Когда она поравнялась с пришвартованной лодкой, с палубы по трапу стал спускаться Слон. За плечо у него были закинуты две сумки, а в руках — охапка разных сетей и силков.

Слон заговорил с нею своим чуть протяжным, раздумчивым голосом:

— Привет, Джулия! А я вот иду образцы собирать…

Джулия только приветственно помахала рукой, но ничего не сказала. Она свернула к скотному двору, прошла по жесткой стриженой траве к двери и постучала.

Ей открыл Джильс. Первым делом он поправил очки, затем внимательно и молча осмотрел девушку.

— Джильс, я хочу с тобой поговорить.

Парень мельком глянул через плечо внутрь дома, потом вышел на крыльцо и прикрыл за собой дверь.

Тут Джулия растеряла все слова. Господи, с чего же начать? И она ляпнула прямо в лоб:

— Ты не догадываешься, кто убил тетю Джесси, Джильс?

Голубые глаза, расширенные линзами очков, глядели холодно, отстраненно, и, когда он наконец заговорил, голос его звучал безжизненно:

— А почему ты меня спрашиваешь?

Они оба стояли напротив заводи и смотрели, как спадает прилив. По полоске илистой грязи между прибрежной галькой и рекой рыскали чайки в поисках червяков и рачков.

— Джильс, я же беспокоюсь.

Юноша по-прежнему молчал, разглядывая кроны деревьев на противоположном берегу реки.

— Ты не говорил с Майклом Джорданом об этом? — продолжала Джулия.

— А чего ради мне было говорить с Майклом? — пожал он плечами.

Он словно отгородился от Джулии стеной из ватного тумана, непроницаемой для звуков и чувств. И все же она попыталась пробиться.

— Ну как же, ты ведь с викарием в дружбе. Ты ему явно симпатичен! — сказала Джулия.

Джильс чуть заметно покраснел и еще больше ушел в себя.

— Не понимаю, о чем ты говоришь? Что я мог сказать ему? Смерть твоей тети нас совсем не касается… — и после паузы добавил: — И вообще, я не видел Майкла с того дня, как все это произошло.

Они помолчали, и Джулия лихорадочно пыталась выстроить в уме нужную фразу.

— Джильс… Скажи, тетя Джесси иногда не ночевала дома?

— Да.

— А ты не знаешь, где она… где она была в это время?

— Это не наше дело. А полиции я уже рассказал все, что знал.

— Полиции?! Они что, допрашивали тебя?

— Я сам пошел к ним.

— И что ты сообщил им?

— Кое-что. Я уверен, они должны были знать это.

Джулия ничего не могла от него добиться. И все же она попыталась поддержать беседу.

— Полиция говорит, что клавиши органа были заткнуты листками бумаги, вырезанными из церковного журнала…

Наконец Джильс посмотрел на нее. Но выражение его лица не изменилось.

— Ну так что же?

Тут она вдруг струсила. Она жалко сконфузилась и пробормотала:

— Ну, я не знаю… Мне тревожно… Я не знаю, что будет дальше.

— Все очень просто. Нам надо будет уехать, — парень уклонялся от ее вопросов, не хотел понимать. — Твой отец уже прислал сюда человека, который раньше уже работал фермером. Он был тут вчера. Сегодня тоже приедет. Думаю, он возьмет ферму в свои руки.

Джулия чуть не плакала.

— Мне так жаль, Джильс… Я надеюсь, все получится не так. Не думаю, чтобы мама… — тут голос ее заглох, поскольку в том, что она намеревалась заявить, она ничуть не была уверена.

Джильс мельком окинул ее взглядом и, не повышая голоса, так же ровно произнес:

— Мне не хочется говорить обо всем этом, Джулия. Извини, мне не хочется говорить и с тобой. Лучше тебе больше сюда не приходить.

Он повернулся, вошел в дом и прихлопнул за собой дверь.

Джулия еще некоторое время стояла, уставившись взглядом в эту дверь… Весь ее солнечный, юный мир рухнул, казалось, всего за какие-то пару дней.

В начале десятого утра Уайклифф, с плоским атташе-кейсом в руках, появился у Тригг-Хаус. Его впустила в дом экономка — полненькая, свежая молодая женщина, давно созревшая для деторождения…

— Я суперинтендант Уайклифф. Если можно, я хотел бы побеседовать с миссис Гич.

