Он почти не ошибся: в чемодане оказалось четыре миллиона двести тысяч франков и еще сто тысяч в ценных бумагах.

36

Откинувшись на подушки, чувствуя головку Иветты на плече, Эмиль просматривает газеты, принесенные горничной.

В то время как пальцы Иветты гладят его грудь под полосатой пижамой, Эмиль с раздражением читает о подробностях нападения, о смехотворных показаниях очевидцев, о расплывчатых и осторожных заявлениях комиссара префектуры полиции Фридриха и его помощника инспектора Нузея.

— Все хорошо? — спрашивает Иветта, плотнее прижимаясь к нему.

— Хорошо, — говорит Бюиссон. — В любом случае нам лучше сменить отель и прекратить на время всякие сношения с остальными.

— Жаль, Эмиль, здесь так уютно, — вздыхает Иветта.

Ее любовь к Эмилю стала еще сильнее, после того как он рассказал ей о своем детстве. Они лежали в постели, расслабленные после любви, и неожиданно она спросила его:

— Дорогой, почему ты не живешь как все, честно и спокойно?

Эмиль молча закурил сигарету, немного отодвинулся от нее и, устремив взгляд в потолок, начал свой рассказ:

— Мой отец постоянно избивал мою мать, которая не умела защищаться. Она только кричала и звала на помощь, но никто не откликался, так как вокруг происходило то же самое. Только мой старший брат Жан-Батист, прозванный Нюсом, и я приходили к ней на помощь. Мне было шесть лет, но я изо всех сил впивался в ногу отца, так что он, накачавшись вином, не мог устоять на месте. Свалив его на пол, Нюс бил его по черепу ковшом, пока тот не терял сознание. После этого мы спокойно шли спать.

Разумеется, мы не всегда одерживали над ним верх и иногда нам здорово доставалось…

Надо сказать, что моя мать рожала прямо на кухне, а акушерками были мы с Нюсом. Мы кипятили воду, мать сама обрезала пуповину, а мы мыли младенца. Пятеро из ее детей умерли во время родов.

Поскольку отец никогда не приносил в дом денег, эта обязанность легла на Нюса и меня. Нюс научил меня сначала воровать в лавках. Когда мы входили в магазин, Нюс отвлекал торговку, а я пробирался под прилавок и крал продукты, а также опустошал ее кассу.

Моя мать умерла в семнадцатом году, когда Нюс дезертировал из армии. К тому времени она совершенно выжила из ума. Я был очень рад возвращению брата, и тогда мы поклялись быть вместе до гроба.

Несколько дней спустя Бюиссон переезжает в отель «Лягушка» в Сен-Врене, к старому Жоржу, другу Анри Болека. Здесь он узнает, что столяр Дезалле, нечаянно подавший Грожану идею ограбления банка в Шампини, был найден повешенным в своем доме. Его, как и других рабочих, занятых на строительстве нового здания банка, неоднократно вызывали на допросы в судебную полицию. Его нервы не выдержали. Осознав, что Грожан воспользовался его болтливостью, мучаясь угрызениями совести и страхом перед тюремным заключением, он покончил с собой.

Бюиссон понимает, что полиция, допросив родственников Дезалле, рано или поздно выйдет на Грожана. Отныне это только вопрос времени. Если бы Бюиссон мог, он уехал бы с Иветтой на юг Франции, а оттуда в Италию. Но у Эмиля нет средств на это путешествие. Из миллиона, доставшегося ему после налета в Шампини, у него осталось всего лишь двести тысяч франков.

Спустя несколько дней после нападения Эмиль возвращался с Иветтой с загородной прогулки, когда до них донеслись из трактира крики, причитания и громкие рыдания. Вслед за этим из дома вышли две женщины и направились прямо к Эмилю. Одна из них была пожилой и строгого вида, другая — молодой, с мокрым от слез лицом и красными глазами. Она непрерывно всхлипывала и повторяла: «Умоляю вас… Умоляю вас…»

— В чем дело? — спросил Эмиль.

