Генерал Тимофеев задумчиво заметил:

— Ты был прав. Немцы и в самом деле выбрали ущелье «Надежда».

— Выходит, этот маршрут их устраивает больше? — Виктор Соколов покрутил головой.

— Тебя что-то не устраивает?

— Как сказать, товарищ генерал. Квадрат «одиннадцать» остается без контроля. — Виктор указал пальцем на жирно выведенный карандашом круг на карте. — Вот если бы и туда мы смогли отправить группу.

— Если была бы возможность, — нахмурился Тимофеев, — разве позволили б мы фашистам забраться нам на плечи! И других, идеальных, условий, Соколов-младший, не жди. Был бы рад на каждой тропе установить надежный заслон. Но силенок маловато. Займи оборону в ущелье «Надежда» и сообщай о малейших изменениях обстановки. Действуй.

— Слушаюсь!

Виктор вышел из приземистого сельского домика, где разместился штаб дивизии, а через несколько минут его ополченческий батальон, которому предстояло остановить продвижение немцев южнее шахты «Октябрьская», был уже в пути.

Вспоминая дорогой разговор с Тимофеевым, Виктор чувствовал некоторое неудовлетворение: его не покидало ощущение, что он чего-то недоговорил до конца, утаил. И происходило это, может быть, оттого, что он не смог убедить комдива в том, что и квадрат «одиннадцать» нужно во что бы то ни стало прикрыть… Не нравился ему этот квадрат, и все тут…

— Знаешь, о чем я сейчас подумал? — прервал его размышления Тариэл Хачури, идущий рядом. — А что, если нежданно-негаданно столкнемся в бою с теми, кого однажды встречали, как говорится, хлебом и солью!

— Все может быть, — сухо ответил Виктор. — Судя по тому, как они ориентируются…

— И все-таки есть в наших горах тропы известные лишь нам, — заметил Хачури пободрее, он, похоже, пожалел, что напомнил Соколову о том давнем, довоенном разговоре.

— На бога надейся, а сам не плошай…

Застыли, потемнели в вечерней прохладе вечнозеленые ели; шумели оттаявшие днем и тянувшиеся вниз от ледников быстротечные белопенные речки, извивающиеся и теряющиеся меж утесов. В какой уже раз Виктор в этих местах, и не перестает восхищаться природой здешнего края: порой дух захватывает от увиденного, от неприступных скал. Смотришь, и кажется — дальше пути нет. А ты без нервозной суеты, оглядевшись повнимательнее, находишь спрятанную в тайнике гор неожиданную вроде бы, не замеченную с первого взгляда тропинку. Она-то и выведет тебя, куда следует. Однако горы не терпят фамильярности, они могут сурово наказать высокомерного путника.

Отряд поднялся по распадку на утес, огляделся. Но немецкой колонны пока что не видать.

Соколов вывел бойцов в условленное место. Одна рота заняла надежную позицию за скалами. Рота Тариэла Хачури располагалась чуть ниже по ущелью, его бойцам поручалось прикрыть правый склон.

«Горы есть горы!» — вспомнились Карлу Карстену слова Виктора Соколова, от него впервые он услышал и о том, что у них свой характер, свои законы. Метко замечено: горы, как люди, рождаются, растут, стареют и, разумеется, умирают. И гневаются…

— Смотри-ка! — отвлек его Горт Роуфф, краснощекий здоровяк, указывая в сторону небольшого селения, дома которого располагались под самыми отвесными скалами. — Что это башни вдруг задымили, как доменные печи?

— Теперь такую картину увидим повсюду, — сумрачно ответил Карл Карстен.

— Это почему же? — не понял он.

— Ты думал, что это они нас так встречают?

— Уж не о беде ли возвещают? Смотри-ка. Не такие они дикие, как о них толкуют, — удивился Горт Роуфф.

Колонна автомашин остановилась на крутой горной дороге.

Радист напряженно застыл с наушниками: принимал важное сообщение.

— Господин генерал, — обратился он к Блицу, — приказ из штаба армии. Срочно изменить маршрут. Направляться в квадрат «одиннадцать».

Вальтер Блиц склонился над картой горной местности — квадрат этот находился в соседнем ущелье. «Десяток лишних километров, — подумал он недовольно. — Теряем дорогое время».

