Утром самой светлой эры с факелами новой веры

красным вихрем эскадроны по моей планете мчат.

Словно вороны, над ними в черных тучах, в черном дыме

без конца кружат снаряды, стаей черною кружат.

Пена с губ коня упала, и кого-то смерть достала -

храбрый воин распластался бездыханным на земле…

Конь застыл недоуменно, но тотчас за эскадроном

он опять помчался следом с ветром, бьющимся в седле.

Развевает ветер гривы, не сдержать коней порывы,

и летит до облаков,

постепенно оседая, вековая пыль седая

из-под бешеных подков.

Мчат бойцы без остановки, но коварные винтовки

преграждают смелым путь -

с ними смерть играет в прятки, кратки и кровавы схватки:

пуля с пулей, с грудью грудь.

Ах, летите, эскадроны! Обожженный, обновленный

с вами мир сегодня весь.

Ах, летите, эскадроны! Вместе с вами миллионы,

миллионы – их не счесть.

Свергнув рабские законы, вы летите, эскадроны,

обгоняя старый век.

Вы летите вихрем красным в завтра, где под солнцем ясным

будет счастлив человек.

Ах, летите, эскадроны! Угнетенных смолкнут стоны -

вы предвестники весны.

Сквозь последние заслоны вы летите, эскадроны,

словно молнии, грозны.

И когда в былое камнем рабство и насилье канут,

станут углями в золе,

вы тогда с коней сойдете и губами припадете

к отвоеванной земле.

Москва! Москва!

Глаза твои бездонны.

Мне так близка заря твоей зари.

Москва! Москва! Ты сердце на ладони

теперь навек проснувшейся Земли.

Москва! Москва!

Живой накал металла.

Ты все смогла,

ты горе отмела.

Москва! Москва! Сбылось, о чем мечтала

ты, мать моя, ты, сверстница моя.

Москва! Москва!

Высоты и глубины.

И вдоль виска

шершавый шрам войны…

Москва! Москва! Горят твои рубины,

сердца пятиконечные твои.

Москва! Москва!

С тобой не разминуться.

Врагов войска

мертвы перед тобой.

Москва! Москва! Ты символ революций,

ты хлеб и мир, ты самый главный бой.

Москва! Москва!

Пример тобою подан.

Звучат слова

о счастье всех людей -

и слушают Париж, Берлин и Лондон,

Москва, твое воззвание к народам

с твоих еще горячих площадей.

Москва! Москва!

Пусть нам живется всяко.

Ты, как трубач, походный марш пропой,

Москва,- моя повестка и присяга

на бой святой, на – до победы! – бой!

Ночь чернотой своей пугает;

ночь холодна, как лед, как смерть.

Растерзана земная твердь

и кровью жаркой истекает.

Среди руин, в огне и дыме,

безглазым демоном войны

знамена хищно взнесены;

звенит мечами он своими.

Во мраке ночи непроглядной

с земли зловеще поднята

громада страшного креста;

к нему толпою безотрадной

идут гонимые бичами

кумира золота и зла,

и все мрачней, все гуще мгла,

и двигать нет уж сил ногами.

Почуять воздух жаждут груди,

хоть искры света ждут глаза.

Мечта одна лишь, как гроза,

горит, растет и души будит.

Сквозь жуткую ночную тень,

сквозь слезы и кровавый гнет

мятежный крик кругом встает:

– Да будет день! Да будет день!

Едва лишь сел я вином упиться,

вином упиться – друзьям на здравье,

друзьям на здравье, врагам на гибель -

над ровным полем взвилися птицы,

что было грезой – то стало явью,

от страшной яви – волосья дыбом.

Глашатай кличет по Будим-Граду,

по Будим-Граду, Демир-Капии,

по всем-то стогнам, путям и селам

его я слышу, и горше яда

вино, и думы, что тучи злые,

застлали мраком мой пир веселый.

Соленой влагой полны колодцы,

рыдают нивы, рыдают хаты,

всему народу – лихая туча! -

– С торгов Афон-гора продается!

Мчат богатеи в Солунь треклятый,

не повторится счастливый случай!

Гора, где каждый-то камень – подвиг!

Здоровье хворых, свобода пленных,

защита сирых, опора слабых!

На райских пастбищах овцы бродят,

в святых обителях белостенных

монахи черные бога славят.

Меня в колыске качало Худо,

качало Худо у мерзлой печки,

за мною Худо ходило тенью.

Как не скучать мне в ночи без свечки,

коль ничего мне и ниоткуда,

ни в будний день мне, ни в воскресенье!

Каб богатеем глядел на солнце,

все откупил бы долины-горы,

златые нивы, златые руды…

Эх, потекли бы мои червонцы

на радость здравым, на здравье хворым,

на сласть и радость простому люду…