Его провели в комнату, где стоял шкаф с водруженным на него русским самоваром и где Керси имел конфиденциальное интервью с хозяином дома.

Через несколько минут туда вошла Кэтрин Гич; она выглядела настоящей светской леди, в элегантных серых брюках и тонко подобранной по цвету блузке.

— Нет-нет, тут мы не можем разговаривать. Здесь как в морге…

Уайклифф покорно прошел вслед за Кэтрин по коридору в большую комнату с полукруглым окном, выходящим на лужайку и реку.

Тут все было обтянуто голубым и бледно-розовым блестящим ситцем, пол устлан паласом приглушенных тонов, серовато-зеленые стены украшены репродукциями. У торцевой стены стоял белый ультрамодный холодильник. Однако внимание Уайклиффа сразу же целиком перекочевало на рояль, удобно размещенный в углу.

— Присаживайтесь, мистер Уайклифф. Выпьете чего-нибудь? Кофе? Или покрепче?

— Спасибо, ничего не буду.

Кэтрин была очень бледна. Она изо всех сил пыталась выглядеть спокойной и непринужденной, однако сжатые челюсти и суетливые движения рук выдавали большое внутреннее напряжение.

— Простите, миссис Гич, но я вынужден вернуться к болезненной для вас теме и расспросить вас более подробно о жизни вашей сестры.

— Я готова вам помочь, но боюсь, что вы лучше информированы по этому вопросу, чем я сама… — в ее словах мелькнула горечь и обида.

Но Уайклифф не принял этот комплимент.

— Хотел бы услышать от вас что-нибудь по поводу ее возможной связи с Джонатаном Глинном. Делилась ли она с вами подробностями о том несчастном случае, в результате которого погиб парень по фамилии Рюз?

Этого она явно не ждала и теперь погрузилась в размышления. Тем временем Уайклифф продолжал:

— Я не хочу без нужды залезать в обстоятельства жизни вашей сестры. Но я ищу мотивы происшедшего — и поэтому мне надо рассмотреть все возможности…

Кэтрин бросила на него быстрый, затравленный взгляд:

— А вы считаете, что там могла быть связь?

— Как я уже сказал, я просто рассматриваю возможности… — Уайклифф расщелкнул свой кейс и извлек оттуда фотоальбом Джессики. — Если вы взглянете на несколько последних страниц, то…

Кэтрин взяла альбом и стала листать, задерживаясь то на одной, то на другой странице… Когда она дошла до вырезок из газет, Уайклифф заметил:

— Как видите, три из этих вырезок относятся именно к семье Рюз: две о происшедшем несчастном случае, а последняя — о смерти матери погибшего парня.

Некоторое время Кэтрин просматривала вырезанные статьи, а затем вновь вернулась к фотографиям. Когда она наконец захлопнула альбом и протянула его Уайклиффу, глаза ее увлажнились.

— Вы, конечно же, знаете больше того, что рассказали, — вздохнула она.

— Я только знаю, что непосредственно перед смертью ваша сестра собиралась пойти в полицию с сообщением по поводу обстоятельств гибели того мальчика.

— Вот как?…

Кэтрин явно была потрясена. Она могла себе представить, что трагедия шестнадцатилетней давности была в душе у сестры незаживающей раной, но чтобы это стало причиной ее смерти?!

Помолчав, Кэтрин спросила:

— Вы предполагаете, что…

— Я ничего не предполагаю, — прервал ее Уайклифф. — Я только нуждаюсь в информации. Вы должны понимать, что это — всего лишь одно направление из многих в нашем следственном деле, и не подразумевает никаких подозрений в отношении кого бы то ни было.

Кэтрин расценила эту фразу как обычную полицейскую уловку и решила не давать прямых ответов.

— После моей свадьбы Джессика и Джонни Глинн стали очень близки. Мы думали, они поженятся… Джонни был парнем бедовым… — глаза Кэтрин сощурились, словно силясь разглядеть то далекое уже прошлое. — Он гонял трактор по проселкам на бешеной скорости, и все так и ждали несчастья. А Джессика часто ездила с ним.

— А ваша сестра водила?

— Нет, она так и не научилась… Я часто удивлялась, почему. Как бы то ни было, после гибели парня на Джонни тут у всех большой зуб вырос, хотя никаких улик его виновности не нашли. Все, что я могу сказать, это что Джессика после того случая очень изменилась. Но я не знаю, что именно послужило причиной.