Травец собрал выигрыш, отсчитал десять золотых и передал их Кори: "Больше не будет претензий?" Он повернулся к другим бандитам: "Еще разок?"

"Нет уж, — отказался Эсте. — У меня уже рука болит от таких упражнений".

"И с меня хватит, — подхватил Кеган. — Не понимаю, почему монеты так странно летают. Мечутся из стороны в сторону, как ласточки в чулане, а горшок их отпугивает, словно у него внутри ад кромешный!"

Кеган подошел посмотреть на горшок и поднял его. Из горшка высунулась черная рука и ущипнула его за нос. Кельт вскрикнул и выронил горшок — тот разбился на сотню черепков. Никто не заметил никакой руки, и разъяснения Кегана встретили со скептицизмом. Травец сказал: "Крепкое пиво ударило тебе в голову! Вот тебе и мерещится всякое".

Приблизился хозяин заведения: "Зачем вы разбили мой горшок? Он денег стоит. Я требую возмещения убытка!"

"Твой горшок и так уже обошелся мне слишком дорого! — взревел Кеган. — Не заплачу за него ни поддельного гроша, если ты не возместишь мои убытки!"

Кори выступил вперед: "Хозяин, успокойтесь! Я руковожу этой компанией и заплачу за горшок. Будьте добры, принесите еще пива и оставьте нас в покое".

Угрюмо пожав плечами, трактирщик удалился и вскоре вернулся с кружками пива. Тем временем Кори оценивающе разглядывал Травеца: "Ты ловко бросаешь монеты. Какими еще навыками ты можешь похвастаться?"

Травец слегка усмехнулся: "На ком их показать?"

"Я буду беспристрастным арбитром".

Травец обвел взглядом лица головорезов: "Измаэль, у тебя крепкие нервы. Иначе твои преступления давно свели бы тебя с ума".

"Все может быть".

"Тогда будь добр, встань вот сюда".

"Сначала скажи, что ты задумал. Если ты собираешься отрезать последнюю прядь волос на моей бритой башке, поищи кого-нибудь другого".

"Не беспокойся! Настолько дружелюбно, насколько это возможно в рукопашной схватке между валахом и гунном, мы покажем присутствующим несколько приемов, которым нас научила степная жизнь".

"Как хочешь", — Измаэль неохотно перешел на указанное место.

Кори повернулся к Травецу и резко спросил: "Что за глупости? У тебя нет ни дубины, ни булавы; у тебя нет ножа ни за поясом, ни в сапоге!"

Травец пропустил эти слова мимо ушей и обратился к гунну: "Измаэль, ты ждешь меня в засаде. Приготовь нож и наноси удар, когда я буду проходить мимо".

"Как хочешь", — снова сказал бандит.

Травец прошел мимо Гунна Измаэля. Последовало быстрое движение — настолько быстрое, что за ним практически невозможно было уследить. Травец махнул левой рукой, отбив в сторону руку Измаэля, замахнувшуюся ножом — другой нож чудом оказался у Травеца в ладони правой руки: рукоятку он прижал к жилистой шее Измаэля, лезвие тускло мерцало, отражая пламя светильников. Гунн ударил по руке Травеца; нож со звоном упал на каменный пол. В тот же момент Измаэль поднял ногу — из носка его мягкой фетровой туфли высунулось кошмарное лезвие, напоминавшее раздвоенный змеиный язык. Он пнул Травеца в пах, но тот успел схватить Измаэля за щиколотку, и гунну пришлось прыгать на одной ноге назад, в направлении камина. Если бы Травец сделал еще шаг вперед и толкнул его, Измаэль упал бы спиной в пламя.

Травец, однако, отпустил щиколотку гунна, вернулся к скамье и сел. Измаэль невозмутимо поднял свой нож и тоже вернулся на место. "Так дерутся в степях", — заметил он без тени обиды.

Ласковый Эсте спросил шелковым тоном: "Ловкая игра ножами — даже Гальгус, считающий себя непревзойденным мастером поножовщины, не может не согласиться. Не так ли, Гальгус?"

Все лица повернулись к Гальгусу; тот мрачно смотрел на стол, сморщив бледное лицо в раздраженной гримасе: "Не так уж трудно управляться ножом, спрятанным в рукаве или в сапоге. Метать нож гораздо труднее, в этом я еще не встречал равных".

"Как насчет метания ножей, Травец? — спросил Эсте. — Померяешься с Гальгусом?"

