Я размышлял.

— Простите, если мой вопрос вам покажется нелюбезным, но не нарушаете ли вы сейчас очень много правил каждую минуту? — спросил я.

— Конечно, нарушаю. Поэтому они и пришли за мной.

— У вас отнимут право, если вас поймают?

— Что вы! Я никогда и надеяться не могла, что получу право. Я отправлялась сюда, в двадцатый век, тайком, когда в лаборатории никого не было. То, что эта лаборатория дяди Дональда, облегчало дело, потому что, если б меня и поймали на месте преступления, у машины, я всегда могла бы сделать вид, что выполняю какое-нибудь его особое задание.

Мне нужно было достать соответствующую одежду, чтобы прийти сюда, но я не решилась пойти в обычную историческую костюмерную, поэтому я сделала зарисовки некоторых вещей в музее и по ним сшила себе кое-что. Как они вам нравятся?

— Все очень удачно и идет вам, — уверил я ее, — хотя насчет обуви что-то не так.

Она посмотрела на свои ноги.

— Так я и думала! Я не могла найти в музее ничего относящегося именно к этому периоду, — призналась она. — Ну, а затем, — продолжала она, — мне удалось совершить несколько коротких пробных поездок. Пришлось ограничиться короткими путешествиями, потому что длительность времени постоянна, то есть час здесь равен часу у нас, а мне не удавалось заполучить машину в свое единоличное распоряжение надолго. А вчера в лабораторию вошел один человек, как раз в тот момент, когда я выходила из машины. Он увидел на мне эту одежду и сразу понял, что я сделала, так что мне оставалось только сразу же вскочить обратно в машину — мне больше никогда не удалось бы к ней и близко подойти. А они бросились за мной, не потрудившись даже переодеться.

— Вы думаете, они снова придут? — спросил я.

— Да, думаю, придут. Но в следующий раз они будут одеты соответствующим образом.

— Они способны пойти на крайние меры? То есть, я хочу сказать, будут ли они стрелять или что-нибудь в этом роде?

Она покачала головой.

— О нет, это может вызвать довольно сильный хроноклазм, особенно если они убьют кого-нибудь.

— Но то, что вы здесь, наверное, уже вызвало целый ряд довольно мощных хроноклазмов? Что же хуже?

— Мои хроноклазмы все учтены. Я это проверила по историческим источникам, — ответила она довольно непонятно. — И они успокоятся, как только тоже догадаются проверить это.

Она на мгновенье замолчала. Затем с таким видом, будто нашла более интересную тему, заговорила снова:

— Когда в ваше время люди женятся, они надевают специальную одежду, да?

Казалось, что эта тема ее очень привлекает.

— Мне, пожалуй, нравится замужество в двадцатом веке, — сказала Тавия.

— И в моем мнении оно тоже поднялось, дорогая, — признался я. И в самом деле, я с удивлением отметил, насколько оно поднялось в моем мнении за последний месяц.

— В двадцатом веке супруги всегда спят в одной большой кровати, дорогой? — спросила она.

— Неизменно, милая, — уверил я ее.

— Смешно, — сказала она. — Не очень гигиенично, конечно, но все-таки очень мило.

Мы задумались над этим.

— Милый, ты заметил, что она больше не фыркает на меня? — спросила Тавия.

— Они всегда перестают фыркать, когда им предъявляют свидетельство, дорогая, — объяснил я.

Некоторое время беседа мирно текла по руслу личных тем, не слишком интересных для других людей. Наконец я сказал:

— Похоже на то, дорогая, что нам больше нечего беспокоиться по поводу твоих преследователей. Они бы уже давно явились, если б волновались так, как ты думаешь.

Она покачала головой.

— Мы должны по-прежнему, соблюдать осторожность. Но вообще что-то странно. Наверно, это из-за дяди Дональда. Он плохо разбирается в технике. Ты можешь судить об этом по тому, как он настроил машину, чтобы прийти к тебе, — с ошибкой на два года. Но нам ничего не остается делать, как ждать и соблюдать осторожность.

Я поразмыслил немного и сказал:

— Мне вскоре придется устроиться на работу. Тогда будет труднее следить, чтобы они не застали нас врасплох.

— На работу! — воскликнула она.

