Адонайя (одно из бесчисленных имен человека) обуревается, что нередко, «накатом»,

на рассудочном же языке — особым, невыразимо блаженным, супротив телесного,

половым возбуждением, исход коего - рождение херувима и смерть.

Мертвые тела, причиняющие так много хлопот разному начальству, иногда

обретаемые на чародейных русских проселках, на лесных луговинах, обыкновенно под

Белой березынькой — мистическим деревом народных красотоделателей и

светоносцев, — суть Мощи нетленные, и чаще всего принадлежат всемирным

гражданам, подлинным интернационалистам по любви и по всеземному совокуплению.

По народному пониманию, искусство — ключ, открывающий человеку неведомое,

чертог брачный, где таинственная дева-жизнь, облеченная в солнце, да совершится

между ними Красный брак, огненное семяизвержение, чтобы укрепился человек,

омылся внутренне, стал новым Адамом.

Всё, что вне этого — есть грех, мошенничество, гной и смрад трупный.

Доказательством последнего служит один из бесчисленных, особенно поразивший

меня агитационно-просветительный вечер.

Городская гимназия ломится от чающих капельки воды живой. Всё молодежь.

Русская, желанная, жертвенная...

В начале вечера господин в серой паре ошарашивает собрание заявлением, что он

«как психолог» и т. д.

На поверку оказывается, что он и есть главный светоподатель, товарищ, стоящий во

главе агитационно-просветительного дела всей губернии.

Начинается само «психологическое действо» «Денщик перепутал». На подмостках

«она», как водится, клубничка с душком, и «он» — золотопогонный офицер, чистяк,

дворянин и, конечно, верный слуга царю с отечеством.

Оба — воплощение порядочности, хорошего тона и того рабовладельческого,

разбавленного глубоким презрением к народу апломба, которым так гордилась на Руси

страшная помещичья каста.

Третье же действующее лицо — денщик. Под ним надо разуметь русский народ,

наше великое чудотворное крестьянство, которое автор действа противопоставляет

«возлюбленному дворянству» как быдло комолое, свиное корыто, холопскую, собачью

душонку. Не лиха, только добра желая, от корней сердца и крови моей пишу я эти

строки.

Товарищи! За такие ли духовные достижения умножаются ряды мучеников на

красных фронтах?

За такой ли мед духовный в невылазных бедах бьется родимый народушко?

За такую ли красоту и радость в жизни ушли из жизни кровавыми, страдальческими

тенями наши братья — тысячи дорогих товарищей, удавленных, утопленных,

четвертованных, сожженных заживо нашими врагами?

97

Невежество или безнадежность создать что-либо исходящее из бурнопламенных

бездн революции руководит нашими агитпросве-тами.

Или они, как бывало, фараон, только «для близиру», в то время как кто-то за их

спиной насилует народную душу?

Не знать родословного дерева искусства таким, как оно предстоит красному зрению

народа, агитпросветителям, в большинстве своем вышедшим из городских задворок,

простительно, но, как хорошо грамотным людям, им должно быть известно, что при

разделении России на белую и черную кость существовала хитро слаженная

организация, состоящая из продажных борзописцев, двенадцатой пробы художников,

стихотворцев и проходимцев с хорошо подвешенным языком.

Вся эта шайка кормилась с барского стола, носила платье с плеча их сиятельств и

возглавлялась солидным «Новым временем», в кандальном отделении которого, в

братском единении с охранкой, фабриковалось подобие литературы.

Отсюда выходили и здесь одобрялись замыслы патриотических песенников,

романов с описанием прелести дворянских гнезд и их героев, непременно графинь и

графов, пьес, где выводился народ -немытое рыло, или наоборот - вылощенное до

блеска фарфорового пастушка.

