«Свинарником» в католическом городке называют английский военный лагерь на вершине холма, который, словно замок средневекового феодала, символизирует неограниченную власть его обитателей над Крегганом. Раньше там был расквартирован батальон, теперь осталась «всего лишь» рота. Но по-прежнему маячат на улицах городка вооруженные патрули, по-прежнему идут повальные ночные обыски. Если дверь загудит под ударами прикладов днем, дело может ограничиться лишь тем, что солдаты просто зададут матери вопрос: «Где сейчас твой Билл?», или «Куда девался Майкл и почему не видно Джо?» А ночью...

Ребята не зря утверждают, что живут как в тюрьме. «Делаешь уроки или завтракаешь и вдруг видишь, что носом к стеклу прилип английский солдат, подозрительно разглядывающий тебя», — жалуется один. «Самое ужасное, когда ночью всех поднимают с кровати и сгоняют в холодную гостиную. Пока солдаты роются в вещах, простукивают стены, иногда даже снимают выключатели и розетки, так закоченеешь, что зуб на зуб не попадает. После этого несколько дней на уроках ничего в голову не лезет. А моя маленькая сестренка во время обыска настолько перепугалась, что, как увидит английского солдата, сразу в рев», — рассказывает другой школьник.

Видели крегганские ребята и дела пострашнее. В одном классе стена и потолок испещрены выбоинами от пуль. Однажды во время уроков озверевший британский парашютист просто так, наобум, открыл стрельбу по окнам. По счастливой случайности никто из учеников не пострадал. Но после того как смолкли автоматные очереди, перепуганные ребятишки еще долго не хотели вылезать из-под парт, куда забились при первых же выстрелах. Каждый знал, что вот так же, случайно, во время стычки английских солдат с волонтерами «временной» ИРА (1 В 1970 году из Ирландской республиканской армии (ИРА) выделилось «временное крыло», делающее ставку на террор в борьбе против британского господства в Ольстере.) были убиты две ученицы из средней женской школы святой Цицилии здесь же, в Креггане.

И когда на уроке истории, рассказывая о битве при Гастингсе или Столетней войне, учитель говорит: «В учебниках написано: «Наши рыцари, словно вихрь, обрушились на врага»! Вычеркните слово «наши» и напишите «английские», — ученики воспринимают это как должное. Они без запинки расскажут и о том, о чем умалчивают школьные учебники: как текли по улицам Дублина в 1916 году реки крови во время «пасхального восстания», жестоко подавленного английскими войсками. И как 60 лет спустя их отцов и старших братьев бросают в плавучие тюрьмы в гавани Белфаста только за то, что они добиваются равенства и свободы. И чуть ли не у каждого крегганского мальчишки есть «резиновая пуля» — тупоносый цилиндр из пластмассы четырех дюймов длиной, которыми английские солдаты разгоняют демонстрации католиков. Любой из них со знанием дела объяснит, что такая пуля только оставляет кровоподтеки и синяки, а убить может лишь с близкого расстояния. «Поэтому, если начинается заварушка, нужно держаться от солдат подальше. Все равно они камней не боятся, у них щиты» — этот совет старших ребят мальчишки усвоили твердо.

Знают ребята-католики, что после школы, когда им исполнится шестнадцать, они станут безработными. Девушки, если повезет, еще могут устроиться на швейную фабрику, продавщицей в магазин или уборщицей в паб там, внизу, в Дерри. Парни же обречены тщетно обивать пороги контор или напрасно простаивать у заводских ворот. Вечером они вернутся в тесноту неуютных жилищ, где висят под потолком голые 40-ваттные лампочки — с абажуром младшие братья и сестры, готовящие на завтра уроки, вообще ничего не разглядят, — где далеко не у каждого члена семьи есть своя кровать.

