — шутливо подмигнула ему Алена. — Это значит, что должность вам обеспечена.

И действительно, на следующий день проект академика Навратила был принят абсолютным большинством голосов. Сразу же после этого началась подготовка к проведению эксперимента с космической ракетой на Луне.

Впервые за много-много лет Северсон взял в руки слесарные инструменты. Конечно, это были уже не те примитивные зубила и коловороты, которыми ему приходилось работать в дни своей юности. Но технику не надо долго объяснять; он и сам поймет, что к чему. Ничего не изменилось и в чертежной технике: белые линии на синьке ясно показывали порядок монтажа.

Экспериментальная космическая ракета прямо на глазах вырастала посреди огромного эллинга. Детали для нее изготавливали крупнейшие заводы всего мира; размеры выдерживались с невероятной точностью, и все же при монтаже не раз возникали осложнения и задержки. Чтобы успеть к намеченному сроку, работы велись круглосуточно.

Северсон работал с жаром, с энтузиазмом. Если бы не Алена Свозилова, он, наверное, и ночевал бы в эллинге. Но она настойчиво и ласково заставляла его соблюдать режим, и он не мог ей отказать: эта черноглазая девушка приобретала над ним все большую власть.

Космическая ракета была уже более чем наполовину построена, когда из Москвы в институт академика Навратила приехала Наташа Орлова. Северсон обрадовался, как мальчик, который после долгой разлуки увидел мать. Но его радость стала просто безграничной, когда он узнал о причине приезда Наташи: академик Навратил попросил проверить состояние здоровья своего сотрудника, чтобы определить, можно ли ему лететь на Луну.

После тщательного осмотра Наташа с подчеркнутой серьезностью сказала:

— Можно. Но…

Северсон насторожился: может, какие-то ограничения?

— Но с условием: вы должны писать мне и академику Тарабкину о состоянии вашего здоровья. Согласны?

— Согласен, Наташа! Обязательно буду писать! Я уже совсем здоров.

Он и впрямь чувствовал себя полным сил и энергии. Путешествие на Луну! Да разве можно было бы даже мечтать о нем?!

Его грудь распирало желание поделиться с кем-нибудь своей радостью, рассказать о том, что он начинает понимать новый, странно изменившийся мир и что этот мир принимает его, как равного среди равных… Но это было не свойственно ему, человеку неразговорчивому; он лишь молча улыбался.

— Не боитесь полета в Космос? — шутливо спросила у него Алена.

— Не боюсь. Не боялся же я полетов с Амундсеном.

— Хорошенькое сравнение! — возмутилась Алена. — Не хотите ли вы этим сказать, что полет на Луну может тоже закончиться трагично? Мы летаем туда трижды в неделю, и до сих пор не случилось ни одного несчастного случая!

— А когда стартуем?

— Завтра утром вылетим в Москву. После обеда, в четырнадцать, будем уже в космическом пространстве… — Алена задумалась. — Знаете что?… А не полюбоваться ли нам живой природой? На Луне нам будет очень не хватать ее.

Северсон охотно согласился: монтаж экспериментальной ракеты уже заканчивался, остались только астронавигационные приборы, с которыми возились специалисты.

Решили совершить небольшую прогулку по Влтаве. Алена взяла на прокатной станции моторную лодку и села за руль. Направились на юг, против течения реки.

Со светло-голубого безоблачного неба улыбалось солнце. Оно пригревало так щедро, будто забыло, что уже осень.

— Как чудесно у вас в Чехии… — сказал Северсон. — Здесь я чувствую себя как дома.

Алена молча одарила его благодарным взглядом. Да, Чехия действительно прекрасна. И не потому, что это — родина. А может, именно поэтому?

По дороге им встречались турбоплавы с экскурсантами, суетливые моторки, грациозные яхты. Тут и там неподвижно стояли лодки с рыбаками, лечившими нервы терпеливым ожиданием счастливого случая. На берегах виднелись виллы и дома отдыха.

Все, все было красивым, спокойным; все свидетельствовало о счастливой свободной жизни.

Каналы, плотины, мосты… Древняя Влтава была уже совсем не той, какой была во времена юности Северсона. Теперь она стала судоходной до самого Будейовице, — полноводная, широкая.

Двое на моторной лодке ехали все вперед и вперед, пока солнце не коснулось зубчатого гребня елового леса над скалистым берегом, а потом повернули обратно.

Не доезжая Праги, свернули в сторону небольшого канала, соединявшего Влтаву с маленьким искусственным озером вблизи Штеховиц. Уже совсем стемнело, поэтому Алена включила прожекторы. Гладь озера замерцала тысячами огней, которые отбрасывали фонари и окна домов на берегу. С противоположного берега слабый ветерок доносил звуки вечернего концерта.

— Остановимся на минутку, здесь действительно прекрасно… — тихо сказал Северсон.

Алена выключила мотор. Лодка еще несколько раз подпрыгнула на волнах и остановилась.

Над набережной появилась Луна. Все вокруг залило ее холодное зеленоватое сияние.

Луна сегодня не такая, какой была прежде. Это уже не та серебряная тарелка, что равнодушно светила путешественникам в мертвых просторах Арктики, а огромный шар, летящий в космическом пространстве вокруг Земли. Неужели это не наваждение: меньше чем через сутки соратник Амундсена впервые ступит на почву чужого, загадочного мира?!

И верится Северсону, и не верится. А вдруг до сих пор продолжается ледяной сон?

Нет, это реальность. Просто «человек из прошлого» попал в будущее и никак не может прийти в себя.

Свободные полдня в Москве Северсон использовал для визитов. Он повидался с Тарабкиным, Наташей Орловой, заглянул к Зайцевым. Но все это пронеслось мимо него, словно сон. Он жил будущим путешествием и опомнился только тогда, когда из громкоговорителей в зале ожидания космодрома прозвучали долгожданные слова: