Всё кругом черно от сутан.

Патеры, присутствующие здесь, это — всё миссионеры, съехавшиеся со всех концов света.

Блестящий смотр накануне триумфа.

Это торжественное собрание.

Academia polyglotta.

Оркестр исполнил увертюру Верди в «Силе судьбы», и на кафедру поднялся человек с сильно выраженным семитическим типом.

Послав глубокий поклон залитым пурпуром «князьям церкви» и «рядовым» чёрным сутанам, он заговорил горячо, страстно на каком-то красивом, величавом, но странном языке.

Это Шкубралла Мубарак, миссионер, приехавший с Ливана.

Он на древнееврейском языке прославляет научные труды папы.

За ним вслед поднимается другой семит, пожилой, с огненными глазами, и говорит на странном, гортанном языке, с выкриками, с какими-то необыкновенными звуками.

Это Франческо Каттула, халдей.

За ним следует сириец, турок, араб.

На кафедре появляется человек с орлиным профилем.

Это Андреа Моловик, албанец.

Статный и красивый араб Калиан-Бехнам не говорит, а поёт.

Чёрный, словно обожжённый солнцем, курд Джованни Ниссан, из Курдистана.

Все они славят и прославляют папу, каждый на своём языке.

И словно музыку слушают князья церкви и солдаты-миссионеры эти непонятные речи.

Это говорит вселенная.

Снова гремит оркестр увертюру к «Горациам и Куриацам» Верди, — и на кафедре два человека с жёлтыми плоскими лицами, узенькими, косо прорезанными глазками.

Это Джуэн и Паоло Тьен, китайцы. Они восхваляют подвиги и страдания миссионеров в Китае.

За ними вырастает на кафедре огромный негр.

Это Андреа Нгхиди, кафр.

Его сменяет коричневый сингалез, с ласковыми и нежными глазами, — Маттео Коккикуннель.

И чем дальше звучат эти непонятные речи, тем больше и больше растёт восторг собрания.

Это вселенная всеми голосами мира славит папу.

Этот странный «дивертисмент» длится без конца.

Словно во сне всё это видишь и слышишь.

По рядам слушателей то там, то здесь пробежит улыбка радости.

Армяне, поляки, шведы, испанцы, англичане услыхали с кафедры родную речь.

Я вздрагиваю.

Раздаётся русская речь.

Станислав Бортновский произносит по-русски речь в честь папы.

Я смотрю на аудиторию.

Вздрагивают то там, то здесь, услыхав родную речь среди этого столпотворения.

Голландский язык сменяется румынским, румынский — греческим, греческий — немецким.

Прозвучала венская музыка «Танца часов» из «Джоконды» Поккиели, и на кафедре появился проповедник — индеец Северной Америки, Альберто Неганквет.

За ним вырастает зулус, Луиджи Моисхонга.

Словно какая-то феерия разыгрывается перед вами.

Вся эта пестрота говоров, разнообразие представителей стран, самый порядок, в котором они говорят, Палестина, Мадагаскар, Венгрия, Канада, Китай, рассчитано на то, чтоб поразить воображение.

Это экзальтирует миссионеров.

Перед ними воочию римская церковь покрывает вселенную.

И когда последний из проповедников кончает свою речь, на кафедру поднимается ректор-академик Пропаганды и заканчивает собрание коротенькой речью:

— Перед вами говорили не слабые люди, — вы слышали голос святой римской церкви. Она говорила на своём латино-греческо-еврейско-халдейско-сирийско-турецко-самаритянско-испанско-албанско-арабско-курдско-армянско-кельтско-французско-кафрско-польско-португальско-шведско-коптско-английско-русско-немецко-китайско-сингалезско-индейско-ирландско-зулусско-венгерско-румынско-эфиопско-голландско-норвежско-итальянском языке. На языке всей вселенной. Всюду римская церковь несёт христианскую культуру, нет уголка, где бы не слышалось нашей латинской речи. И на её речь вселенная всеми языками отвечает хвалами Святому Отцу.

Грянувший после этого торжественный марш зазвучал особенно победно.

