Воспоминания о недолгом счастье, радость нежданной встречи, надежды и сомнения поглотили его настолько, что он не замечал ничего и никого вокруг.

Между тем один из приближенных Иверса, войдя в номер хозяина и сняв шляпу, сказал:

— Сэр, мы обратили внимание, что вокруг гостиницы крутится какой-то человек. Кое-кто из нас узнал его: этот тот самый парень, которого вы приказали повесить в Денвере.

Иверс скрипнул зубами и сделал такой жест, будто его руки сжимались вокруг воображаемого горла.

— Так пристрелите его! Доделайте свою работу!

Мужчина переступил с ноги на ногу.

— Он приехал в Шайенн с какими-то десперадос[6].

— Их много?

— Больше чем нас.

Глаза Иверса злобно сузились; было видно, что он напряженно размышляет, пытаясь принять единственно верное решение.

— Ладно, — наконец сказал он, — поступим иначе. Снимите охрану вокруг гостиницы, в общем убирайтесь отсюда, да побыстрее! Позвольте этому парню войти. Я справлюсь один.

У Иверса было такое выражение лица, что его собеседник попятился, не решившись расспрашивать. Едва он ушел, Джозеф спустился вниз и переговорил с портье. А после вернулся к себе.

Когда Эвиан вошла в номер с покупками, ее встретил муж.

Молодая женщина не ожидала его увидеть — она предполагала, что он поздно вернется из «Шайенн-клаба», или из гостей, или публичного дома. К этому времени она надеялась придумать, как защититься от его домогательств.

— А где Хейди? — спросила она про няню.

— У Надин.

— Дункан тоже там?

— Он здесь, со мной, — сказал Иверс.

Он вышел в соседнюю маленькую комнату и спустя минуту появился с ребенком на одной руке и с армейским кольтом в другой. Эвиан ничего не понимала и только чувствовала, что сейчас произойдет что-то ужасное.

— В Шайенне объявился твой дружок. Он сопровождал тебя от магазина до гостиницы, но ты этого не заметила. Зато его увидели мои люди, — Иверс говорил деловито и холодно, и его взгляд был злым и твердым. — Не сомневаюсь в том, что он заявится сюда. Ты его впустишь и скажешь ему, чтобы он убирался на все четыре стороны, а главное — навсегда. Я буду там! — Он кивнул на дверь. — Если ты посмеешь произнести что-то лишнее, с ребенком случится несчастье. Мало ли младенцев ломают себе шею, когда их случайно уронят, или задыхаются во сне! А твой дружок получит порцию свинца.

Эвиан сжала руки то ли в отчаянии, то ли в мольбе. Ее охватил обжигающий удушливый ужас.

— Вы не сможете!

— Еще как смогу! Я не верю, что этот парень — мой, так что тебе ничто не поможет. Теперь у меня есть внук, а этот мальчишка мне даром не нужен! Но если ты спровадишь своего приятеля, так и быть, я выделю твоему ребенку место в своих владениях.

— Отдайте мне моего сына!

— Стой! — железное дуло уперлось ей в грудь. — Делай, что я говорю.

Эвиан села на стул. Так она проводила на ранчо долгие часы: не двигаясь, не думая и почти ничего не чувствуя.

Прежде ей казалось, что муж не владеет ее страхом, однако теперь она отчаянно боялась, боялась за Дункана. А Кларенс? Иверс вполне способен исполнить свою угрозу!

Полные радости и мучительной горечи воспоминания тронули ее душу и… исчезли. Сейчас, когда нагрянул настоящий, неподдельный страх, страх за других людей, все остальное казалось надуманным и пустяковым.

Она не знала, сколько прошло времени, когда раздался тихий стук в дверь. Эвиан поднялась и открыла. Снаружи стояла испуганная горничная.

— К вам какой-то человек, мэм. Он спрашивает, можно ли войти. Он… он настаивает, а я…

— Пусть войдет.

Эвиан отступила. Она была вынуждена пригласить Кларенса в ловушку.

Совсем рядом притаилась смерть, которой было довольно легкого движения, чтобы сокрушить сразу одну или даже две хрупкие жизни. Однако Эвиан осознавала, что в ее власти спасти и Дункана, и Кларенса, какое бы сильное напряжение ей ни пришлось перенести и каким бы тяжелым ни было ее личное несчастье.

Войдя, Кларенс уставился на Эвиан. Она молчала, и ее глаза были как прежде — измученными, но прекрасными.