"Валахи считают, что я добился некоторых успехов в этом отношении. Кто из нас проворнее и точнее? Нет способа проверить, не рискуя проткнуть друг другу глотки, так что лучше не соревноваться".

"Ага, но такой способ есть! — возразил Гальгус. — Причем им часто пользуются, когда соревнуются чемпионы. Трактирщик, принеси тонкую веревку!"

Хозяин заведения принес моток веревки, но проворчал: "Будьте любезны уплатить серебряный флорин — за веревку и за горшок!"

Кори презрительно бросил ему монету: "Возьми и перестань ныть! Жадность не подобает трактирщику; хозяева придорожных заведений должны быть гостеприимными, щедрыми, великодушными людьми!"

"Таких не бывает! — уверенно заявил трактирщик. — Все гостеприимные, щедрые, великодушные люди кончают тем, что просят милостыню у тех, кого они облагодетельствовали".

Тем временем Гальгус привязал веревку так, чтобы ее отрезок, длиной шагов шесть, туго протянулся вдоль горизонтального бруса в конце помещения. Посередине веревки он подвесил обглоданный собаками говяжий сустав, после чего вернулся к товарищам, наблюдавшим за приготовлениями.

"А теперь таким образом, — сказал Гальгус. — Встаем у той же трещины, спиной к веревке. По сигналу поворачиваемся и бросаем ножи. Травец старается попасть в веревку в двух шагах справа от кости, а я — в двух шагах слева. Даже если мы оба попадем в веревку, один нож ее разрежет раньше другого, и кость упадет не прямо вниз, а чуть в сторону, и сразу будет ясно, кто попал в веревку первый — то есть, кто быстрее поражает цель".

"Сделаю все, что могу, — пожал плечами Травец. — Прежде всего мне нужен подходящий нож. Небольшой нож, спрятанный в рукаве, не подойдет". Он посмотрел по сторонам: "Ага! Вот нож, которым хозяин режет сыр — он не хуже любого другого".

"Что? — удивился Гальгус. — У него лезвие из чугуна или из какого-то дешевого сплава со свинцом или с оловом! Ему и сыр-то едва поддается!"

"Придется обойтись этим ножом, другого у меня нет. Эсте, ты будешь арбитром. Начерти строго вертикальную линию, чтобы отклонение можно было измерить с точностью до волоса".

"Хорошо, — сделав несколько замеров, Эсте пометил пятнышко на полу. — Здесь кость упала бы, если бы ее ничто не держало. Кеган, иди сюда! Мы оба присядем на корточки и будем смотреть на пятно — чтобы сравнить наблюдения, когда кость упадет".

Эсте и Кеган опустились на корточки под обглоданным говяжьим суставом: "Мы готовы".

Гальгус и Травец заняли места у трещины, повернувшись спинами к деревянному брусу. Кори из Фалонжа сказал: "Я стукну костяшками пальцев по столу пять раз. Когда прозвучит пятый стук, поворачивайтесь и бросайте. Готовы?"

"Готов!" — сказал Гальгус.

"Готов!" — отозвался Травец.

"Тогда внимание! Начинаю счет!" Кори принялся стучать костяшками пальцев по столу — раз, два, три, четыре, пять! Гальгус развернулся с прытью бросающейся кобры — металл сверкнул в воздухе, лезвие глубоко вонзилось в дерево. Но кость даже не шевельнулась, потому что плоское лезвие воткнулось в брус параллельно веревке и не разрезало ее. Травец, лениво обернувшийся к мишени, произнес: "Неплохо, неплохо. Посмотрим, однако, что у меня получится со старым кухонным ножом". Он подбросил в руке деревянную ручку ножа, взвешивая ее, и метнул нож, повернувшись боком к цели. Колеблясь в воздухе, нож ударился лезвием в веревку и разрезал ее; кость упала в сторону. Эсте и Кеган выпрямились: "Похоже, в этом случае придется объявить победителем Травеца".

Бормоча ругательства под нос, Гальгус пошел выдергивать свое оружие из бруса. Кори резко произнес: "Довольно забав и состязаний! Резать глотки беспомощным детям и топить дряхлых старух вы умеете, это очевидно. Мы еще посмотрим, способны ли вы на что-нибудь покруче. А теперь садитесь и слушайте внимательно — я объясню, что от нас ожидается. Хозяин, принеси пива, а потом выйди в кухню — нам нужно поговорить наедине".