На перепутье мне явился.

Перстами лёгкими как сон

Моих зениц коснулся он.

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы,

Моих ушей коснулся он.

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье

И горний ангелов полёт,

И гад морских подводных ход,

И дальней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замерзшие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассёк мечом,

 И сердце трепетное вынул

И угль, пылающий огнём,

 Во грудь отверстую водвинул.

Как труп в пустыне я лежал,

 И бога глас во мне воззвал:

-« Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей….»

- Дальше государь, ничего придумать не могу.

- Дальше и не надобно,- государь плакал. – Как это справедливо! Это всё про меня, - поклонившись, государь пошёл к выходу.

Пушкин нагнал его:

- государь, подпишите.

-Что это?

- Счета.

- Какие ещё счета?

- Ну о которых мы только что говорили.

- Их так много. Вы что их с собой носите?

- Да. В кармане жилетки.

- Ох уж эти господа сочинители! – подойдя к бюро, царь взял перо, обмакнул в чернила и неохотно подписал счета. Пушкин почти тут же вырвал их, будто Николай мог передумать и разорвать их.

          В зал заглянула Натали. Пушкин поймал её настороженный взгляд. Подбежав он схватил её за рукав, посмотрел на её живот.

- Натали. Завтра ты танцуешь в Аничковом. Не забудь вымыть голову.

         Услышавший государь поморщился.

- Не завтра. Через неделю, на Сретенье.

- Но…- попыталась возразить Натали.

- Никаких «но», - Пушкин потрепал её по плечу.- Ваше величество, моя жена будет танцевать и на Сретенье, и на Благовещенье и на Усекновение…

- Саша , не кощунствуй! – неприязненно вырвавшись, Натали убежала.

 Николай проводил её сладострастным взглядом.

- Не забудьте про бал В Аничковом, господин поэт. Иностранные посланник должны сообщить своим дворам о красоте русских женщин, - ледяным тоном подтвердил государь от дверей.

 Из залы быстрым размашистым шагом Пушкин пошёл в гостиную, где собрались сёстры Гончаровы и гости.  Александра при свете трехсвечника, пятном вырисовавшем её бледное несчастливое лицо, болезненный румянец и худые руки, играла на клавикордах «Дунайские песни» Штрауса.  Чаадаев и Геккерен, стоя подле неё, молча курили трубки. Екатерина танцевала  с ротмистром ланским, Дантес – с Натали. В углу у камина, протянув руки к экрану, сидел, не снявший сюртука, Лепарский.

- Я готов вам сделать предложение, сударыня,- говорил ротмистр Ланский жадно млевшей от его слов Екатерине. – Но я могу любить вас, лишь как отраженье вашей сестры, Натали. В ваших глазах я читаю её глаза, на ваших губах я вижу печать её сестринского поцелуя. Она – богиня,  вы – её наперсница.  Я настолько боготворю Натали. Что не могу представить физической близости с ней. Она кажется мне прекрасной и хрупкой греческой амфорой, которую так легко разбить навсегда. Даже прикосновением я страшусь оскорбить её.

- Со мной проще? – игриво сверкнула очами Екатерина, чтобы прервать не вполне вдохновлявшие её речи.

-О, куда проще!

- Простота крепче. Природа выбирает простоту.

         Следом за Екатериной и Ланским двигалась другая танцующая пара, Дантес и Натали.

- Отчего вы надели черную пару, барон Дантес? – не без лёгкого кокетства спрашивала Натали.- В таком чёрном фраке, как ваш, обычно являются на похороны.

- Я грущу, сударыня. Вы не ведаете, сколько печальных мыслей танцует у меня в голове.

- Какой же танец предпочитают ваши мысли? Впрочем, я вам не верю, не верю, не верю! Вы отъявленный оригинал. Сначала вы поражаете публику габардиновым пальто, а теперь чёрным фраком.  Петербург уже успел познать вас как сердцееда, недотрогу, печальника и законодателя мод.

- У меня слабость листать модные парижские издания.

- Мужская слабость?

- Вкусы мужчин не так отличны от вкусов дам, как принято считать.

- Откройте секрет, где вы находите средства на фраки, жилеты, панталоны, галстуки и перчатки? Наряды – единственное серьёзное отличие человека от зверя.

- Мне поставляет средства мой нареченны         отец посланник Геккерен.

 - Он так любит вас!

- Ума не чает.

- Редко увидишь подобную привязанность между мужчинами. Я слышала, Геккерену нелегко было добиться вашего усыновления. Вы не родственники, и он лишь чуть старше вас.

- Я не препятсвую ему.

- В чём?

-Любить себя.

- Как этому можно препятствовать. Сердцу не прикажешь. Помимо воли мы любим или ненавидим.

- Только недавно я получил специальную грамоту короля Нидерландов с позволением принять имя, титул и греб барона Геккерена. Император Николай тоже дал своё высочайшее соизволение. Мой отец, к которому в далёкий Эльзас ездил Геккерен за официальным разрешением, то же не возражал. Теперь я именуюсь Георг-Карл Геккерен.

