Камило Сьенфуэгосу
Наверное, ты все—таки упал
на жесткий камень, в океанский вал
или пучина леса поглотила
тебя, раз ты безмолвствуешь, Камило,
когда страна твоя тебя зовет,
когда и на земле, и в водоверти —
во всей скорбящей по тебе Отчизне —
разыскивает тщетно твой народ
тебя, освободитель наш от смерти,
тебя, освободитель нашей жизни.
Живой, ты б не ответить нам не смог,
Камило, стяга нашего флагшток,
благоуханный, пламенный цветок,
но ты молчишь… И значит, ты упал,
разбился, навсегда ушел из жизни,
раз голос твой, звенящий как металл,
не отвечает плачущей Отчизне.
И если так, то, значит, ты — погиб.
И если так, то, значит, ты —
погиб!
Погиб!
Камило Сьенфуэгос и — погиб!
Как стонет раненая Родина, рыдая!
О раненая Родина, родная!
Сейчас священен каждый стон и всхлип,
но если так и если Он погиб,
омой слезами собственное пламя
и выше подними святое знамя!
С тобой другие сыновья остались.
И щит, и меч их выкован из стали.
Твоя судьба прекрасна, но трудна:
тернистый путь натянут, как струна.
Ответь врагам в час испытаний черных
громоподобным голосом, народ!
Пусть разразится гром ножей точеных
и гром винтовок небо потрясет!
Фидель! Гевара! Мы гордимся вами.
Рауль! Альмейда! Мужество в груди.
Вы первыми всегда вступали в пламя,
и в трудный час всегда вы впереди.
И все же мы собою вас прикроем,
мы оградим вас огненным кольцом —
кольцо штыков сомкнем вокруг героев
и вас для нашей Кубы сбережем!
Фидель
Отчего Фидель на янки
нагоняет смертный страх?
Почему американцы
с ним, с Фиделем, не в ладах?
Да потому, что в сердце
Фиделя — ясный пламень,
как молния, способный
испепелить на месте.
Его праща надежна,
и в ней — надежный камень,
не в бровь, а в глаз разящий
с времен Сьерра—Маэстры.
В бою и на трибуне
во имя гуманизма
он не дает в обиду
народ порабощенный.
В его устах и слово —
как будто меч, вонзенный
в зловещую утробу,
в нутро капитализма.
Отчего Фидель на янки
нагоняет смертный страх?
Почему американцы
с ним, с Фиделем, не в ладах?
Да потому, что сердцем,
и нежным, и отважным,
болеет и радеет
о сирых он и хворых,
и все—таки при этом
на страх врагам продажным
в надежном арсенале
сухим он держит порох.
Чтоб свет зари пролился
на нищих и на темных,
он сквозь огонь и бурю
готов идти на приступ;
в одной руке он держит
цветок для угнетенных,
в другой — клинок точеный
для империалистов.
Отчего Фидель на янки
нагоняет смертный страх?
Почему американцы
с ним, с Фиделем, не в ладах?
Ему иной не нужно
ни славы, ни награды,
чем освещать народам
священный путь к свободе.
Он доблестен на зависть
героям «Илиады»,
в нем больше благородства,
чем в славном Дон Кихоте.
Фидель берет на плечи,
как миллионножилый,
нелегкую заботу
о всех, кто наг и сир.
Вот почему не может
ни долларом, ни силой
ни сладить, ни поладить
С Фиделем старый мир.
Луис Марре
Песня
Если я вдруг погибну,
ты, товарищ, держись.
Над тобой пусть сияет
поднебесная высь.
Если я вдруг погибну,
сбереги мою мать,
сохрани наши розы
и не дай им увять.
Если я вдруг погибну
в беспощадном бою,
то тебе завещаю
я винтовку свою.
Хосе Мартинес Матос
Письмо из окопа
Густой туман
повис вчера вечером
над окопами,
а сегодня влагой своею
он касается наших рук.
Дождливая ночь
застлала своей пеленой
уставшие от бессонницы глаза,
пристально смотрящие вдаль.
(Сегодня ночь и мы не увидим
солнца.)
Мы поползем по траве
или по зыбкой грязи
до самого ручья
или поднимемся по холму,
притаившемуся в глубине гор.
Передай любимой,
что помню ее,
когда чищу винтовку
или слушаю грустную песню
товарища по оружию.
Скажи ей, что деревья здесь
разговаривают чистыми, нежными
голосами
и их звуки проносятся над нашими
стальными касками,
пробуждая от сна
спящий рассвет.
Скажи ей, что помню о ней я все время.
Попроси поэта сложить нежные строчки,
чтоб звучали они сильнее набата,
пока над окопами не опустится ночь.
Передай всем жителям
нашего селенья,
передай почтальону,
спешащему с утренней почтой,
передай старику, что, свесив седую голову,
смотрит с балкона,
передай аптекарю,
передай сапожнику,
передай матери,
ожидающей сына,
что через наши окопы
враг не пройдет!