Нам понятно, почему так много людей, подобных Сьюзен Келли, а также прокуроров и родителей спешили предположить самое худшее: никто не хочет, чтобы растлители малолетних разгуливали на свободе. Но ведь никто также не хочет способствовать обвинению невиновного взрослого. Сегодня, используя данные многолетних экспериментальных исследований детей, Национальный институт детского здоровья и развития и некоторые штаты, особенно Мичиган, разработали новые образцы протоколов для социальных работников, полицейских, следователей и других людей, которые интервьюируют детей [144]. Эти протоколы подчеркивают опасность «ошибки подтверждения», инструктируют интервьюеров, как следует проверять гипотезу о возможных домогательствах, не предполагая заранее, что Они имели место. Эти руководства признают, что большинство детей с готовностью расскажут о реальных домогательствах, но некоторых нужно к лому подтолкнуть, они также предупреждают, что не следует использовать приемы интервьюирования, которые, как уже известно, приводят к ложным ответам.

Такое изменение некритической установки «верьте детям» на разумную: «поймите детей» отражает признание того, что специалистам по психотерапии следует в большей степени мыслить как ученым, а не как адвокатам, честно взвешивать и оценивать все доказательства и отдавать себе отчет в том, что, возможно, их подозрения необоснованные. Если они так не поступают, то не служат правосудию, а занимаются самооправданиями.

Когда Джудит Херман, известный психиатр, опубликовала в 1981 г. свою книгу «Инцест между отцом и дочерью» («Father-Daughrer Incest»), пациенты, описанные ею, очень хорошо помнили, что с ними произошло. В то время феминистки-клиницисты, подобные Херман, делали важную работу, привлекая внимание публики к проблемам изнасилований, сексуальных домогательств по отношению к детям, инцесту и домашнему насилию. Они не утверждали, что их клиенты вытеснили свои воспоминания — они говорили, что ставшие жертвами женщины сознательно решили молчать, потому что испытывали испуг и стыд, и не надеялись, что кто-то им поверит. В предметном указателе книги нет термина «вытеснение». Однако через десять лет Херман стала адвокатом теории «возвращенной памяти». Вот с чего начинается ее опубликованная в 1992 г. книга «Травма и выздоровление» («Trauma and Recovery»): «Обычная реакция на жестокости — вытеснение их из сознания». Каким образом Херман и другие опытные клиницисты изменили мнение: сначала они думали, что травмирующий опыт редко забывается, или никогда не забывается, а теперь стали полагать, что это «обычная» реакция? Ответ: постепенно, шаг за шагом.

Представьте, что вы — психотерапевт, искренне заботящийся о правах и безопасности женщин и детей. Вы себя считаете искусным и способным к состраданию практиком. Вы знаете, как трудно было добиться, чтобы политики и публика начали уделять серьезное внимание проблемам женщин и детей. Вы знаете, как трудно было женщинам, подвергавшимся насилию, решиться заговорить об этом. Теперь вы узнали о новом феномене: в процессе психотерапии женщины вдруг стали обретать воспоминания, которые были вытеснены из их сознания в течение всей их жизни, воспоминания об ужасных событиях. Эти случаи обсуждаются в телевизионных ток-шоу, на конференциях, в которых вы участвуете, в целом потоке книг, в том числе, в особенно популярной книге «Смелость для исцеления». Правда, авторы этой книги Эллен Басс и Лора Дейвис не обучались ни методам психотерапии, ни методам научных исследований, в чем они с готовностью признаются. «Ничто из представленного в этой книге не основывается на психологических теориях», — объясняет Басс в предисловии, но незнание психологии не помешало авторам назвать себя целителями и экспертами по сексуальным домогательствам, ссылаясь на опыт семинаров, которые они провели [145]. Они приводят список симптомов, каждый из которых, как они говорят, позволяет предположить, что женщина могла быть жертвой инцеста: она чувствует себя бессильной, и у нее отсутствует мотивация; у нее расстройства пищевого поведения или сексуальные проблемы; она чувствует, что с ней что-то «глубоко не так»; она чувствует, что ей нужно быть безупречной; она ощущает себя плохой, грязной или ей стыдно. Вы — психотерапевт, работающий с женщинами, у которых есть какие-тo из этих проблем. Следует ли вам предположить, что годы вытесненных из памяти воспоминаний об инцесте — это основная причина их проблем?