Пожилая женщина ответила презрительно-брезгливым тоном:

— Дело в том, что когда рожаешь детей и отдаешь их кормилице, то за это надо платить. Если получаешь удовольствие от соития, то нужно получать его, также открывая кошелек, чтобы кормить плод греха. Мадам оставила мне своего сына, и вот уже пять месяцев, как она мне не платит. Так вот, мне это надоело, и я выкидываю ее ублюдка на улицу.

Дальше произошло нечто абсолютно нелепое. У Иветты на глазах стояли слезы, и она трепетно сжимала руку Эмиля. И тогда Бюиссон, охваченный порывом благородства и великодушия, сунул руку в карман и отсчитал кормилице пятьсот тысяч франков: он оплатил долг и заплатил еще за два года вперед. Пока молодая мать рассыпалась в благодарностях, Эмиль повернулся к ней спиной и зашагал прочь.

Расплатившись с хозяином отеля, Бюиссон практически остался без средств к существованию.

«Мне нужно новое дело», — думает он.

Некоторое время спустя Анри Болек делает Бюиссону предложение.

— Дело очень простое, Эмиль, — говорит Болек. — Я узнал, что ежедневная выручка трамвайного парка в Версале перевозится каждый вечер в здание компании, на улицу Кольбер, тринадцать.

— Ты в этом уверен?

— Уверен, Эмиль. Я навел справки и выяснил, что инкассатор Бурвен приезжает за деньгами каждый вечер в девятнадцать часов тридцать минут. Я уже говорил об этом со своим приятелем Григо, он поможет нам.

Таким образом, 17 февраля 1950 года Бюиссон оказывается в Версале. За рулем похищенной «симки» сидит Болек. Вооруженные Бюиссон и Григо стоят в нескольких метрах от входа в здание компании.

В девятнадцать часов тридцать минут приезжает машина с инкассатором. Бурвен с сумкой в руках выходит из машины и идет навстречу ждущему его служащему. Опережая Бюиссона, Григо с револьвером в руке бросается на Бурвена, вырывает у него сумку и в упор стреляет в него.

Раненый инкассатор падает на мостовую, в то время как машина с преступниками быстро удаляется.

Эмиль с досадой констатирует, что в сумке только сто пятьдесят тысяч девятьсот франков.

Два дня спустя инкассатор умирает в Версальском госпитале от пулевого ранения в печень.

37

Кафе «Тропинка» на бульваре Бон-Нувель посещается главным образом мелкими буржуа и крупными торговцами тканями. Хозяйка заведения, дородная женщина с мясистым красным носом и заплывшими глазами, словно пребывает в летаргическом сне, лишь изредка понукая своих официантов, невысокого толстяка и длинного худого парня.

В глубине зала, в укромном уголке, сидит Бюиссон, поджидая своего зятя, прозванного Пузатым. Зять позвонил ему утром в Сен-Врен и сказал, что необходимо встретиться безотлагательно.

Они выбрали это кафе, потому что оно находится неподалеку от дома Пузатого и здешняя клиентура не сует свой нос в чужие дела.

— Дело плохо, Эмиль, — говорит Пузатый, тяжело опускаясь на стул.

— Выкладывай.

— Легавые взяли Жуайе, Пинеля и Болека. Грожана постоянно таскают на допросы, но пока он держится.

— На Пинеля мне плевать. Тебе известно, как они вышли на Жуайе и Болека?

— Да, мне сказал об этом Грожан. Кто-то позвонил в полицию и сообщил, что в гараже Жуайе в Сен-Манде укрываются угнанные автомобили. У полиции не было доказательств, и они установили за ним слежку. Однажды Пинель оставил в гараже угнанную машину. Легавые проверили номера, и выяснилось, что машина была похищена у одного врача, уже давно заявившего о пропаже. На следующий день, когда Пинель снова появился в гараже, легавые схватили его. Пинель раскололся и сообщил легавым, что доставлял краденые машины Жуайе для совершения нападений. Легавые установили слежку за Жуайе и вскоре его арестовали.

— Он тоже раскололся?

— Увы! Он признался, что участвовал в нападении на инкассаторов в Шампини, назвав тебя и Болека в качестве сообщников.

— Ты в этом уверен?

— Еще бы! Он даже сказал легавым, что обоих инкассаторов пришил ты.

Эмиль задумчиво чешет затылок.

— А остальные?