Катишь прижалась к мужу. Её серое узкое платье, скрипнуло под его широкой ладонью.
- Жена моя, катишь…- в долгом поцелуе прильнул Сергей к ней. – Представляешь, я чуть не провалился. Меня сажали в Шлиссельбург. Пришлось назваться скопцом…
- Ты – скопец?!
- Только представь! Слава Богу, что не устроили медицинскую экспертизу.
- Ты так вошёл в роль, что второй раз Бога поминаешь.
- Чего и не было!
Они снова поцеловались. Сергей через плечо Катишь увидел спящего на оттоманке двенадцатилетнего подростка в голубой жилетке и коричневых панталонах:
- Это ещё что за диво?
- А это один из собравшихся привёл, Яковлев… Такой смешной мальчишка. Врёт , будто его Наполеон на коленях держал, хотя по годам совершенно не подходит… И требует, чтобы его почему-то называли Герценом, русская фамилия Яковлев ему видите ли не подходит.
Мальчик зашевелился. Сергей подошёл к нему, на ходу застёгивая генеральский мундир, очень шедший ему.
- Тише, Серёжа, не разбуди Герцена!
Но Герцен уже проснулся.
- Ну вот, Серёжа, ты и разбудил Герцена, - вздохнула Катишь.
- Почему Герцен-то? – спросил у мальчика Сергей.
- Мне так нравится!.. И вы… вы ещё услышите это имя! – гордо отвечал мальчуган.
- ну-ну…
Мальчишка сердито побежал из комнаты. Навстречу ему стремительно вылетел в чёрном фраке Кондратий Рылеев.
- Сергей! Трубецкой!
- Рылеев! – они обнялись, поцеловались в губы.
- Катерина, что же ты молчишь? – сердито забасил Рылеев.- Пойдём, Трубецкой, пойдём, все уже четыре часа, как в сборе.
* * *
В густо накуренной гостиной вокруг стола зелёного сукна расположились стоя или сидя человек двадцать военных, штатских. Богатые ухоженные люди. Лакеи торопливо разносили белое и красное вино, кофе, предлагали зажжённые трубки. Кое-кто успел расписать пульку. Слышалось:
- Число звериное 666. Се – тайна последних времён, тайна великая. На 1836 год готовится царство Зверя…
- Главное и первоначальное действие – открытие революции посредством возмущения в войсках и упразднения престола. Должно заставить Синод и сенат объявить временное правление с властью неограниченною…
- Но народ, давший возможность к славе, получил ли какую льготу? Ратники, возвратившиеся в домы свои, первые разнесли ропот: « Мы проливали кровь, а нас заставляют потеть на барщине, мы избавили Родину от Бонапарта, а нас тиранят господа.» Все от солдата до генерала только и говорят: « Как хорошо в чужих краях, и почему не так у нас?»
- Заграничный поход русской армии – вот начало свободомыслия России, чтобы истребить его, надо истребить целое поколение людей, кои родились и образовались в нынешнее царствование…
- Век славы военной с наполеоном кончился; теперь настало время освобождения народов. И неужели русские, ознаменовавшие себя столь блистательными подвигами в войне отечественной, - русские, исторгшие Европу из-под ига Наполеонова, не свергнут собственного ига и не отличат себя благородной ревностью, когда дело пойдёт о спасении отечества.
- Взгляните на народ, как он угнетён, торговля упала, промышленности нет, бедность до того доходит, что нечем платить не только подати, но даже недоимки; войско ропщет…
- Зашёл к Пушкину: «Дома ли Пушкин?» - «Почивает».- «Верно всю ночь работал?»- «Как же работал! В картишки играл!»- …» Только для хамов всё политическое», - вот как он говорит.
Большинству присутствующих было не более тридцати лет. У всех, как военных, так и штатских, на безымянном пальце правой руки был виден чёрный перстень с серебряным числом 71. Женщины, кроме вошедшей с Трубецким Катишь, отсутствовали.
