лежит «дистанция огромного размера». Со всеми возможными

поправками на неточности источников, искажение традиции

можно полагать, что основные идеи Александра представляются

сейчас достаточно отчетливо, но и достаточно отчетливо ясно,

что из этого получилось: Александр мечтал о создании единой,

огромной, «универсальной» монархии – на ее месте сложилась

система отдельных, вечно враждовавших государств; Александр

проводил политику «слияния народов» (не будем сейчас

говорить о природе и характере этой политики, достаточно

сказать, что она существовала) – в новом эллинистическом мире

выросли крепкие перегородки между народами, победители и

побежденные не были единым народом, а, наоборот,

противостояли друг другу; Александр стремился освоить

Восток путем создания сети своих городов – военных колоний,

которые находились бы под его строжайшим контролем и были

бы теми ячейками, в которых происходило бы «слияние

народов»,– на место этих колоний пришли настоящие греческие

244

полисы с характерной для них внутренней автономией и

собственными институтами.

Можно продолжить список этих коренных различий между

планами и исторической реальностью, но думается, что и этого

достаточно.

Хотелось бы еще обратить внимание читателя на довольно

частое обращение П. Левека к таким понятиям, как <247>

«буржуазия», «капиталист» и т. п., при описании социально-

экономической структуры ряда эллинистических государств.

Конечно, нет ничего проще, чем с высокомерным видом

заметить, что автор не понимает основных закономерностей

развития общества и что нельзя использовать понятия,

характерные для капиталистического общества, при анализе

рабовладельческого. Можно даже обвинить его в модернизации,

однако более внимательный подход к тексту показывает, что

реальная картина более сложна, чем кажется на первый взгляд.

Прежде всего нельзя отрицать то, что П. Левек прекрасно

сознает рабовладельческую основу эллинистического общества

и тем самым коренное различие между античной

рабовладельческой и капиталистической общественно-

экономической формациями. Что же в таких условиях

скрывается под этими терминами у П. Левека?

Уже давно исследователи, занимающиеся самыми общими

проблемами истории человеческого общества, обратили

внимание на следующее обстоятельство: в некоторых

отношениях

феодальная

формация

напоминает

первобытнообщинную,

а

рабовладельческая

–

капиталистическую. При всех огромных различиях между ними

существовал все-таки целый ряд черт, сближающих их.

Не будем приводить многочисленные примеры, ограничимся

только одним: именно на основе римского права был создан

«Кодекс Наполеона», т. е. законченное право буржуазного

общества. Если мы вспомним одну из основополагающих идей

марксистской социальной философии о развитии как развитии

по спирали, то думается, что причины подобного сходства

станут для нас достаточно ясными. Наиболее глубокий и

проницательный мыслитель античного мира, Аристотель в

своем анализе экономики того времени выделял две сферы

экономической деятельности: «ойкономику» и «хрематистику».

Ойкономика (отсюда современная «экономика») – это

экономическая деятельность в рамках рабовладельческого

245

замкнутого хозяйства, ориентированная на воспроизведение

существующих отношений, хрематистика же – экономическая

деятельность, чрезвычайно напоминающая деятельность в

условиях капиталистических рыночных отношений и

направленная на получение возможно более высоких прибылей.

Таким образом, в условиях рабовладельческого общества

существовал определенный сектор экономики, по своему

характеру сходный с теми отношениями, которые

господствовали в эпоху капитализма.

Думается, что П. Левек, говоря о буржуазии, капиталистах

эллинистической эпохи, имел в виду в первую очередь те

категории господствующего класса, экономическая деятельность

<248> которых развертывалась именно в этих сферах

экономики. П. Левек, конечно, как и многие западные ученые,

несколько легкомысленно использует терминологию, но

упрекать его в модернизации больших оснований нет.

Вместе с тем подобный подход автора к этим проблемам

заставляет и нас подумать о некоторых аспектах экономической

истории античности. В последние годы, видимо, мы слишком

увлеклись выявлением специфики античного общества, забывая

часто о некоторых явлениях, заслуживающих более

внимательного рассмотрения и более глубокого анализа.

Г. А. Кошеленко

246

Иллюстрации

Большой алтарь в Пергаме. II в. до н. э.

247

Некрополь Мустафа-Паша в Александрии. III–I вв. до н. э.

Скульптурный портрет Антиоха III. Римская копия с греческого

оригинала. II в. до н. э.

248

Богиня Аллат-Афина из Хатры. I –II вв.

249

Голова философа из раскопок Ай-Ханума. III-II вв.

Остатки храма на о-ве Файлака. III–II вв.

250

Фрагмент живописи из синагоги в Дура-Европос. II в. н. э.

Фрагмент живописи из храма Кухи-Ходжа. Систан. I в. н. э.

251

Изображение Птолемея V на монете. II в. до н. э.

Фрагмент живописи из храма бога Митры в Дура-Европос. I–II

вв.

252

Дворец царя Соломона. Фрагмент живописи из синагоги в Дура-

Европос. II в. н. э.

Руины святилища коммагенских царей в Нимруд-Даге. I в. н. э.

253

Рельеф с изображением богини Бендиды и ее почитателей.

Пирей. II–I вв.

Развалины храма бога Бела в Пальмире. I – II вв.

254

Фрагмент мозаики с изображением Дария III. Помпеи. I в. н. э.

255

Апулийская гидрия. III в. до н. э.

Статуя Геракла из Хатры. I в. н. э.

256

Храм Баалшамина в Пальмире. I в. н. э.

257

Голова бронзовой статуи Селевка I из Геркуланума. III–II вв.

Апулийский лекиф. Торенто. III в. до н. э.