С горящими глазами шли под его звуки миссионеры.

Словно римские легионеры шли сражаться и побеждать мир.

Все углы улиц заклеены огромными жёлтыми афишами:

— Римляне, иллюминуйте завтра, в день 25-летнего юбилея папы Льва XIII, ваши окна!

Перед церквами толпятся нищие.

Патеры даром раздают лампады для того, чтобы зажигать их на окнах.

Нищие тут же на папертях десятками перепродают их скупщикам.

Всё делается для того, чтобы завтра вечером иллюминованный Рим имел вид «папского Рима».

И какой крошечной, жалкой, ничтожной кажется эта «политическая» манифестация перед той грандиозной, которая устроила сегодня пропаганда в виде предисловия и пояснения к завтрашнему триумфу.

25 лет тому назад, 3 марта 1878 года, кардинал Мертель, исполняя обязанности архидиакона, возложил на голову Леона XIII золотую митру и громким, дрожащим от волнения голосом произнёс сакраментальную гордую формулу:

— Accipe Thiaram, tribus coronis ornatam, et scias te esse Patrem principum et regum, rectorem orbis, in terra Vacarium salvatoris Nostri I. C. cui est honor et gloria in saecula saeculorum.

«Прими тиару, украшенную тремя коронами, и знай, что ты отец властителей и царей, правитель мира, наместник на земле Спасителя нашего Иисуса Христа, Ему же честь и слава во веки веков».

Это происходило в Сикстинской капелле.

С Ватиканского холма отлично виден Квиринал.[60]

С Квиринальского холма отлично виден Ватикан.

Но Ватикан не желает замечать Квиринала. Квиринал не желает замечать Ватикана.

Они стоят друг против друга, друг друга не видя. Как поссорившиеся Иван Иванович с Иваном Никифоровичем.

Рядом с трагедией завоевания мира католицизмом разыгрывается водевиль.

И на этой водевильной почве произошло событие, в своё время наделавшее «ахов» и «охов» в дипломатии, над которым посмеются историки.

25 лет тому назад полицейский инспектор Борга, улиц, прилегающих к собору св. Петра, чин небольшой, немногим разве больше участкового пристава, как и все другие чиновники, получил из министерства внутренних дел бумагу:

«Его превосходительство, г, министр внутренних дел извещает вас, что так как правительству официально ничего неизвестно об избрании нового папы, то власти и чиновники должны воздержаться от какого бы то ни было участия в торжестве, которое духовенство устраивает, чтоб отпраздновать это событие».

Получив такую бумагу, участковый пристав не замедлил уведомить «находящийся в соседстве с его участком Ватикан», что так как правительство никто официально не уведомлял о восшествии на престол нового папы, а по дошедшим до него, участкового пристава, сведениям в соборе св. Петра готовится торжество, то он, участковый пристав, не ручается за порядок на находящейся в его районе и вверенной его охране площади св. Петра.

Не зная официально ничего об избрании нового папы, правительство не может предоставить в распоряжение Ватикана ни войск ни усиленного наряда полиции. И он, участковый пристав, решительно не отвечает за то, что могут сделать исступлённые католики или возбуждённые анти-клерикалы.

Криспи[61] через участок сносился с Ватиканом и объявлял шах чрез участкового пристава, срывая коронацию.

В ответ на сообщение участкового пристава в Ватикане собрался совет из 60 кардиналов, под председательством папы.

Как быть?

По законам церкви об избрании, сейчас же как только конклав выберет из своей среды нового папу, возвещается с балкона св. Петра.

Кардинал, глава ордена диаконов, выходит на балкон и провозглашает «urbi et orbi», — Риму и миру:

— Annunzio vobis gaudium magnum, habemus Pontificem, Eminentissimum et Reverendissimum Dominum… qui sibi nomen imposuit…

«Возвещаю вам великую радость: мы имеем первосвященником высочайшего и чтимейшего владыку (имя избранного кардинала), который возложил на себя имя (имя, под которым он желает царствовать).»

Затем об этом сообщается всем иностранным дворам, имеющим своих послов при римской курии, чрез посредство этих послов.