Быстро темнело. Перед ней замаячила перспектива провести первую ночь в Киото на улице. Она почувствовала отчаяние. И тут увидела человека с собакой. У него было молодое, интеллигентное лицо. Наверняка, он хорошо говорил по-английски. Извинившись, она задала диковатый вопрос:

— Здесь неподалёку должна быть гостиница, я не помню её названия…

Японец слегка опешил, но быстро справился с недоумением, поклонился и пригласил её следовать за ним. Собака побежала, натягивая поводок, словно взяла след. Через минуту они подошли к стеклянным дверям, за которыми легко угадывался полицейский участок. Она приметила его давно, но простая мысль зайти туда у неё не возникала. А вот японец сразу привёл её сюда, потому что в хорошо организованной стране каждый должен заниматься своим делом: он — гулять с собакой, а полиция — искать что-то потерявшееся, гостиницу, например. Она разочарованно поблагодарила, вошла в участок и принялась объяснять суть дела. Очень скоро выяснилось, что по-английски тут не говорит никто. И не понимает. Она бросилась вернуть человека с собакой, но клубок улиц уже бесследно поглотил его.

Полицейский куда-то позвонил по телефону, кому-то что-то объяснил. А, положив трубку, обратился к ней, словно рапортуя о проделанной работе. Она улыбнулась в ответ, стараясь не заплакать. Полицейский забрал у неё сумку с ужином, подал ей стакан воды, усадил на стул под прохладную струю кондиционера. Она немного успокоилась. Минут через пять завыла сирена и к двери подлетела полицейская машина с мигалкой. Молодой полицейский, выскочив на ходу, вбежал, запыхавшись. Хозяева участка встретили его радостно и бурно, повторяя явно для неё:

— Инглиш, инглиш!

Восстановить ход событий было нетрудно — по телефону вызвали из другого участка человека, владеющего английским. Очень скоро выяснилось, что по-английски парень знает почти столько же, сколько она по-японски. За окнами совсем стемнело. Запас сил и слов для объяснений был исчерпан. Она сидела понуро, представляя, как мечется в гостинице муж.

Теребя лежащую перед ней бумагу, она вдруг вспомнила о пристрастии японцев к наглядным пособиям и решила попробовать. Она стала рисовать. Полицейские заинтересованно сгрудились у стола. На листе обозначилось некое подобие Кремля — во всяком случае, пятиконечная звезда и куранты получились неплохо. Для верности она несколько раз повторила слова "Москва" и "Россия" на всех известных ей языках. Наибольшее оживление вызвал испанский вариант. Потом от башни отделился самолётик, двигаясь вдоль стрелки, у конца которой появились смутные контуры Японских островов. Кружок посередине самого большого острова был надписан словом "Токио", от него побежала другая стрелка к югу, к кружку с названием "Киото". Полицейские радостно закивали. Рядом с этой стрелкой возник вагончик и в нём две фигурки, выполненные в знаменитой манере палка, палка, огуречик… Один из человечков получил штанишки, другой юбочку, руки их сплелись и она произнесла слово "семья", для убедительности подписав под парой фамилию мужа. Затем человечки были помещены в домик с надписью "отель" на крыше. Взгляд знатока английского прояснился.

— Название! Как название Вашего отеля? — с трудом сконструировал он вопрос.

И, не получив ответа, изумлённо уставился на неё, соображая, как может человек не знать, где живёт. Оставалось самое трудное — объяснить, что гостиница где-то совсем рядом. Она обвела присутствующих широким жестом, словно приглашая их сплясать русскую, и, завершив это вступление, нарисовала на листе квадратик с излучающей свет мигалкой — полицейский участок. Она постаралась нарисовать его совсем рядышком с гостиницей, соединив их извилистой змейкой короткой улицы. Рисование было восприняли куда лучше, чем её лепет. Полицейский, явно старший в участке, взял в руки листок и принялся изучать его внимательно, как приказ начальства. Потом он вручил рисунок молоденькому сотруднику, напутствуя строгим начальственным голосом. Парень вытянулся в струнку, сказал: "Хай!" и прикипел к телефону, часто повторяя слово "Россия" и фамилию мужа, исковерканную почти до неузнаваемости. В конце концов, он, кажется, попал в точку. Взяв под козырёк, он подхватил её авоську и галантно открыл перед ней дверь на улицу — западному этикету киотская полиция была обучена куда лучше, чем английскому языку. Впрочем, кто же мог предвидеть, что сюда, на окраину Киото, далёкую от туристических улиц, забредёт иностранка. Да ещё и потеряется!