Он вспомнил, как прижимал к груди ее вещи и как его сердце болезненно сжималось от потери самого ценного, что у него когда-либо было.

Сейчас она вновь была рядом и вместе с тем, — он чувствовал это, — где-то неизмеримо далеко.

— Эвиан! Ты одна?

— Да.

— Где Иверс?

— Он… еще не вернулся.

Кларенс перевел дыхание.

— Мне не верится, что я вновь тебя вижу! Что я здесь. Да, это я. Мне повезло, я выжил. Я не знал, что встречу тебя в Шайенне, я думал, что ты на ранчо. У меня мало времени. Тебе наверняка пришлось нелегко. Прости, что меня долго не было. Но теперь я пришел… Пришел, чтобы забрать тебя с собой.

Эвиан видела, что он в чем-то неуловимо изменился. Прежде Кларенс излучал пылкую юность, неудовлетворенность, честность, неистовство и самозабвенную искренность. Теперь на его облик словно упали какие-то тени, глаза чуть потускнели, и линия рта сделалась более жесткой. Что он делал все это время? Какую частицу его души унесла их разлука? Молодую женщину не покидало чувство, словно его тоже сдерживают некие невидимые оковы.

— Я… я рада, что ты жив! — в этом Эвиан не могла не признаться. — Вот только… не думаю, что это хорошая затея. Он все равно нас найдет.

— Не бойся. На этот раз все будет иначе. Мы поедем в…

— Кларенс! Не надо.

Он сделал шаг вперед с явным намерением взять ее за руку, но она поспешно отступила.

— Прошу, не трогай меня!

Во взоре Кларенса отразились недоумение и боль.

— Почему? Ты помнишь о том, что у нас было? Помнишь оленью тропу?

Молодая женщина незаметно сжала кулаки.

— Конечно, помню.

— Он измучил тебя? Где он? Я убью его и…

Она вновь перебила:

— Все как обычно. Жизнь продолжается. Я привыкла к ранчо и… подружилась с Надин.

Кларенс едва заметно усмехнулся.

— Я вас видел.

Уловив перемену в его настроении и внезапно прорвавшуюся ожесточенность, она прошептала:

— Одна трагедия влечет за собой другую, и… иногда наступает какой-то предел. Это судьба.

— Нет большей трагедии, чем та, что произойдет, если я уйду, а ты останешься. Пойдем вниз, сядем в седло и…

— Под утро нас найдут с простреленными головами.

— Он не посмеет, — убежденно произнес Кларенс и осторожно, не желая раньше времени говорить правду, добавил: — У меня есть прикрытие. Я не один.

Эвиан бессильно опустила руки.

— Нет, все напрасно. Я его жена, и закон на его стороне. Разговор затянулся. Уходи, Кларенс.

Невыносимое чувство потери обдало его сердце холодом, и он довольно резко произнес:

— Плевать на закон! Он нам ничем не помог! Что с тобой происходит? — А поскольку Эвиан не отвечала, неожиданно тихо, проникновенно и мягко добавил: — Ты ведь знаешь, насколько ты мне дорога, знаешь, что я люблю тебя и ради тебя я способен на все!

Она закрыла глаза, и на мгновение ей почудилось, будто еще немного — и она сдастся. Слова и чувства хлынут потоком, и она откроет Кларенсу правду. Что-то словно пульсировало у нее внутри, билось и ранило, стремясь прорваться наружу.

«Если зов достаточно сильный, ты должна на него идти», — говорила Зана.

Чувствуя, как подступают слезы, Эвиан замотала головой. Нет, надо увести разговор в сторону.

— Мне было нелегко привыкнуть к нашим отношениям. Охотнее всего я бы осталась одна. Похоже, моя молодость закончилась, не начавшись. Сейчас я хочу только покоя.

— С Иверсом?!

— После того, что произошло у нас с тобой, я стала ему безразлична. Меня это вполне устраивает. Мне кажется, я не смогу быть счастлива ни с одним мужчиной.

— Ты имеешь в виду постель? Ты же знаешь, я бы не стал тебя принуждать!

— Но ты желал бы этого и рано или поздно разозлился бы на меня.

— Разве такое было раньше?

— Мы слишком мало пробыли вместе. Тогда во мне еще жила какая-то надежда, а теперь — нет. Все потеряно и, похоже, навсегда. — Эвиан набрала в грудь побольше воздуха, медленно закрыла глаза и выдохнула: — Я устала. Устала от всего. Мое сердце опустело. Оставь меня в покое. Уходи.