Склонив голову, в спецмашину зашел полковник Битнер, высокий, еще молодой человек с орлиным носом и близко посаженными глазами.

— Господин генерал…

— Послушайте, Битнер! — оборвал его Вальтер Блиц. — Мы не можем менять направление всего соединения. Часть продолжит путь, как и задумывалось ранее, чтобы не вызывать подозрение русских. Здесь мы разделимся, полковник.

Битнер хотел было вытянуться, но уперся головой в низкий потолок спецмашины.

— Следовательно, — Блиц сомкнул тонкие губы, — вам предстоит продолжить путь. И принять бой. Запомните, Битнер, во что бы то ни стало нужно продержаться до тех пор, пока группа восхождения не выйдет к стоянке «три пятьсот». Это место, находящееся на высоте три тысячи пятьсот метров над уровнем моря. Затем мы сможем вам помочь.

Полковник Битнер вернулся в свою машину, которая стояла по соседству; орлиный нос его заострился, глаза глубоко запали.

— ЧП? — просил Карл Карстен.

— Хуже быть не может. Прощай, дружище. Не повезло мне.

— Не понял. Объясни толком.

— Пути наши расходятся.

— Вот как!

— Мне поручено отвлечь противника, — как-то обреченно заметил Битнер. — Каждому свое. А слава другим, кто в рубашке родился. Других будут показывать фюреру и в кинотеатрах Берлина по всей Германии.

— Да объясни ты толком. — Карстен пока не понимал, о чем речь.

— Что тут объяснять! — сощурился Битнер. — Тебе-то, конечно, все равно. Какая разница, кто будет тебя сопровождать, прикрывать. Битнер, Губерт, Лернер… Ты в любом случае окажешься на могучей кавказской вершине. Ты — счастливчик.

— Ах, вот ты о чем.

— Да, да, о том. Надеялся. И все рухнуло. Ну не обидно ли?

— Не отчаивайся, — усмехнулся Карл, он видел: бедняга Битнер переживает, как малыш, которого взрослые не берут на увеселительную прогулку. — Нет худа без добра.

— О каком добре ты толкуешь! — горячился полковник. — Мне предстоит сдерживать натиск русских. Одни получат Рыцарский крест, а другим не достанется и надгробный крест. Лавры одним, шишки другим. Говорю тебе — каждому свое.

Виктор Соколов прислушался: гул доносился откуда-то из глубины гор. Ошибки вроде бы нет — немцы движутся в том именно направлении, в каком и предполагали.

Из-за огромной, нависшей над дорогой скалы, бесформенной, как заплывшее мордастое лицо великана, выползали взбирающиеся вверх, как жуки, тупоносые натруженно воющие немецкие автомашины.

Близился миг решительной схватки с врагом.

Иван Владимирович Тюленев не ложился спать, несмотря на поздний час: он был обескуражен поступающими сообщениями… Командование 46-й армии сообщило, что в районе Черкесска и на перевалах идут незначительные бои. А через три дня в штаб фронта поступило тревожное донесение: «Передовые части первой и четвертой горнострелковых немецких дивизий уже появились на северных склонах Клухора и на перевале Донгуз-орун». В тот же день позвонили снова: «По данным нашей разведки, положение на Клухорском перевале очень серьезное…»

«Как такое могло случиться? И все это за короткое время, за три дня!» Иван Владимирович не в силах был сдержать возмущение.

На 46-ю армию возлагалась оборона перевалов через западную часть Главного Кавказского хребта и Черноморского побережья, а кроме того — прикрытие границ с Турцией.

Выходит, просчиталось командование фронта, полагая, что основной удар немцы нанесут на Черноморском побережье, где и развернули главные силы армии?! Иван Владимирович связался с Тимофеевым.

— Что у вас?

— Немцам удалось прорваться в ущелье «Надежда».

«Как они могли там оказаться?» — не переставал удивляться Тюленев.

— Судя по всему, — продолжал Тимофеев, — противник намеревается пройти в квадрат «три пятьсот». Мы перекрыли подступы к нему…

— Плохо организовали оборону, — скорее себе, чем Тимофееву, заметил командующий. — Прошляпили.