- Верховный диктатор Северного тайного общества князь Сергей Петрович Трубецкой! – шёпотом провозгласил Рылеев.
Разговоры прекратились, собравшиеся встали, подтянулись ближе к столу с зелёным сукном.
- Трубецкой!
- Диктатор!
- Будет говорить!
- Смелый парень, я знаю его по кампании 1813 года. Раненый в плечо повёл за собой полк под Лейпцигом.
- А я с ним при Бородине был.
- Не был он при Бородине.
- Как не был? Да я с ним на одном редуте…
- И вас там не было.
- Что?! Я вас вызываю!
- Вы не дворянин чтобы меня вызывать.
- Что?!
- Господа! Господа!
- Нашли время!
- Куда он пропал? Последнее время, два года, ни на одном балу. Не служит. Говорили, хворает…
Худой бледный Трубецкой с впавшими глазами, горбатым носом подошёл к столу, положил ладонь на малинового бархата масонскую Библию. Генеральский мундир сидел на нём как литой.
- Господа,- начал Трубецкой.- Час прозрения пробил. Полумеры ничего не стоят. Наш план таков…
- Каков план?
- Что делать?
- Терпеть самодержца стало невозможно…
- Безвольный, развалил государство на уделы….
- Да тише вы! Дайте послушать….
- Наш план таков, - говорил Трубецкой. – Истребить всех, начать революцию покушением на жизнь всех членов царской фамилии…
- Кого истребить? Называйте…- сказал Рылеев.
- Нынешнего императора Александра Павловича.
- Раз.
- Великого князя Константина Павловича, его брата. Первого претендента на престол в случае смерти Александра, так как сын Александра слабоумен и не может править.
- Два.
- Великого князя Михаила Павловича, другого брата. Он отказался от престола, но на всякий случай следует убрать и его.
- Три.
- Великого князя Николая Павловича, треть его брата Александра. Он особо опасен , так как в отличие от Михаила и Константина, он очень хочет править.
- Четыре.
Трубецкой поймал пристальный взгляд человека, стоявшего у окна с трубочкой. В уланском костюме капитана на него спокойно смотрел великий князь Николай Павлович, о желаемой смерти которого только что возвестил Трубецкой. Николай изменил причёску, поднял вверх усы, но ошибиться совершенно было невозможно, слишком близко знал его Сергей Петрович. Внимательно глядя на Николая, Трубецкой, не изменившись внешне, продолжил:
- Следует истребить и Александра Николаевича, отрока , сына великого князя Николая Павловича, претендента на престол в случае смерти четырёх предыдущих.
- Пять, - сосчитал Рылеев.
- Пора сбыться написанному на наших перстнях, -Трубецкой поднял руку.- Число 71: январь- 31 день, февраля-29, марта -11, итого – 71; 1801 год 11 марта Александр погубил своего отца императора Павла и ровно через четверть века 11 марта 1826 года, падёт он сам. В следующем 1826 году на высочайшем смотру, во время лагерного сбора Третьего корпуса, члены Общества, переодетые в солдатские мундиры, ночью, при смене караула, вторгшись в спальню государя, лишат его жизни…
- Господа, темно, - сказал Рылеев. – Я принесу лампу.
- Одновременно Северные, - продолжал Трубецкой, - начинают восстание в Петербурге увозом царской фамилии в чужие края и объявляют временное правление двумя манифестами, к войскам и к народу. Пестель, - директор Тульчинской управы, возмутив - 2 –ую армию, овладевает Киевом и устраивает первый лагерь…
Великий князь Николай смотрел на Трубецкого. Трубецкой не подал вида, что узнал его.
* * *
В огромной царской постели, занимавшей почти половину спальни, под розовым кружевным одеялом, под синим балдахином, изображавшим звёздное небо с вышитыми золотом светилами, Александр Павлович и императрица Елизавета Алексеевна.
- Lise, я так рад , что мы примирились, что наши души снова вместе…- нежно обнимал и целовал Александр императрицу.