В первом случае доказывалось, что подлому народишку без станового не обойтись,

во втором же случае закреплялось понятие, что под дворянской десницей мужик живет

как в медовой бочке, ест писаные пряники, водит на ленточке курчавых барашков,

постукивает сафьянными каблучками... Через казарму, школу, театр и Церковь вся эта

бумажная чума вливалась в народ. Народ, особенно та часть его, которая отслоилась к

городскому трактиру, гноился духовно.

Жажда легкой наживы, барства, щегольства, а отсюда проституция и преступность

во всех ее разветвлениях, потеря ощущения человека как высшей ценности и, наконец,

органическая потребность в убийстве, в пролитии крови — вот душепагубные плоды

самодержавной литературной уголовщины.

Это была «хитрая механика», приводы и нити которой, проходя через — с виду

такой многоумный и важный — книжный магазин какой-нибудь «Земщины», терялись

в кабинете начальника охранного отделения, по пути задевая митрополичьи покои и

горностаевую спальню блестящей балерины «из императорских».

Всё сие должно быть ведомо агитпросветам.

Сердце народное сочится живой кровью, и посыпать священные раны народа

стриженным волосом проклятого полицейски-буржуазного наследия, будь то пьеса,

книга, песня или музыка, - может только или самое чернолицее невежество, или

хорошо замаскированная деловитейшим портфелем и многокарманными френчами

куриная душонка, которая зубом и ногтем держится «за местишко» ради детишек и

молочишка.

Терпимо ли что-либо подобное в коммунизме? Могут ли жандармские штаны,

вывернутые рубцами наружу и подперченные простодушным «Денщик перепутал»,

преподноситься революционному народу в самые страстные, крестные дни его

истории?

Какое глубокое, историческое оскорбление! И всё сие от лица революции, под

одетым страшной святостью и трепетом знамен коммуны...

Поистине вол знает ясли господина своего, пророки же Мои не знают Меня.

А потому вот слово Моё к пророкам народа Моего: столпом облачным днем и

огненным ночью поставил Я пророков для народа Моего. Солью земли и светом миру.

Трубою для трупов ходящих.

И вот они, как дети, пускающие пузыри. Не от мыльных пузырей загорятся

жаждущие души.

98

Зазеленеет пустыня неплодная и преобразится земля.

К чему Мне множество слов ваших и писаний ваших и речей

ваших!

Вот смрад сердец ваших дошел до престола Моего. И не могу терпеть.

Любостяжания и самолюбования исполнены души ваши, из слов своих вы вырыли

ров для ближних ваших.

Соткали паутину для народа Моего. Вот Я обращу ложь сердец ваших на вас же

самих...

Захлебнетесь в волнах рассудка без духа животворящего. И пошлю народу Моему

пастыря верного.

И вложу слова Мои в уста его и вложу в сердце его пламя поядаю-щее.

И возвестит он народу правду Мою, восстановит жертвенник красоты Моей, и тогда

будет Свобода вся и во всех...

Простите меня, братья, - ненавидящие и любящие меня.

Не могу больше писать к вам...

Слезы каплют на бумагу...

Порванный невод не починить словами.

<1919>

ОГНЕННАЯ ГРАМОТА

Я — Разум Огненный, который был, есть и будет вовеки.

Русскому народу — первенцу из племен земных, возлюбленному и истинному — о

мудрости и знании радоваться.

Вот беру ветры с четырех концов земли на ладонь мою, четыре луча жизни, четыре

пылающих горы, четыре орла пламенных, и дую на ладонь мою, да устремятся ветры,

лучи, горы и орлы в сердце твое, в кровь твою, и в кости твои — о русский народ!

И познаешь ты то, что должен познать.

Тысячелетия Я берег тебя, выращивал, как виноградную лозу в саду Моем,

пестовал, как мать дитя свое, питая молоком крепости и терпения. И вот ныне день

твоего совершеннолетия.

Ты уже не младенец, а муж возрастный.

Ноги твои, как дикий камень, и о грудь твою разбиваются волны угнетения.