Английский журналист Антони Бейли рассказывает об одной характерной сцене, свидетелем которой он был в Креггане. На Сентрал-драйв, вдоль которой выстроились небольшие магазинчики со стальными дверями и толстыми ставнями на затянутых частой проволочной сеткой окнах, маленький мальчик играл на тротуаре мячиком, напевая в такт: «Протестанты забрали все дома... Протестанты забрали все дома...» Подошедший священник останавливает его и поправляет: «Так петь неправильно. Не забывай, мое дитя, что наш господь, Иисус Христос, родился в конюшне». Священник удаляется, а малыш возобновляет игру, напевая: «Наш господь, Иисус Христос, родился в конюшне, потому что протестанты забрали все дома».

Подростки в Креггане не настолько наивны, чтобы распевать подобные песенки. Зато по воскресеньям их всегда можно увидеть в толпе на площади Ватерлоо в Дерри. И когда очередной оратор говорит в микрофон, что Ольстер — самый большой концентрационный лагерь в Европе, кулаки их непроизвольно сжимаются, а глаза загораются злым огоньком.

С. Милин

Чудо, которое нельзя потерять

Летишь над знакомой тайгой и видишь то черноту свежих пожарищ, то плешины вырубок, то рубцы новых трасс. Ушло в далекое прошлое и само понятие былой таежной беспредельности, а все не можем мы подчас отказаться от прежних представлений. Когда создавался Сохондинский заповедник, о необходимости которого шесть лет назад писал «Вокруг света» (№ 4 за 1973 г.), мне нередко приходилось слышать (даже от ученых) мнение о том, что нет необходимости заповедовать территорию, удаленную от крупных центров, тем более что там на нее не покушается ни лесная, ни иная промышленность.

Но вот прошло лишь пять лет со дня открытия заповедника, а один из прилежащих к нему участков уже частично вырублен. Правда, рубил здесь не леспромхоз, а местный лесхоз, но ведь сваленным лиственницам и соснам безразлична ведомственная подчиненность бензопил... Так что граница нового заповедника кое-где вскоре обозначится не только столбами и надписями, но и стеной нетронутого леса.

Однако вглядимся попристальней, что изменилось на Сохондо за минувшие годы.

Поселку Кыре, где расположилась центральная усадьба заповедника, в прошлом году минуло 250 лет. Возникла Кыра как пограничный казачий караул, а сейчас это сравнительно тихий районный центр, заботы которого связаны главным образом с развитием сельского хозяйства, в первую очередь овцеводства. Прямо надо сказать, что заповедник — и как природоохранительный объект, и как учреждение — не сразу вписался в устоявшуюся жизнь района. Только с приходом нынешнего директора Андрея Андреевича Васильченко, ранее работавшего старшим научным сотрудником в Байкальском заповеднике, положение заметно улучшилось.

А. А. Васильченко — охотовед и орнитолог, в прошлом опытный промысловик, старый работник системы охотнадзора, возглавлявший в свое время бригаду по борьбе с браконьерством на Байкале. Его рассказам на эти темы мог бы позавидовать любой автор приключенческих произведений. Он обладает хорошей хозяйственной сметкой, отлично разбирается в людях, не прерывает научную работу, готовясь к защите кандидатской диссертации о птицах Забайкалья.

Вместе с ним мы подходим к свежесрубленному деревянному зданию на одной из центральных улиц поселка. Над крыльцом вывеска: «Сохондинский государственный заповедник Главохоты РСФСР». Во дворе стоят машины, построен новый гараж, склад. В другом бревенчатом доме временно располагаются научные сотрудники — географ, ботаник, метеоролог. Внутри помещения — обычная лабораторная обстановка, столы с рукописями и журналами, приборы, книги. Оформляется очередной том «Летописи природы», обрабатываются данные метеорологических и фенологических наблюдений, продолжается пополнение ботанических и зоологических коллекций.

Я пробегаю взглядом по корешкам книг — для начинающего учреждения библиотека уже довольно солидная. Просматриваю дневники и записи, а сам возвращаюсь мысленно к тем доводам, которые мы приводили пять лет назад, обосновывая необходимость создания этого заповедника. Верны ли они были? Не занимались ли мы тогда прожектерством?