Отец возвратился домой в плаще

и, повесив его за дверь,

сказал, что купил пианино.

А я не хотел учиться играть.

Отец посулил мне штиблеты.

Мечта моей жизни!

Когда он разулся,

я вытащил из штиблет резинку, розовую и тонкую…

Потом вдруг хлынул ливень.

Служанка набросила отцовский плащ и выбежала во двор.

Когда она в кухню вернулась,- плащ блестел, как стеклянный.

Стеклянный плащ!

Мне понравилось это.

Мне это нравится до сих пор.

Не парикмахер и не поп

Атлет с проворством антилоп

Предпочитал иным забавам

Стих с револьверным барабаном

Кто водку жрет кто ищет хлеба

Левой левой левой левой

Когда Маяковский приехал в Прагу

Я был в костюмерной

В кучерском цилиндре

Который сорвать было невозможно

Это был футуризм

Как и наши недолгие жизни

Как прекрасный скороход

Скакавший на левой ноге

Он слишком серьезен был для поэта

Слишком нервен с квакушами

И что бы только могло случиться

Будь жених и невеста из одного теста

Стыд

Рождает ненависть

Подобно слонам он ни перед кем не сторонился

Чем выше небо тем однотонней

Особенно в баре

Где восхищаются чарльстоном

Но он помнил как его пляшут в Гарлеме

Любил пальмы равно и картошку

Занавес

И Маяковский мертв

Он который в одиночестве плакал

Оба мы это прекрасно знаем

Какой прекрасной нам кажется Прага

Когда один из них приезжает

Погребки поднятые вверх дном квартиры

И Влтава пленительна словно банщица

Едем ночью

И на каком-то углу Маяковский машет шляпой

Бросаюсь стремглав

В стихи неопределимые как ночь

И Прага продолжает жить

Прелесть блондинок в сосисочных

До чего же красивы работницы

А мы и не замечали

Идешь и разговариваешь

Разбегаются перспективы

Красивые и потертые

Как твой коричневый пиджак

Знаю дом на окраине

Мы похожи друг на друга

Как поэзия на реальность

А реальность на свою сводную сестру поэзию

Не парикмахер и не поп

Атлет с проворством антилоп

Предпочитал иным забавам

Стих с револьверным барабаном

Кто водку жрет кто ищет хлеба

Левой левой левой левой

Я знаю край на свете

близ северного льда.

Туда с тобою вместе

уедем навсегда.

Нет, то не край за морем,

пустых иллюзий брег,

где, нищетой заморен,

свободы жаждет негр.

И не растут там пальмы,

и нету там секвой,

и не поют там псальмы

в честь девы пресвятой.

То край привольный, дивный,

то край, где нету зла,

и ты была б счастливой,

когда бы там жила.

Там труд очеловечен

и всем доступен труд.

Подобно птицам певчим

там любят и живут.

Там нет господ и нищих,

хозяев нет и слуг,

там черный пласт землищи

отваливает плуг.

Там преобразованье

природы и сердец.

Там слышно песнь чабанью

и блеянье овец.

Я знаю край, где правит

мудрец с крестьянским лбом.

Там юность не лукавит.

Пойдем туда, пойдем!

Я вдруг хочу бродяжить,

я снова жить начну.

Увидим лес и пажить,

блаженную страну.

Не плачь! Настало время!

Да сгинет старый мир!

Там вырастает племя,

исполненное сил.

Довольно разговоров!

Уедем в этот край.

Лишь в счастье миллионов

веселье, радость, рай.

С богом! Ну что ж! Как ни странно, мы оба не плачем.

Да, все было прекрасно. И больше об этом ни слова.

С богом! И если мы даже свиданье назначим,

Мы придем не для нас – для другой и другого.

С богом! Пришла и ушла – как перемена погоды.

Погребального звона не надо – меня уж не раз погребали.

Поцелуй, и платочек, и долгий гудок парохода,

Три-четыре улыбки… И встретимся снова едва ли.

С богом! Без слов – мы и так их сказали с избытком,

О тебе моя память пусть будет простой, как забота,

Как платочек наивный, доверчивый, как открытка,

И немножко поблекшей, как старая позолота.

С богом! И только не лги, что меня полюбила

Больше всех остальных… Все же легче нам будет в разлуке.

Пусть что будет – то будет, что было – то было.

И тобою и мной к новым судьбам протянуты руки!

С богом! Ну что ж! В самом деле! Ну да, в самом деле.

Мы не лжем, как врачи у постели смертельно больного,

Разве мы бы прощались, если б встретиться снова хотели?

Ну, и с богом! И с богом!… И больше об этом ни слова!