Прежде чем Собеслав успел ответить, в комнату вбежали двое вельмож — вспомнили, в какой опасности находится Конрад, и закричали ему в таком смятении, что он тотчас понял в чем дело. И обратился в бегство. Ему удалось достичь двери, проскользнуть по коридору и выбежать во двор, но тут ему предстало ужасное зрелище: по лесным просекам и по всем открытым местам мчались прочь от Градека разрозненные кучки его дворян. Они бежали, и крестьянская «сволочь» преследовала их по пятам.
Что было делать Конраду? На внешнем дворе замка кипела другая битва, князь кинулся было туда, но наткнулся на Ойиря и, выбив у него из рук меч, схватил за оба запястья и срывающимся голосом проговорил:
— Старик, по твоему настоянию я встал на сторону Собеслава, пошел войной на Генриха — право же, я добрый друг того, кто хочет меня убить! Помоги мне! Спаси своего господина от греха! Выведи меня в безопасное место!
И он тряс Ойиря за руки, и одним духом вывалил из себя столько клятв и угроз, что Ойирь поддался. Поверил Конраду. Ему польстило хитрое, лживое упоминание о его якобы заслугах в деле примирения князей. Сжалился Ойирь и показал Конраду место, где в стене было отверстие для стока воды. В смятении и спешке помог он князю приподнять решетку над стоком. Так Конрад Отто ушел из Градека.
КРЕСТЬЯНЕ
Вскоре после этих событий упал Бедржих Чешский к ногам императора с мольбою: — В Чехии разброд, знать живет там в унижении, и нет там места праву, а дела Собеслава умаляют твое величие! Сделай же так, кесарь, чтобы этот недостойный владетель Собеслав лишился власти, и передай ее в мои руки! Это мое наследство, и я дожидаюсь его с преданностью и доверием!
Барбаросса отвечал Бедржиху милостиво. Он принял от него драгоценные дары и, нимало не считаясь с правом дворянства избирать государей, отдал Чехию в лен Бедржиху.
А Конрад Отто, ускользнув из Градека, искал помощи у Леопольда Австрийского, сына недавно усопшего герцога Генриха; и в союзе с этим исконным врагом пошел на Собеслава. Тот очутился в большом затруднении, ибо подмога, приведенная к нему младшим братом Вацлавом, оказалась незначительной, так что чешские войска по численности уступали противнику. Тем не менее Собеслав и Вацлав вторглись в Зноемское княжество, но Леопольд Австрийский разгромил их стан и обратил в бегство. И бежали чехи без оглядки по болотам. Когда все уже было потеряно, решил Собеслав разделить свое войско. Вацлав удалился в свой Оломоуц, а Собеслав с остатком воинов поспешил в Чехию.
Собеслав разбил стан на горе, высящейся над сегодняшним Миличином и носящей название Кальвария.
Тут пришли к нему караульные из передовых отрядов и сказали:
— По долине вдоль опушки леса идет войско, но насколько мы могли разглядеть, это не солдаты, а люди, вооруженные весьма странно. Идут же они стройными рядами.
Собеслав построил своих воинов и стал ждать с мечом в руке. Он предусмотрительно расставил лучников, указал место конным так, чтобы один отряд поддерживал другой. Но все это оказалось ненужным, ибо подходившее воинство было дружеским. То были крестьяне, ведомые Ойирем.
— Государь, — молвил старый слуга, — тяжко провинился я перед тобой, когда помог бежать Конраду, и ты прогнал меня от себя. Ныне же прими меня обратно! Прими войско, которое я привел. Прими свой народ и своего слугу!
Князь, поручив старика Богу, ответил, что уже простил его и не думает больше о его проступке, забыл и не желает никогда о нем вспоминать.
Затем он расспросил Ойиря о новостях и узнал, что император отдал Чешские земли в лен Бедржиху и тот собирает войско и объезжает враждебных Собеславу князей, чтобы они помогли ему взойти на трон.
Вот какую недобрую весть сообщил князю Ойирь и, едва выговорив это, умолк. Немного погодя он заговорил о другом и рассказал, что зов верности собирает народ сплотиться вокруг своего господина и защитить дело, начатое Собеславом. Он говорил, а люди вставали на цыпочки и громким голосом повторяли последние слова Ойиря. И стучали они в щиты, и прикладывали ладони ко лбу, и в их возбужденных речах вновь и вновь звучало дорогое имя крестьянского князя.
