Нельсон полагал, что Наполеон готовится неожиданно вторгнуться и захватить Лондон. Для этого ему хватило бы примерно 40 тыс. солдат. Половину из них он мог высадить к западу от Дувра, а остальные — к востоку от города. Доставили бы армию вторжения к английским берегам 200—250 канонерских лодок, которые в благоприятную погоду в состоянии форсировать пролив за 12 часов. Военный же флот Франции, предприняв диверсию против Ирландии, отвлек бы английские военные корабли от пролива.

Многие строили предположения о замыслах Наполеона и возможном ходе вторжения в Англию. Например, один из видных офицеров английского флота, М. Е. Планкетт, смотрел на дело очень мрачно. «Полки наши,— писал он,— будут столько сопротивляться неприятелю, сколько этого можно надеяться от их небольшого числа. Но полки эти, из которых нужно отделить, по крайней мере, 30 000 человек для защиты Ирландии, составили бы тогда армию не более как в двадцать или двадцать пять тысяч человек. К этим 25 000 можно прибавить еще солдат-ветеранов... Что те касается до наших воинственных поселян, то можно ли серьезно назначать им действительную роль в этой быстрой борьбе, которая решит участь Англии или, по крайней мере, участь столицы? Есть случаи, когда вооружение крестьян может остановить движение армии, но в Англии для этого недостает двух необходимых вещей: времени и пространства. Армия, высаженная на берега Сассекса, через два дня будет в Лондоне» (11).

Тревога, владевшая англичанами, передалась газетам. В Англии тогда печать уже была довольно сильна. Газеты упрекали правительство в недостаточности предпринимаемых мер обороны, требовали, самых энергичных усилий в этом направлении.

Адмирал Нельсон мыслил военно-морскими категориями и считал необходимым легкими кораблями флота истребить собранную французами в проливе армаду до того, как она двинется через пролив.

Адмирал полагался на средства, с которыми ему приходилось иметь дело.

Уильям Питт мыслил значительно шире, чем Нельсон. Как истинный англичанин, премьер-министр любил и ценил флот, может быть, и преувеличивал его роль в войне, но понимал, что с помощью одного флота нельзя, не только выиграть войну, но даже снять угрозу французского вторжения в Англию. Необходимо наступление сухопутных армий на Францию с востока и северо-востока. Именно поэтому Питт, не покладая рук и не жалея золота, трудился над созданием третьей коалиции против наполеоновской Франции. И в наиболее опасный для Англии момент, в августе 1805 г., русские войска под командованием М. И. Кутузова вступили в Западную Европу.

Навстречу Кутузову Наполеон двинул булонскую экспедиционную армию. Английские политики, допустившие столько ошибок в своих планах борьбы против Бонапарта, не имели серьезной уверенности в том, что русским удастся избежать поражения. А успех французов означал бы, что угроза появления их на Британских островах только отсрочена. Лишь значительно позднее выяснилось, что самоотверженные действия русских армий избавили Англию от вторжения наполеоновских войск. «План Наполеона высадить стратегический десант на Британские острова был тщательно разработан, однако в нем имелся грубый политический просчет, выражавшийся в неправильной оценке позиции России. Наступление русских войск под командованием М. И. Кутузова в Европе привело к тому, что план Наполеона форсировать Ла-Манш провалился» (12).

Нельсон надеялся отдохнуть в Англии месяц-полтора. Случилось, однако, так, что ему удалось пробыть дома всего 25 дней. И эти дни не были днями отдыха и покоя. Адмирал часто ездил из Мертона в Лондон. Там страшно тревожились по поводу того, что французы и испанцы могут собрать свои флоты в один мощный кулак, и желали знать мнение Нельсона о степени опасности и мерах дли ее предотвращения. С ним много раз беседовал Уильям Питт, встречались министры, принц Уэльский — наследник престола и, конечно, Бархзм — новый глава адмиралтейства.

Тревога в Лондоне имела под собой весьма реальные основания. «Пока Нельсон находился в отпуске в Мертоне,— пишет К. Ллойд,— планы вторжения, которые строил Наполеон, вполне созрели. Жантийома в Бресте и Вильнёва в Ферроле бомбардировали приказами, требовавшими выйти в море. Не теряйте ни минуты и входите в Ла-Манш вместе с моими объединенными флотами. Англия наша. Мы полностью готовы. Люди и снаряжение погружены на суда. Придите всего на 24 часа, и все будет кончено» (13).