— Двое не могут прожить на те же деньги, что один. И жены всегда стремятся поддержать определенный уровень, и это справедливо, в меру, конечно. Та небольшая сумма, которая у тебя есть, недостаточна.

— Об этом нечего беспокоиться, милый, — заверила меня Тавия. — Ты ведь можешь что-нибудь изобрести.

— Я? Изобрести?

— Конечно. Ты ведь довольно хорошо знаешь радиотехнику, да?

— Ну, я прослушал курс по радиолокации, когда служил в КВФ.

— Ах, КВФ, Королевский Воздушный Флот! — воскликнула она восторженно. — И подумать только, что ты и в самом деле принимал участие во второй мировой войне! А ты был знаком с Монти или с Айком Эйзенхауэром?

— Лично — нет. Я служил в других частях.

— Какая жалость! Но вернемся к другому. Тебе надо будет достать какие-нибудь работы по радиоэлектронике, только посложнее, и я покажу тебе, что изобрести.

— Ты!.. Ага, понимаю. Но ведь это не очень этично, — произнес я с сомнением.

— Не вижу почему. В конце концов эти вещи должны же быть изобретены кем-нибудь! Иначе как я могла бы изучать их в школе?

— Я… мне надо немного подумать. — сказал я.

Наверно, это было простым совпадением, что именно в тот день я заговорил насчет преследования; по крайней мере это вполне могло быть совпадением. С тех пор как я встретил Тавию, я стал с подозрением относиться к совпадениям. Как бы то ни было, в это самое утро Тавия, выглянув в окно, сказала:

— Дорогой, там кто-то машет нам из кустов.

Палка с привязанным к ней белым носовым платком медленно раскачивалась из стороны в сторону. В бинокль я разглядел, что ею орудовал пожилой мужчина, почти совсем скрытый кустарником, который растет на склоне холма. Я передал бинокль Тавии.

— Ах, это дядя Дональд! Пожалуй, нам надо его принять. Он, кажется, один.

Я вышел из дому, прошел до конца дорожки и помахал ему рукой. Вскоре он вылез из кустов, неся палку с платком, как знамя. Его голос слабо донесся до меня: «Не стреляйте!»

Я поднял руки, чтобы показать, что я не вооружен. Тавия тоже вышла на дорожку и встала со мною рядом. Подойдя к нам, он переложил палку в левую руку, а правой приподнял шляпу и вежливо поклонился.

— О сэр Джеральд, как приятно вновь встретиться с вами, — сказал он.

— Он не сэр Джеральд, дядя, он мистер Ляттери, — сказала Тавия.

— Ай-ай-ай, как глупо с моей стороны!.. Мистер Ляттери, — продолжал он, — я уверен, что вам будет приятно узнать, что рана оказалась скорее неудобной, чем серьезной. Все кончилось тем, что бедняжке придется некоторое время полежать на животе и кушать стоя.

— Бедняжке? — спросил я, ничего не понимая.

— Тому, кого вы подстрелили вчера.

— Подстрелил?

— Это произойдет завтра или послезавтра, — быстро вставила Тавия. — Дядя, вы действительно не в состоянии правильно устанавливать рычаги. Это ужасно!

— Принцип-то я понимаю, моя дорогая. Но на практике немного путаюсь.

— Ну, неважно. Раз вы уже здесь, входите, — сказала она ему. — А платок можете убрать в карман, — добавила она.

Когда он вошел, я обратил внимание на то, что он быстрым взглядом окинул комнату и удовлетворенно кивнул, как бы одобряя достоверность обстановки. Он сел. Тавия сказала:

— Прежде чем мы начнем, дядя Дональд, мне кажется, ты должен знать, что я вышла замуж за Джеральда… за мистера Ляттери.

Доктор Гоуби пристально посмотрел на нее.

— Вышла замуж? — повторил он. — Зачем?

— Ох! — сказала Тавия. Затем она терпеливо объяснила: — Я люблю его, и он любит меня. Поэтому я стала его женой. Здесь это делают так.

Он покачал головой.

— Разумеется, мне известна твоя сентиментальная привязанность к двадцатому веку и его обычаям, моя дорогая. Но ведь тебе совсем не обязательно становиться туземкой… гм… точнее, тувременницей.