Отношения с домом проще, чем отношения с человеком. С одной стороны, они только односторонние. Дом не может обвинить вас в том, что вы — плохой владелец или что не поддерживаете его в чистоте, но он также не может обнять и успокоить вас после тяжелого дня. Брак, однако — это важнейшее двустороннее решение в жизни большинства людей, и супружеские пары очень стараются, чтобы он был удачным. Скромные усилия по уменьшению диссонанса после свадьбы — закрывать на что-то глаза, подчеркивать позитивное и не раздувать негативное — позволяют механизму брака тихо и гармонично функционировать. Но сходные приемы уменьшения диссонанса способствуют сохранению брака, что по психологическим параметрам сравнимо с домами в Ла Кончита, постоянно находящимися на грани катастрофы.
Что же общего у безума влюбленных друг в друга новобрачных с несчастными супружескими парами, которые остаются вместе долгие годы, испытывая лишь горечь и скуку? Нежелание обращать внимание на диссонантную информацию. Многие новобрачные, ищущие подтверждающих сигналов того, что они женились/вышли замуж за идеального человека, не замечают или отвергают противоречащую их ожиданиям информацию, которая может служить предупреждающим сигналом проблем или конфликтов в будущем: «Он начинает дуться, если я просто заговорю с другим мужчиной; как мило, это значит, что он меня любит». «Она так легкомысленна и совсем не интересуется бытовыми вопросами; как прелестно, она поможет и мне расслабиться». Несчастные супруги, которые долго терпели бессердечие, ревность или унижение со стороны партнера также заняты ослаблением диссонанса. Чтобы избежать страшного признания самому себе, что они вложили столько лег, столько энергии, столько терпения в неудавшуюся попытку добиться хотя бы «мирного сосуществования», они говорят себе нечто такое: «Все браки похожи на этот. Все равно ничего нельзя сделать. В нем достаточно и хорошего. Лучше сохранить неидеальный брак, чем быть одному».
Для самооправданий неважно, приносят ли они полезные плоды, или вызывают опустошение. Они сохраняют многие браки (и в радости, и в горе [***]) и ломают другие (и в радости, и в горе). Супружеские пары начинают свою совместную жизнь блаженно-оптимистичными, проходят годы, и некоторые из них становятся еще ближе и нежнее друг к другу, а другие — отдаляются, и их отношения становятся враждебными. Некоторые пары находят в браке источник утешения и радости, он пополняет их душевную энергию, позволяет развиться лучшим качествам каждого из них и по отдельности, и как единой супружеской пары. Для других брак становится источником ссор и разногласий, символом застоя, взаимоотношениями, подавляющими их индивидуальность и разрушающими когда-то связавшие их узы. Наша цель в этой главе — не убеждать читателей в том, что все отношения можно и должно спасать, но скорее показать, как самооправдания вносят свой вклад в оба возможных исхода брака.
Конечно, некоторые пары расходятся из-за катастрофических разоблачений, предательства или жестокости, которые один из супругов не может больше терпеть или игнорировать. Но чаще пары расходятся не сразу: супруги постепенно отдаляются друг от друга по мере того, как растет снежный ком взаимных обвинений и самооправданий. Каждый супруг сосредотачивается на том, что другой делает неверно, и в то же время находит оправдания для собственных предпочтений, мнений и действий. Бескомпромиссность каждой стороны, в свою очередь, делает другую сторону еще более непреклонной и нежелающей уступать. К тому времени, когда супруги осознают это, они уже успели занять противоположные позиции, и каждый из них чувствует себя правым и справедливым. Самооправдания делают их еще более черствыми и не способными к сочувствию.