Бархэму было уже 80 лет, но он не утратил способности разбираться в обстановке. Нельсона он близко не знал, однако быстро усвоил суть его соображений и проникся доверием к ним. В руководящих кругах создалось единодушное мнение, что в предстоящем решающем сражении между английским и объединенным франко-испанским флотами командование должно быть поручено Нельсону. Срочно, неотложно требовалась решительная победа на море, и только Нельсон мог привести английский флот к ней. Кальдеры в такой ситуации совершенно не годились.

В конце августа Питт сказал Нельсону, что его услуги, вероятно, понадобятся очень скоро. При очередной их встрече были обсуждены все возможные варианты будущей битвы с вражескими флотами. Питт поставил прямой вопрос: «Кто должен командовать предстоящей операцией?». Нельсон ответил: «Вы не найдете лучшего человека, чем нынешний командующий — Коллингвуд». Адмирал Коллингвуд, как мы помним, друг Нельсона, в тот момент руководил средиземноморской эскадрой. Можно ли считать рекомендацию искренней? Едва ли. Уж слишком любил Нельсон морские баталии, чтобы упустить случай взять на себя командование английским флотом в таком большом и важном сражении. Питт без колебаний отверг предложение Нельсона, заявив: «Нет. Это не подойдет. Вы должны взять на себя командование». Нельсон заявил, что готов отплыть немедленно (14).

В предстоящем сражении англичане надеялись не просто добыть победу, а решительно сокрушить военно-морскую мощь врага (во всяком случае, такая ставилась задача). Нельсон не мог не понимать, что сражение потребует больших жертв. В те дни адмиралы и капитаны в разгар боя находились на верхней палубе и подвергались той же опасности, что и рядовые матросы. Нельсон в битвах лишился глаза, затем руки, и никто не мог дать гарантий относительно того, что на сей раз шальное ядро не отнимет у него саму жизнь.

Когда все формальности с назначением вице-адмирала были исполнены, он написал своему верному другу, банкиру Дэвисону: «Я могу очень много потерять и очень мало приобрести» (15). И в самом деле, он прославился на всю Европу, занимал достаточно высокий пост, любил и был любим. И все это он мог потерять в один миг!

Но, несмотря ни на что, Нельсона радовало его назначение. В том же письме к Дэвисону он поясняет: «Я иду потому, что это правильно и необходимо, и я сослужу верную службу моей стране» (16). Для Нельсона сознание долга — тот внутренний голос, который диктовал ему образ действий.

Отъезд Нельсона из Англии ускорился из-за того, что адмирал Вильнёв сумел ускользнуть со своими кораблями из Виго и Ферроля и скрыться в открытом море. Куда он направился, в Лондоне не могли установить почти две недели. «Страна,— пишет А. Т. Мэхэн,— переживала в течение двух недель слишком большой страх, чтобы пойти на риск и снова ощутить его» (17).

2 сентября один из друзей Нельсона, капитан Блэквуд, неожиданно появился в Мертоне в 5 часов утра. Адмирал уже встал, был одет и даже позавтракал. Увидев Блэквуда, он понял: произошло что-то из ряда вон выходящее. Тот ехал со срочным донесением в адмиралтейство от Коллингвуда, но предварительно решил сообщить новость — архиважную — Нельсону: Вильнёв наконец нашелся. Он со своей эскадрой в Кадисе, соединился с основными силами союзного испанского флота. Для какой цели там собралось столько линейных кораблей врага, неизвестно.

13 сентября 1805 г. Нельсон покинул Мертон. Утром на следующий день он прибыл в Портсмут, где его ожидал «Виктори». За полчаса до полудня личный флаг адмирала взвился над кораблем, и в 14 часов Нельсон вступил на его палубу. В тот момент, как и вообще в последние дни пребывания на английской земле, он находился в радостно-приподнятом настроении — в отличие от своих соотечественников, обуреваемых мрачными предчувствиями и страхом.