— Но как же так?! Как же так?! — кричишь ты ему. — А мы?

— Стреляйте в этих чудовищ, бейте их что есть силы! — И он удаляется.

— Погоди, старина, погоди! — И ты бежишь ему вдогонку и настигаешь его. И пламя спички вспыхивает вопреки запрету…

III

Дионисио еще не вернулся. И батарея ждет своего командира. Тебе не сидится, и ты обходишь нервничающих часовых.

— Все в порядке?

— Все в порядке, командир. Когда же мы вступим в бой?

— Я этого не знаю. На войне иногда приходится долго ждать своего часа, — говоришь ты ему.

Ты направляешься к джипу. Дионисио пришел.

— Ну, что? — спрашиваешь ты его. — Уже? Пора?

— Надо ждать, — говорит он.

— Дионисио, черт побери, когда же мы будем драться?

— Когда прикажут, малыш, когда прикажут.

Но вам не приказывают. Командиры не приказывают. «Старушки с платочками должны были бы приказывать — думаешь ты. — Или милисьянос из батальонов, где полно убитых». А тем временем грузовики прибывают и прибывают, двигаясь как молчаливые муравьи, и те, кто в арьергарде, укрощают пыл тех, кто только что приехал.

IV

Альдо, наверное, сражается на берегу моря. Он уже два дня в бою, а ты два дня ждешь у сентраля. Ждать дольше становится невмоготу. Хватит. Дионисио разрешает тебе пойти в штаб и без устали спрашивать «когда?», но и там никто ничего тебе не говорит…

Кто—то дотрагивается до твоей спины.

— Слушаю, старший лейтенант! — вытягиваешься ты в струнку.

— У тебя есть джип? — спрашивает он.

— Да, но батарея…

Он не дает тебе договорить.

— Поехали! — приказывает он.

— Куда?

— В сторону моря, на линию фронта, отвезти карту. Ну, поехали! — И он почти подталкивает тебя к джипу.

Ты не сопротивляешься. И раньше, чем успеваешь задуматься, ты оказываешься на шоссе. Но ведь ты увидишь Альдо! Твой шофер смотрит на тебя с испугом.

— В баке мало бензина, — говорит он.

— Не важно, давай! — приказывает ему старший лейтенант.

Шоссе пустынно… Вот и Пальните.

— Здесь все и началось, — говоришь ты тихим голосом, потому что шоссе приобретает другой вид — появляются воронки в кюветах, следы танковых гусениц, сгоревшие деревья, кровь. «Здесь не видно мертвых, — думаешь ты. — Где же мертвые? Альдо должен быть за Плая—Ларга. Наверное, его батарее пришлось много стрелять. Почему не ввели в бой нашу батарею? Я не предупредил Дионисио…»

— Плая—Ларга, — говорит старший лейтенант. — Не останавливайся, давай, давай до Плая—Хирон.

— Бензина мало, старший лейтенант, — говоришь ты ему.

— Сколько?

— Меньше четверти бака.

— Вперед, — говорит он, — карта там крайне необходима. Поехали!

И джип мчится дальше. По встречной полосе едет санитарная машина. «Почему у нее включена сирена?» — думаешь ты. Машина приближается. Когда она проезжает мимо, шофер высовывает руку и показывает вверх.

— Что это? — спрашиваешь ты старшего лейтенанта. — Что он хочет сказать?

Но лейтенант тебя не слышит. Он высовывается из джипа, оглядывается назад и кричит:

— Самолет! Стой! Стой!

Шофер сильно тормозит и швыряет джип к правому кювету. Он выпрыгивает и бежит к изогнутым деревьям. Старший лейтенант бросается за ним. А ты не можешь. Ноги отказываются тебе повиноваться. Ты лишь открываешь дверцу и с большим трудом прячешься под джипом. Ты высовываешь голову, когда слышишь треск пулеметов самолета, и у тебя учащается дыхание. «Неужели здесь меня убьют?» — думаешь ты. И твое тело пронизывает

холод, а потом охватывает невыносимый жар, который ударяет в голову.

— Быстро, быстро! — кричит старший лейтенант. — Едем дальше!

Ты поднимаешься. У тебя нет сил. Но ты превозмогаешь себя и садишься в машину.

V

— Альдо, Альдо!

Ты видишь его в открытом джипе. Он ждет, когда грузовики и автобусы, заполненные милисьянос, проедут среди множества орудий, танков, людей, движущихся по обе стороны автострады, детей с суровыми лицами, грязными от пота, пыли и тины. Альдо тебя не слышит, и ты бежишь, чтобы увидеть его, быстро лавируя между грузовиками, наталкиваясь на людей, которые удивленно смотрят на тебя. Ты резко хватаешь его за руку.

— Альдо, Альдо! — кричишь ты ему.

От пороха лицо у него темное, глаза припухли от нескольких суток без сна, мозолистые руки воспалены, испачканы землей. Это не тот Альдо, которого ты знал раньше. Он глядит на тебя отрешенно, словно припоминает что—то.

— Малыш! — говорит он тебе голосом, который не похож на его собственный, голосом охрипшим и глухим. — Малыш, у тебя не найдется воды, немного воды?

— Воды нет, Альдо, — отвечаешь ты, — ни капли нет. Альдо, тебя ранили? Поверни голову. Куда? Куда ранили?

Но он будто не слышит тебя и с горечью в голосе говорит:

— Убили нашего друга Лумумбу, малыш! Я не успел ему помочь, и его убили!

Ты открываешь рот, чтобы произнести слова утешения. Хочешь обнять его, сказать ему, что он герой, что войну мы обязательно выиграем, потому что среди бойцов — такие, как он. Но вдруг ты чувствуешь себя беспомощным, как младенец, который еще не говорит. И вот колонна трогается в путь, а ты ничего не можешь сделать, чтобы задержать Альдо. И его джип едет в колонне к месту решающего боя. «Почему не ввели в бой нашу батарею?» — думаешь ты.

VI

Старший лейтенант доставил карту, и ты вернулся и сентраль. Диописио тебя ждал. Он собирался отчитать тебя за нарушение дисциплины, но увидел твое лицо и промолчал. Вместе вы возвращаетесь к батарее.

— Дионисио, я видел Альдо, — говоришь ты. — Альдо сражался как герой…

И вы идете дальше к батарее.

…И снова ты ждешь. Батарея так и не сделала ни одного выстрела. Ты был на войне, но по—прежнему спрашиваешь себя, что же это такое. Потому что для Альдо и для тебя война оказалась разной. Теперь тебе уже не разобраться в этом, ведь она закончилась. И для тебя, и для многих таких, как ты, война стала борьбой с ожиданием. Или воспоминаниями о старушке с платком, приветствовавшей тебя возле мертвого поселка, о слезах старого милисьяно из героического батальона, о глуховатом голосе просящего воды друга, глаза которого опухли без сна…

…И сейчас, в грузовике, в котором ты возвращаешься, сжимая кулаки и радуясь одержанной победе, которая овевает твою винтовку и твой берет, ты перестаешь терзаться. И в деревнях, которые ты проезжаешь, тебя приветствуют, тебе кричат, тебя воспевают как героя. И пожалуй, люди правы. Войну выиграли все. Те, кто сражался, и те, кто не сражался. Те, кто ждал и жил, как ты, и те, кто не смог дождаться, потому что смерть положила конец их ожиданию. Может быть, поэтому ты машешь всем и прижимаешь к груди цветы, которые тебе бросают прямо в лицо, и гордишься победой, потому что она и твоя. А грузовики все мчатся по нескончаемому шоссе, и ветер высушивает твои слезы.