КОНЕЦ
Прошло немного времени, и армия Собеслава увеличилась в пять раз; она стала такой огромной, что не могла уже найти пропитание на одном месте и вынуждена была переходить из края в край. Двигалась она медленно и осторожно, обходя поля, ибо наступало время жатвы. Тихим было это войско, насколько могло быть тихим такое множество народу. Оно шло по дорогам, чтоб не топтать посевы, и располагалось на отдых по лесам или по пастбищам. Так в бесконечном ожидании проходило время. Но невозможно надолго отрываться от повседневных дел, и каждый думал о хлебе, ибо колосья уже налились зерном. Ведь войско Собеслава было крестьянским, и каждого воина охватывали тревожные мысли о собственном хозяйстве.
Тогда, одолеваемый заботами, созвал князь совет и спросил мнение своих друзей. Дал высказаться брату Вацлаву, удельному князю Оломоуцкому, а также священникам, и родичам своим, и дворянам, принявшим его сторону, а под конец и Ойирю.
— Княже, — сказал этот добрый слуга, — веди нас за границы страны! Веди нас в бой. Ищи неприятеля, который медлит, чтобы истомить нас ожиданием!
— Знаю, к чему ты клонишь, — ответил Собеслав. — Знаю, урожай давно созрел и зерно осыпается из колосьев. Знаю, без хозяина не будет собран урожай, и предвижу — нам грозит голод.
Он замолчал и, опершись на рукоять крестоносного меча, долго сидел, погруженный в думы. Тени облаков скользили по его неподвижному лицу, а в просвет между его локтем и плечом и за его головой видны были перезревшие нивы.
По-вот минуло время размышлений и тишины; Собеслав встал и повелел войску разойтись. Отпустил людей, дал им на то свое дозволение.
Едва толпы крестьян двинулись прочь, едва рассеялись они тронулись в путь и всадники, которые выжидали поодаль, и понесли своим господам радостную весть. Бедржих, готовый к бою, стоял в Австрии и, выслушав лазутчиков, тотчас двинулся в поход. Шли с ним имперские рыцари, австрийские воины и многие чешские дворяне. Собеслав встретил их лишь с горсткой бойцов. И был разбит, и, еле-еле уйдя из битвы, нашел прибежище в стенах крепости Скала.
Дворяне, прелаты и все, кто ненавидел крестьянского князя, сорвали знамена с его гербом и, насмехаясь над ним, славили Бедржиха. У крестьянского князя уже не было войска. Он не внушал более страха, и люди высокого рода, дворяне, вновь обрели отвагу, столь долго подавляемую. Опьяненные легкой победой, они ликовали, встречая нового государя. Приветствовали его в Пражском граде. Пышно разодетые, теснились вкруг, пробиваясь локтями; внесли сумятицу в шествие страговских монахов, и те, напирая животами на спины своих сотоварищей, потные, задыхающиеся от страшной жары, так и не сумели довести до конца свои песнопения.
Вскоре после торжественного въезда в Прагу Бедржиху пришлось ехать в Вюрцбург на сейм. Тогда Собеслав напал на свой Град, но был отбит.
Он был отбит, и ничто уже не спасет его, ибо шляхтичи строго держат своих подданных в селениях, и никто из крестьян не может подоспеть на помощь Собеславу. Руки чешутся, да ничего они не могут поделать. Разве что взывать к ангелу-хранителю.
И было суждено Собеславу пройти еще через две битвы. В первой он одержа верх, во второй был разбит. Бежал, мчался наперегонки со смертью и с позором. Сопровождали его только Ойирь да горстка, малая горсточка друзей. Не было среди них никого из знати, не красовались на щитах у них пестрые гербы; все это были простые люди, слабые, согбенные от старости. Их убогость, право же, могла бы вызвать сострадание — но замки запираются перед ними, а князь и не просит убежища. Он горд, как крестьянин, и хочет защищаться до последнего вздоха. В конце концов он достиг крепости по названию Скала. Там его хорошо приняли, и он сражался еще несколько месяцев. Когда же приблизился конец и крепость готова была сдаться, ушел князь ночью из осажденной твердыни. Вел его коня один Ойирь, да и тот был убит на этом пути.