- Опять два имени.

- Барон Геккерен не мог выбрать, что ему больше нравиться, Георг или Карл.  В результате, дал оба имени сразу. У отца свои причуды, - иронически улыбнулся Трубецкой. – До этого я был Жоржем –Шарлем Дантесом. Отец хотел, отец хотел чтобы я звался Жоржем. А покойница мать – Шарлем. Так я стал Жоржем-Шарлем. У меня столько имён. Что я запутался кто я.

- Каким же именем из четырёх вас теперь именовать?

- Отзовусь на любое. Имена не отражают сути. Главное, я теперь единственный наследник гигантского состояния бездетного барона Геккерена. За это можно ему простить многое.

- Или все?

- Смотрите, он наблюдает за нами.

- Барон, мне было бы неприятно думать, что вы «аст».

- Вы сами сказали, сердцу не прикажешь. Нет различия в любви к мужчине или женщине.

-

                                       *  *  *

 - Òû ðåøèë? ñïðîñèëà îíà Ïóøêèíà.

- äà.

- ×òî æå,  òàêîì ñëó÷àå, ÿ ðàäà, ÷òî ïîïàëà õîòÿ áû â ñïèñîê òâîèõ æåíùèí. ß çàâåðøàþ åãî, âåëèêà ÷åñòü,-- Àëåêñàíäðà ïîäíÿëà ñ èçãîëîâüÿ êðîâàòè Ïóøêèíà áðîøåííóþ òåòðàäü åãî « Äîíæóàíñêîãî ñïèñêà.»

- ðàñêðîé òåòðàäü, òàì ïîÿâèëîñü åù¸ îäíî èìÿ. Òðèäöàòü ÷åòâ¸ðòîå.

            Àëåêñàíäðà ðàñêðûëà òåòðàäü.

- Åëåíà Íàøà ïðèõîäÿùàÿ ïðà÷êà! çàìàõíóâøèñü íà Ïóøêèíà, Àëåêñàíäðà øâûðíóëà òåòðàäü íà ïîë.

Ïóøêèí íå ñëóøàë  íè å¸, íè ×ààäàåâà, ïîëóøåïîòîì îí ÷èòàë:

« Çà÷åì òàê çâó÷íî îí ïî¸ò?

Íàïðàñíî óõî ïîðàæàÿ,

Ê êàêîé îí öåëè íàñ âåä¸ò?

 Î ÷¸ì áðåí÷èò? ×åìó íàñ ó÷èò?

Êàê ñâîåíðàâíûé ÷àðîäåé?

Êàê âåòåð ïåñíü åãî ñâîáîäíà,

 çàòî êàê âåòåð è áåñïëîäíà!

Êàêàÿ ïîëüçà íàì îò íåé?...»

          Ïóøêèí ñòîÿë ñïèíîé, ãðåÿ ó ïå÷è ðóêè, êîãäà âîø¸ë Òðóáåöêîé, âûñîêèé, õóäîé, áëåäíûé, íåáðèòûé, â ïîõîäíîé øèíåëè ñâåòëî-çåë¸íîé øåðñòè ñ çîëîòûìè ïîãîíàìè è îôèöåðñêîé ôóðàæêå. Óñëûøàâ øàãè, Ïóøêèí ïîâåðíóëñÿ, Òðóáåöêîé æå ìåäëåííî îïóñòèëñÿ ïåðåä íèì íà êîëåíè. ×åðåç íåïðèêðûòûå äâåðè â ãîñòèíóþ âêàòûâàëñÿ ïîòîê ãóñòîãî ìîðîçíîãî âîçäóõà, êîëåáàâøåãî ïëàìÿ â ïå÷è. Òðóáåöêîé øåë íå çàêðûâàÿ äâåðåé.

- Çà÷åì çà÷åì ýòî? äðîæàùèìè îáåñêðîâëåííûìè áîëüøèìè ãóáàìè àôðèêàíöà ñïðîñèë Ïóøêèí.

- Ïðîñòè ïðîñòè ìåíÿ.

- Òû ðåøèë? ñïðîñèëà îíà Ïóøêèíà.

- äà.

- ×òî æå,  òàêîì ñëó÷àå, ÿ ðàäà, ÷òî ïîïàëà õîòÿ áû â ñïèñîê òâîèõ æåíùèí. ß çàâåðøàþ åãî, âåëèêà ÷åñòü,-- Àëåêñàíäðà ïîäíÿëà ñ èçãîëîâüÿ êðîâàòè Ïóøêèíà áðîøåííóþ òåòðàäü åãî « Äîíæóàíñêîãî ñïèñêà.»

- ðàñêðîé òåòðàäü, òàì ïîÿâèëîñü åù¸ îäíî èìÿ. Òðèäöàòü ÷åòâ¸ðòîå.

            Àëåêñàíäðà ðàñêðûëà òåòðàäü.