Чтобы показать, как этот процесс работает, давайте рассмотрим пример брака Дебры и Фрэнка, взятый из увлекательной и глубокой книги Эндрю Кристенсена и Нила Джейкобсона «Разногласия, которые можно уладить» («Reconcilable Differences») [206]. Большинству людей нравятся ее/его версия рассказа о браке (если только речь не идет об их собственном браке), то, как они пожимают плечами и делают вывод, что у любой истории всегда есть две стороны. Мы думаем, что из этой истории можно извлечь больше. Давайте начнем с версии Дебры:
«[Фрэнк] просто вкалывает всю свою жизнь, всегда заботится о бизнесе, поглощен мыслями о том, как сделать свою работу, но особо не показывает радости или боли. Он говорит, что его стиль свидетельствует, насколько он эмоционально устойчив. Я сказала, что это всего лишь показывает, как он пассивен и скучен. Во многом я ему противоположна: у меня много взлетов и падений. Но большую часть времени я энергична, оптимистична, спонтанна. Конечно, иногда я бываю расстроенной, злой и разочарованной. Он говорит, что этот набор эмоций демонстрирует мою эмоциональную незрелость, что „мне еще нужно расти и расти“. Я думаю, это просто показывает, что я — человек.
Я помню один отучай, который в какой-то степени обобщает мое представление о Фрэнке. Мы ужинали с очаровательной парой, которая только переехала в наш город. Пока вечер подходил к концу, я все больше и больше понимала, как прекрасна их жизнь. Они казались искренне влюбленными друг в друга, хотя они были женаты дольше, чем мы.
Не имело значения, что этот мужчина все время говорил с нами: он постоянно поддерживал контакт со своей женой — прикасался к ней, заглядывал ей в глаза или вовлекал ее в разговор. И он часто говорил „мы“, когда речь шла о них. Глядя на них, я поняла, как мало мы с Фрэнком прикасаемся друг к другу, как редко мы смотрим друг на друга, и в общении, и беседах — каждый из нас по отдельности. Как бы то ни было, я признаю, что завидую этой паре. Кажется, что у них есть все: любящая семья, красивый дом, отдых, роскошь. Какой контраст с Фрэнком и мной: у нас трудная жизнь, мы оба работаем полный рабочий день, стараясь накопить денег.
Я бы так не возражала, если бы мы это делали вместе.
Но мы настолько далеки друг от друга.
Когда мы приехали домой, я начала с ним говорить об этих своих чувствах. Я хочу заново обдумать нашу жизнь, чтобы мы стали ближе друг другу. Может быть, мы не станем такими же богатыми, как эти люди, но нет причин, которые бы нам помешали быть такими же близкими и нежными друг с другом, как они. Как обычно, Фрэнк не захотел говорить об этом. Когда он говорит, что устал и хочет пойти спать, я злюсь. Это был вечер пятницы, и ни мне, ни ему не нужно было рано вставать на следующее утро; единственное, что не дает нам быть вместе — это его упрямство. Это меня сердит. Я сыта по горло тем, что мне каждый раз приходится ему уступать. Ему хочется спать всякий раз, когда я предлагаю обсудить какую-то проблему. Я подумала, почему он не может подольше не спать ради меня хотя бы иногда?
Я не позволила ему уснуть. Когда он выключил свет, я включила его опять. Когда он повернулся на другой бок, чтобы уснуть, я продолжала говорить. Когда он закрыл голову подушкой, я стала говорить громче. Он сказал мне, что я вела себя как дитя. Я ответила ему, что он нечуткий. Мы начали ссориться, и это было неприятно. Никакого насилия, но очень много слов. Наконец, он ушел в комнату для гостей, запер дверь и лег спать. На следующее утро мы оба были измученными и отчужденными. Он критиковал меня за то, что у меня отсутствует логика. Что, возможно, было правдой. Я теряю логику, когда ощущаю отчаяние. Но я думаю, что он обвиняет меня, чтобы оправдать себя. Это работает примерно так: „Если ты не можешь рассуждать логично, то я могу не реагировать на все твои жалобы, а я безупречен“».
Вот версия Фрэнка:
«Дебра никогда не бывает довольной. Я никогда не делал для нее достаточно, никогда не давал ей достаточно, никогда не любил ее достаточно, никогда не делился с ней своими мыслями достаточно. О чем бы вы ни вспомнили — и это я делаю недостаточно. Иногда она заставляет меня поверить, что я действительно плохой муж. Я начинаю чувствовать себя так, как будто я подвожу ее, разочаровываю ее, не исполняю своих обязанностей любящего и заботливого супруга. Но потом я возвращаюсь к реальности. Что я сделал неправильно? Я — нормальный человек. Людям я обычно нравлюсь, они уважают меня. У меня ответственная работа. Я не изменяю ей, не обманываю ее. Я не пьяница, и не игрок. Я довольно привлекателен, и я нежный любовник. Я даже часто смешу ее. Однако она меня совсем не ценит — только жалуется, что я делаю для нее недостаточно.
