- Будь прокляты все революции!
- Старый барон говорил, что вы едете устраиваться на военную службу к русскому царю. Просил чаще писать.
- Конечно, конечно. После смерти матери отцу так тяжело.
- Разрешите представиться в свою очередь, барон. Якоб-Теодор–Борхардт Анне барон Ван Геккерен де Берверваардт, нидерландский посланник в Санкт-Петербурге. После короткого отпуска на родине возвращаюсь в чужую дикую страну. Если б вы знали, какие там зимы!..
- О, могу представить! А медведи по-прежнему задирают прохожих на улицах Петербурга зимой?
- Не то слово! я без пистолета и зимой, и летом на Невский не выхожу.
- Так вы сейчас в Петербург, барон?
- Да, я тороплюсь в порт, барон. Хотел завести вам рекомендательные письма и сразу на корабль.
- Вы знаете, барон, что и я в Санкт-Петербург...
- Тогда, если вы не против, предлагаю вам компанию… если у вас нет других дел, заберём в гостинице ваши вещи и вместе со мной на корабль?
- Все вещи мои со мной, барон.
- Отлично. Главное для дворянина не забыть честь. Вот вам рекомендательные письма от Его королевского высочества прусского принца Вильгельма. Вы их ждали?
- Да.
Трубецкой взят протянутый Геккереном голубой конверт, на котором размашисто по-немецки было написано: «Генерал-майору Адлербергу».
- Адлерберг – особа, приближённая русскому царю Николаю I, - пояснил Геккерен. – На словах прусский принц, чтобы укрепиться при русском дворе, посоветовал вам воспользоваться связями с графиней Мусиной-Пушкиной, женой графа Алексея Семёновича Мусина - Пушкина, бывшего посланника в Стокгольме. Она вам приходится двоюродной бабушкой.
- Вот этого я не знал!
- В высшем свете французская и русская кровь давно перемешана.
- так выходит, барон, я того не ведая дальний родственник известного русского поэт Пушкина?
- Вот за это поручиться не могу. В дальних родственниках сам чёрт голову сломит. Мы вспоминаем о них, когда они нам полезны. Как соотносятся фамилии Пушкин и Мусин-Пушкин, не знаю. Говорят, дед этого самого поэта Пушкина был эфиоп. Пьяный шкипер продал его царю Петру Великому за бутылку рома.
Бароны рассмеялись. Вскоре показался порт. Кричали чайки. Вновь ударили склянки. Баронов ждал пароход «Николай I».
* * *
Туманный полдень 8 октября 1833 года. Кронштадт. Бастионы. Молчаливые пушки. Матросы с сонными лицами. Свисток боцмана. Чайки. Боевые фрегаты со спущенными парусами на рейде.
Прощаясь, барон Геккерен пожал Трубецкому руку в лайковой перчатке:
- Прощайте, месье. И помните, в России без связей не пробиться. Связи здесь ценятся много дороже денег. Обязательно воспользуйтесь услугами забытой вами двоюродной бабушки графини Мусиной-Пушкиной, даже если она вас в глаза никогда не видела, а также письмом принца к генералу Адлербергу. А если какие трудности, добро пожаловать ко мне. Я живу в номерах при Английском трактире на Галерной улице. Вы чем-то мне приглянулись молодой человек, и я готов стать вашим наставником, если хотите, приёмным отцом, в вашем вхождении в петербургский высший свет. Кстати, сколько вам лет? Ваш отец говорил мне, что вы 1812 года, хотя выглядите старше?
- Мы все дети 1812 года, - уклончиво ответил Трубецкой. Геккерен принял его ответ за чистую монету.
- Вот видите. А я на двадцать лет старше. Я родился 30 ноября 1791 года от кавалерийского майора Эверта–Фридриха барона Ван- Геккерена и Генриеты Жанны –Сюзанны -Марии Нассау. Был на французской службе у Бонапарта, во флоте. Когда же в 1815 году после раздела нашей несчастной империи было создано независимое королевство Нидерландское, Бельгия плюс Голландия, стал секретарём Нидерландского посольства в Стокгольме, с 26 мая 1823 года – поверенный в Петербурге, а с 26 марта 1826 года по сей день – посланник и полномочный министр Нидерландский в Санкт-Петербурге. Оценён императором Николаем I, получил орден Анны первой степени, - отвернув плащ, Геккерен показал Трубецкому орден.- Ну, это к слову. В общем , не брезгуйте мной.