Не веря в успех, уныло шла она следом за полицейским столько раз пройденным путём. Через пять минут возник знакомый магазинчик. Но парень не свернул, а устремился дальше, и через двадцать шагов впереди замаячил другой магазинчик — точная копия первого и тоже на углу. Вязкая цепь маленьких домиков сыграла с ней злую шутку, запутав своей одинаковостью, малостью. Фонарь за поворотом высветил красноватую стену гостиницы. Полицейский вернул авоську, поклонился, улыбнулся и ушёл, оставив её осыпать благодарностями его удаляющуюся спину. Она высказала изумлённому администратору свои восторги по поводу работы киотской полиции, которая разыскала гостиницу без имени, имея в руках только её корявую картинку. И потратила на всю спасательную операцию не больше пятнадцати минут… Муж встретил её в номере встревоженный, бледный. Он ждал её, искал. И даже купил ужин. На столе лежали хлеб, сыр, две баночки йогурта, два апельсина… Они долго, счастливо смеялись, а потом, наскоро поужинав, уснули, обнявшись, на неудобной узкой кровати.

Утром официант в ресторане спросил их — американский завтрак или… И они хором ответили — японский! Потому что они были в Киото. Они запивали белый рис рыжим мисо-супом, а красную солёную рыбу — зелёным чаем. У гостиницы уже ждал туристический автобус с гидом, готовым показать участникам конгресса Киото.

— Вы русские?! — воскликнул севший по соседству профессор из местного университета.

Щуплый, низкорослый, на низких ногах — типичный житель Киото, непохожий на более крепких и высоких северян, он и разговор начал такой, какой на севере с ними ни разу не вели: о том, как важно, чтобы Россия вернула Японии Курилы. Из его горячей, взволнованной речи выходило: истинные японцы — только жители Киото. И судьба Японии их заботит больше, чем прочих обитателей японских островов.

Бесконечно переобуваясь в казённые тапочки, а то и просто шлёпая босиком по тёплым доскам пола, они входили в полутёмные дощатые храмы, вглядывались в тускло мерцающие толпы бронзовых плосколицых статуй с немыслимо бесстрастными глазами. Душно пахло старое дерево, дух сухой травы поднимался над татами, вокруг колыхался бумажно-деревянный, игрушечный мир Старой столицы… Возле знаменитого Чайного павильона на мостике через узкую речку сидели на скамейке девушки в кимоно. Их пухлые юные мордашки были наглухо забелены, глаза подведены красным. Пёстрые головки булавок мотыльками колыхались в высоких причёсках, яркие кимоно отражались в мелкой воде.

— Кукольная страна! — хмыкнул толстый американский профессор.

Знаменитый Сад Камней начинался вытоптанной аллейкой с сумятицей киосков, торгующих сувенирами и едой. Вспотевшая публика, как потоп, хлынула на небольшой деревянный помост, где полагалось усесться, чтобы насладиться Садом.

— Сейчас быстренько помедитируем и двинем дальше! — рассмеялся американец и плюхнулся на помост так, что скрипнули доски.

Туристы фотографировали камни, что-то жевали, детишки бегали вперегонки… Маленький серый Сад сжимался, загнанный в угол бойкой толпой, прятал свою непростую суть, оставляя снаружи неприглядные старые доски, грубые камни…

— Галька между камнями символизирует море, — щебетал гид.

— Наверное, на этой табличке написано: "Купаться запрещено"? — улыбнулся муж, указывая на столбик иероглифов. — Он всё время забывал, что в Японии не шутят.

— Где купаться запрещено? — остолбенел японский гид.

Длинная лестница привела к вершине холма.