Меня не выбивают из колеи разные события, как Дебру. Ее настроение похоже на американские горки: то вверх, то вниз. Я не могу так жить. Мой стиль — хорошая стабильная крейсерская скорость. Но я не осуждаю Дебру за то, что она такая. Я в основном терпимый человек. Люди, включая супругов, бывают самими разными. Они не приспособлены для того, чтобы соответствовать всем вашим специфическим запросам. И я не обижаюсь на эти мелкие неприятности; я не считаю необходимым обсуждать каждое разногласие или каждую мелочь, которая кому-то из нас не нравится; я не считаю, что каждое потенциальное разногласие нужно детально обсуждать. Я просто оставляю все как есть. Когда я проявляю терпимость, то ожидаю от супруги того же. Если она этого не делает, это меня бесит. Когда Дебра придирается к каждой мелочи, не совпадающей с тем, что она считает правильным, я на это бурно реагирую. Я теряю хладнокровие и взрываюсь.
Я помню, как мы с Деброй ехали домой с вечеринки, которую провели вместе с привлекательной, впечатляющей парой, с которой мы только-только познакомились. По дороге домой я гадал, какое впечатление произвел на них. Я был уставшим в этот вечер и не в самой лучшей форме. Иногда я могу быть умным и веселым в небольшой компании, но не в тот вечер. Может, я слишком сильно старался. Иногда я слишком многого от себя требую и злюсь на себя, если этим требованиям не соответствую.
Дебра прерывает мои размышления невинным на первый взгляд вопросом: „Ты заметил, насколько хорошо эти двое гармонировали друг с другом?“. Сейчас я знаю, что стоит за вопросами этого типа — или, по крайней мере, куда такие вопросы приведут. Они обычно приводят к разговору о нас, в особенности обо мне. В конечном счете, вот к чему все сводится: „Мы не гармонируем друг с другом“, что означает: „Ты не гармонируешь со мной“. Я боюсь этих разговоров, в которых пережевывается, что не так с нами, как с парой, потому что настоящий вопрос, который не задается прямо в этих светских беседах, но задается, когда мы ссоримся: „Что не так с Фрэнком?“. Так что я стараюсь улизнуть от этой темы, отвечая, что они — прекрасная пара.
Но Дебра не успокаивается. Она настаивает на сравнении нас с ними. У них есть деньги, и они близки друг другу.
У нас нет ни того, ни другого. Возможно, мы не сможем разбогатеть, но, во всяком случае, мы можем быть чуткими друг к другу. Почему мы не можем быть чуткими? Имеется в виду: почему я не могу быть чутким? Когда мы приезжаем домой, я стараюсь разрядить напряженность, говоря, что устал и хочу спать. Я действительно устал и совсем не хочу, чтобы начался один из этих разговоров.
Но Дебра была безжалостна. Она возразила, что не было причины, из-за которой мы бы не могли подождать со сном и обсудить нашу проблему. Я продолжал готовиться ко сну, отвечая ей только „да“ или „нет“. Если она не считается с моим настроением, то почему я должен считаться с ней? Она продолжала наседать на меня, пока я надевал пижаму и чистил зубы; она даже не позволила мне уединиться в ванной. Когда я наконец-то лег в кровать и выключил свет, она снова включила его. Я перевернулся на другой бок, чтобы уснуть, но она все продолжала говорить. Думаете, она поняла намек, когда я положил подушку на голову? Нет, она стянула ее. В этот момент я вышел из себя. Я сказал ей, что она — как дитя, что она с ума сошла — я не помню всего, что я ей говорил. Наконец, отчаявшись, я пошел в комнату для гостей и закрылся там. Я был слишком расстроен и не мог сразу уснуть, и вообще потом не спал. И утром я все еще был зол на нее. Я сказал ей, что у нее нет никакой логики. На это ей нечего было мне возразить».