- Вот и все... Вот и все... - билось у него в мозгу.

- Он? - повелительно прозвучал незнакомый голос.

- Слава всевышнему - он! - прогнусавил "поп".

- В машину. Быстро, - распорядился незнакомый. Свиркунова подхватили дюжие руки, оторвали от земли, швырнули в вонючий темный кузов, полицейского фургона. Дверь захлопнулась.

***

Пьяный шабаш в охранном батальоне утих за полночь. До беспамятства упившиеся жандармы спали там, где каждого из них окончательно свалил крепчайший самогон, специально "реквизированный" у изворотливых спекулянтов по случаю такого события. Кое-кто все-таки добрался до нар в казарме, другие уснули по дороге, а большинство охранников валялось прямо на месте прощального пира.

Карпов, Юнашев и Вдовиченко, изображая пьяных, добрались до казармы и легли прямо на полу около пирамиды с оружием. Дневальный, придерживаясь за стену, с трудом добрался до них, мыча что-то нечленораздельное, пытаясь ткнуть крайнего, Вдовиченко, но не удержал равновесия и тут же шлепнулся на пол. Сделав попытку выругаться, дневальный зашарил по полу, ища, на что опереться, и наткнулся на бутылку с самогоном, зажатую в руке запасливого Вдовиченко. Дневальный бесцеремонно забрал ее, зубами вытащил пробку, сделанную из кукурузной кочерыжки, и жадно припал к горлышку бутылки.

Через десять минут казарма наполнилась храпом, изредка прерываемым пьяными всхлипами и невнятным бормотанием. Карпов осторожно приподнял голову, внимательно осмотрелся, вполголоса скомандовал:

- Пора, хлопцы!

Вдовиченко и Юнашев, перешагнув через храпящего дневального, бросились к пирамиде с оружием. Сухо заклацали вынимаемые из автоматов и карабинов затворы, с глухим стуком полетели на расстеленную плащ-палатку подсумки, патронташи, пулеметные ленты, автоматные и пулеметные диски и магазины. Тем временем Карпов возился у железного ящика, где хранились секретные документы. Наконец ему удалось открыть его. Сергей выгреб оттуда охапку бумаг и, переступая через спящих, понес их к свету. Бросив бумаги на столик дневального, он принялся торопливо их перебирать и просматривать: тащить всю гору папок не было смысла, надо было отобрать самые важные. Неожиданно громко взвыл зуммер телефона. Трое друзей замерли, глядя на зеленую коробку, как на мину замедленного действия, готовую рвануть в любой момент. Телефон продолжал гудеть надсадно и тревожно. Карпов бросил бумаги и схватил трубку. Оттуда донесся голос Шлехтера:

- Вер ист да?

- Дневальный Верба, господин гауптфельдфебель, - браво отрапортовал Сергей. - Рота отдыхает. Происшествий нет.

- Зашем долго молчать? Спать, зволичь?

- Никак нет, господин гауптфельдфебель. Проверял, все ли вернулись с бала.

- Гут...

Сергей положил трубку на место, мгновение подумал и вырвал провода из клеммы. Покончив с телефоном, набросился на бумаги. Юнашев и Вдовиченко узлом завязали концы плащ-палатки и с трудом сдвинули с места тяжелый тюк с затворами и боеприпасами.

- Быстрей, Серега! Брось ты эти талмуды, - нетерпеливо позвал Вдовиченко. - Не до них сейчас...

- Нельзя бросать, Петя. Другого случая не будет. - Карпов уже отложил в сторону две папки. - Я сейчас, хлопцы. Вы потихоньку двигайтесь к выходу. Володя, проверь, как там часовой у ворот.

Юнашев молча кивнул и выскользнул за дверь. Крякнув от натуги, вслед за ним поволок узел Вдовиченко. Минут через пять в дверь заглянул Юнашев.

- Все, Сергей. Кончай. Надо спешить.

- Готов, Володя, готов! - ответил Карпов, яростно разрывая в клочки оставшиеся бумаги. Три черных папки он зажал под мышкой. Покончив с бумагами, оглянулся на Юнашева, спросил:

- Может, петуха, а? - Сергей выразительно показал зажигалку.

- Не стоит, Сергей, - остановил его Юнашев. - Тут же не все гады, есть и дураки. И потом - пожар сразу заметят, не успеем уйти.

Карпов с сожалением спрятал зажигалку, огляделся по сторонам, выскочил вслед за Юнашевым во двор. Остановился, прислушиваясь:

- Где часовой?