-Благодарю, месье. Вы очень добры ко мне. С готовностью воспользуюсь услугами вашего щедрого сердца.
Трубецкому казалось, что Геккерен, держа его руку в своей, указательным пальцем щекочет ему ладонь. Трубецкой выдернул руку. Какая гадость! Лицо Геккерена потускнело. Стекляшки его прозрачных безжизненных глаз смотрели сквозь Трубецкого вяло, в полузабытьи.
- Я тяжело перенёс испанскую болезнь, месье, плод любви, и теперь не совсем хорошо вижу. Но мне отчего-то снова показалось, что вы родились не в 1812 году, как сказали, а много раньше, что вам не 21, а около тридцати пяти, что мы почти ровесники. Верно, ошибаюсь, - Геккерен внимательно рассматривал лицо Трубецкого, будто что-то вспоминая.- Вы моложавы…
- Ещё не открыли часов, чтобы мерить человеческий возраст, - улыбнулся Трубецкой.
- Я никогда не видел вас прежде, но по описанию вашего отца, с которым я встречался в Эльзасе, его сын несколько ниже ростом и более хрупок сложением.
Трубецкой вздрогнул.
- Несчастный отец! Он так страдает!
- Да, он очень страдает, - протянул Геккерен, длительно поклонившись Трубецкому.
Популярно мнение, что Геккерен был добрый старик, сжалившийся над бедным больным французским юношей, выздоравливавшим после тяжёлой болезни в провинциальной немецкой гостинице. Геккерен был добр – положение сомнительное, доброта всегда имеет причины, пока они не ясны; Геккерен был богат - несомненно; Геккерен был старик – кощунственно неверно, в момент знакомства Геккерена и Дантеса, первому только что исполнилось 42. Он представлял тип крепкого высокого роста человека с подвижным, склонным к перепадам настроения, характером. Когда убили Пушкина, Геккерену было 45.
Спустившись по трапу, Трубецкой взошёл на гранитную мостовую. Через минуту нанятый экипаж мчал его в Питер.
* * *
На Морской Трубецкой велел остановиться. Он вышел за четверть версты от своего дома и медленно пошёл по булыжнику тротуара. Как почти ежедневно осенью в Питере, моросил мелкий дождь. Капли стучали по багровым листьям, скатывались по круглым спинам камне в землю. Влажный ветер ударял в лицо. Кора деревьев вдоль тротуара потемнела, стены особняков стали серыми, смотрелись просто и величественно. Вот и его дом. Сердце забилось учащённо, рука дрогнула, сухость схватила горло. Огромный трехэтажный дом с большими просторными окнами, впускающими много света, балконами, удерживаемыми сильными кариатидами, замерзшими у мраморных мячей львами на крыльце. Девять лет был он здесь счастлив с молодой женой. Девять лет смотрел в зрачки её серо-карих глаз, обнимал упругое лебединое тело, целовал нежные ласкающие кисти. Девять лет собирал друзей, устраивал весёлые шумные гулянки и вечеринки. Будучи богатым, искал счастья России. За то заплатил приговором сначала к повешенью, потом – к пожизненной каторге, разлукой с женой и вот уже восемью годами скитаний. Его дом, его собственность, что с ними теперь? Дом отобран и продан, сдан в аренду, использован под архив? Теперь он принадлежит государству, формально всем, фактически только тем, кто у власти. Царю Николаю.
Внезапно Трубецкой поймал направленный на него чей-то резкий пронзительный, хотя и окончательно не уверенный взгляд. На противоположной стороне улицы остановился экипаж. Через отодвинутую занавеску кареты какой-то человек в генеральской форме внимательно наблюдал за ним. Умные льдинки глаз, соломенная щётка усов, втянутые щеки, сжатые губы ищейки. Былое всколыхнуло грудь. Ещё пять лет назад. Благодатский рудник. Генерал-майор Лепарский. Комендант рудников. Он государя , послед доклада о положении в Нерчинской ссылке.