Вот вы стоите на вершине пирамиды, и вам нужно принять решение: то ли присоединиться к победному маршу с оркестром сторонников теории «возвращенной памяти», то ли остаться стоять на обочине. Большинство получивших профессиональное образование психотерапевтов были настроены скептически и не пошли за оркестром. Но многие психотерапевты-практики — по данным нескольких опросов от четверти до трети [146] — сделали этот первый шаг, и, учитывая замкнутый круг клинической практики, нам понятно, как легко это было для них. Большинство из них не было обучено здоровому научному скептицизму в духе «покажите мне ваши данные». Они не знали об «ошибке подтверждения», поэтому им было невдомек, что Басс и Дейвис видели доказательства инцеста в любых симптомах, которые демонстрировали женщины, и даже в том факте, что у них не было никаких симптомов. Они не понимали значимости контрольных групп, поэтому не задумывались о том, почему так много женщин, которые никогда не подвергались сексуальным домогательствам или насилию, тем не менее, страдают расстройствами пищевого поведения или ощущают бессилие и отсутствие мотивации [147]. Они не рассматривали другие причины (кроме инцеста), которые могли вызвать сексуальные проблемы у их женщин-клиентов.

Даже некоторые из скептически-настроенных практиков не хотели тормозить «победное шествие с оркестром» сторонников «возвращенных воспоминаний», критически высказавшись о своих коллегах или о женщинах, рассказывавших свои истории. Это вызывает психологический дискомфорт, диссонанс — понять, что некоторые из ваших коллег компрометируют репутацию вашей профессии, продвигая глупые или опасные идеи. Это вызывает неловкость и диссонанс — понять, что не все, что говорят женщины и дети — это правда, особенно после всех ваших усилий убедить женщин-жертв насилия не бояться заговорить об этом и заставить общество признать проблему жестокого обращения и сексуального насилия над Детьми. Некоторые психотерапевты опасались, что если публично Поставить под сомнение возможность «возвращения воспоминаний», то это может подорвать доверие к женщинам, которые подвергались сексуальным домогательствам или были изнасилованы. Были и люди, опасавшиеся, что критика движения за «возвращенные воспоминания» может быть использована как довод сексуальными хищниками и антифеминистами и окажет им моральную поддержку. Вначале они не подозревали, что может начаться общенациональная паника по поводу сексуальных домогательств и что невиновные люди пострадают, когда будут преследовать тех, кто на самом деле виновен. Тем не менее, сохраняя молчание, когда все это произошло, они начали соскальзывать вниз по грани пирамиды.

Сегодня некоторые психотерапевты-сторонники концепции «возвращенных воспоминаний» продолжают делать то, что они практиковали годами, помогая клиентам возвращать их «вытесненные воспоминания». (Большинство из них, однако, стали осторожнее, опасаясь судебных исков). Другие — тихо отказались от использования идеи вытесненных воспоминаний об инцесте как основного объяснения проблем их клиентов: оно просто вышло из моды, как произошло десятилетия тому назад с другими подобными объяснениями, такими как «зависть женщин к пенису», «фригидность» или «помешательства мужчин, вызванные мастурбациями». Они отказываются от одной моды, когда она теряет популярность, и увлекаются следующей, редко задумываясь о том, а куда теперь исчезли все эти случаи «вытесненных воспоминаний об инцесте». Они могли что-то краем уха слышать о полемике, связанной с этим методом терапии, но им проще продолжать делать то, что они делали всегда, возможно, добавив к этому какой-то новый модный метод терапии.