- Порядок, - ответил Юнашев. - Спал. Я его на всякий случай стукнул прикладом и спрятал под крыльцо.

Карпов с автоматом двинулся вперед. Вслед за ним Юнашев и Вдовиченко понесли тяжелый узел. Когда до цели оставалось не больше квартала, Карпов остановился, подождал друзей.

- Хлопцы, - шепотом заговорил он, - не нравится мне эта слишком тихая улица. Давайте пойдем через дворы. Я вспомнил: тут есть проходной двор, как раз туда выйдем.

- Согласен, - коротко бросил Юнашев, и они свернули в темную подворотню.

***

Избитый, шатающийся Свиркунов, уже два раза пересекал пустую гулкую улицу Домбровского, подходил к парадной двери дома номер три, стучал в нее условным стуком и, прислушавшись, негромко произносил: "Домбровский здесь?" Подождав несколько минут, повторял вопрос и возвращался в тень противоположного дома, откуда за ним следили чуть поблескивающие стволы эсэсовских автоматов. Господин Тойбль не доверил эту операцию полицейским и прислал отделение автоматчиков. Немецкий ефрейтор, командир отделения, время от времени, взглянув на светящийся циферблат часов, тыкал дулом автомата Свиркунова, тот вздрагивал, покорно вставал и брел через улицу к дому номер три, чтобы стучать и звать.

...Связной Семен Харченко, посланный Островерховым за группой Карпова, осторожно подходил к дому Кавешникова. Постояв на углу и прислушавшись, он, крадучись, двинулся к дому как раз в тот момент, когда Свиркунов в третий раз побрел к дому. Харченко не заметил его... постоял, постоял и негромко крикнул:

- Кавешников не вернулся?

Свиркунов дернулся и напрягся, словно от электрического удара. "Значит, это пароль". Не успел сообразить, что предпринять, как в доме звякнуло окно, и сердитый голос Карпова приглушенно сказал:

- Сами ждем. - И, не сдержавшись, добавил: - Какого черта орешь, как осел...

Свиркунов вдруг повернулся и, втянув голову в плечи, побежал назад, к немцам.

- Хальт! - взвизгнул ефрейтор.

И почти одновременно испуганно крикнул Харченко:

- Немцы! Засада! - И послал автоматную очередь в темноту, туда, где исчез Свиркунов.

В ответ к нему потянулись пунктиры трассирующих пуль. Харченко припал к земле. Но в это время из окон дома Кавешникова дружно застучали автоматы. Срикошетив о камни, дико взвыли пули, и, словно подхватив их вой, кто-то истошно закричал на другой стороне улицы. Послышалась немецкая ругань, какая-то возня, стон, наконец, донесся истерический крик Свиркунова:

- Карпов, Юнашев! Не стреляйте. Это я, Свиркунов! В доме затихли. Свиркунов закричал снова:

- Не стреляйте! Островерхов послал меня за вами!

- Не верьте ему! Он стоит с немцами, - крикнул Харченко.

Из засады выскочили две фигуры и бросились на голос. Но в этот миг снова ожили окна осажденного дома: простучали три короткие очереди, и оба немца медленно рухнули на землю.

- Ну, предатель, покажись, поговорим! - прокричал Карпов. - Выходи, гад! Хочу исполнить свою мечту: всадить в тебя пулю!

В засаде молчали.

- Что ж вы дрейфите, вояки вонючие? - крикнул из другого окна Вдовиченко. - Выходите, побалакаем!

- Постойте, - закричал Сперанский. - Не стреляйте. Дом окружен, и уйти вам не удастся. Лучше сдавайтесь, и вам сохранят жизнь.

- А это еще что за пророк? - насмешливо крикнул Юнашев и послал на голос автоматную очередь. В засаде кто-то вскрикнул и вслед за тем раздались немецкие команды.

По окнам осажденного дома стеганули трассирующие пули. Слева и справа, в обход дома, кинулись полусогнутые фигуры солдат. Дом ответил яростным огнем.

...Два часа продолжалась осада дома. Разъяренный Тойбль послал туда еще два отделения автоматчиков и приказал взять осажденных живыми. Гитлеровцы окружили дом.

- Бросьте бравировать, Карпов, - упрашивал Сперанский. Это ему подсказал Свиркунов. Вся ваша группа арестована во главе с Островерховым. Вся! Он назвал нам все адреса, и сейчас гестапо добирает последних. Вы напрасно сопротивляетесь - это только отягчает ваше преступление.