Обычные муравьи питаются растительной пищей и живут колониями на месте. Некоторые из них усвоили одно из худших качеств человека — обзавелись рабами и живут за счет труда своих жертв. Движущиеся муравьи вынуждены разыскивать пищу и начинают свой день с поисков. Они не останавливаются долго на одном месте, так как быстро съедают все живое, что не смогло убежать или улететь.

Не имея постоянного жилища, они выращивают свое потомство внутри роя на временных стоянках. Их «дома» состоят из огромной массы живых муравьев, прицепившихся к корню или низко свисающей ветви дерева. Внутри этой массы находятся личинки, которые вскармливаются муравьями-рабочими и выращиваются в тепле, излучаемом этим непрерывно колышущимся роем. Обычно утром, как только рассветет, этот огромный рой приходит в движение, муравьи строятся в колонну, покидая ту часть леса, где они кормились прошлый день.

К полудню колонна растягивается на несколько сот метров, причем одни муравьи движутся вперед, другие, которые нашли пищу, — назад, поэтому создается двустороннее движение, напоминающее в миниатюре бульвар после полудня. Эти муравьи — не вегетарианцы. Я видела, как они пересекали наши грядки с овощами. Эта процессия длилась около четырех часов. Когда прошел последний муравей, оказалось, что ни одно растение не повреждено.

Но зато после таких муравьев на огороде не остается ни одного насекомого-вредителя. Все улетают, если имеют крылья, в противном случае муравьи тотчас разрезают их на части своими острыми, как ножницы, челюстями и относят голодным личинкам.

Я чувствую к муравьям необъяснимое отвращение. Когда они попадались на моем пути, я предпочитала уйти подальше. Пат не удивил меня рассказом о том, что ацтеки Центральной Америки на пути подобных муравьев оставляли живых людей, приносимых в жертву. Когда насекомые уходили, веревки держали лишь одни скелеты.

Кое-что о привычках таких муравьев рассказал мне Фейзи. Он с глубоким восхищением относился к существам, выполняющим свою работу хорошо и умело.

Он сказал, что, когда они движутся в лесу по мху и устланной ковром из листьев земле, крупные животные тотчас же убегают. Маленькие, такие, как мыши и землеройки, обычно также стараются укрыться, но, если ищут при этом спасения в пустых колодах или в груде древесных обломков, движущиеся колонны неизбежно находят их там и пожирают.

Основная пища движущихся муравьев — маленькие насекомые: другие разновидности муравьев, пауки, жуки, гусеницы и т. п. Фейзи рассказал, что, когда по траве и кустарнику пробегают муравьи-разведчики, которые следуют впереди основной массы муравьев, другие насекомые в страхе поднимаются на верхние концы прутиков и травинок, пытаясь спастись. Но если они не могут летать, их судьба предрешена. От колонн муравьев, движущихся внизу, отделяются партии, которые взбираются на каждый прутик и веточку. Они неумолимо движутся вверх по ветвям, преследуя свои жертвы. Если парализованная страхом жертва прекращает борьбу, ее тут же окружают и съедают там, где она остановилась. Если она пятится и падает с ветки, то попадает в самую гущу муравьев и ее ожидает такая же участь.

Помогая себе жестами, маленький Фейзи рассказал мне на языке кингвана о борьбе насекомых в тропических лесах. Когда он кончил, мне стала ясна общая картина. От этих муравьев спасаются только пауки и то не всегда. Быстрые и ловкие пауки спешат к концу веточки и повисают на тонкой нити, как они это делают в домах на потолке. Паутина слишком тонка и непрочна, чтобы по ней мог спуститься муравей, и пауки висят на ней, спасаясь от муравьев, находящихся на веточке и движущихся внизу. Паук дожидается, пока муравьи не уйдут, оставив в живых тех немногих, кто смог перехитрить их. Численность движущихся муравьев резко возрастает, если воздух имеет повышенную влажность. Когда идут дожди и земля становится сырой и болотистой, муравьи быстро размножаются. Каждые тридцать два-тридцать четыре дня одна средней величины колонна выводит около миллиона личинок. Если бы ничто не мешало этому ужасному росту, муравьи скоро сделали бы невозможным существование в джунглях других видов насекомых.

Ученые, вырастив колонии муравьев в лабораториях и занявшись их изучением, раскрыли механизм, регулирующий их численность. Исследователи обнаружили, что при падении влажности примерно до семидесяти процентов активность движущихся муравьев понижается. При шестидесяти процентах влажности наиболее слабые индивидуумы среди них становятся вялыми, при сорока пяти-пятидесяти процентах муравьи умирают. В джунглях муравьи избегают тех мест, куда проникают солнечные лучи. Когда наступает засуха, они гибнут в огромных количествах. Прожив на Эпулу несколько месяцев, я достаточно наслышалась о движущихся муравьях и старалась не сталкиваться с ними, желая, чтобы они делали то же самое.

Но однажды ночью в начале апреля я отступила от своего правила. Была одна из тех ночей, когда луна, словно играя в прятки, то скрывалась за кучевыми облаками, оставляя джунгли в мягкой тени, то выплывала из-за них, заливая все серебристым сиянием. Было уже за полночь, но я еще строчила свое еженедельное послание домой родителям, в далекий Нью-Йорк. Света штормового фонаря едва хватало, чтобы видеть написанное. Мои глаза устали, и я задремала. «Мадемуазель» — так звали мою собаку породы басени — лежала возле кровати, свернувшись калачиком на коврике из рафии[14], а детеныш шимпанзе, которого Пат подарил мне неделю назад, дремал в своей клетке (это я заметила, оторвавшись на миг от работы перед тем, как уснула). Я не знаю, что разбудило меня. Вероятно, это сделала забеспокоившаяся собака, либо шимпанзе, который тоже нервничал в клетке. Затем я услышала шорох в сухих листьях на крыше. На пол упал скорпион, который поспешно убежал за дверь. Что-то соскочило на кровать, подползло к краю ее и мягко шлепнулось на пол. Это была сороконожка. При свете штормового фонаря я видела других насекомых, падавших с крыши и спешащих к выходу. По полке, где я хранила свои краски и холст, пробежала мышь. «Мадемуазель» скулила, а маленький шимпанзе стучал зубами от страха. Я не могла понять, что так напугало собаку, которая всегда чувствовала себя в полной безопасности возле меня. Она знала, что является любимицей хозяйки, и это давало ей чувство превосходства над всеми другими животными, а также уверенность в том, что она всегда останется в положении, подобающем королеве. В эту ночь «Мадемуазель» уже не походила на королеву. Она была жалким испуганным существом, колебавшимся между желанием бежать прочь со всей скоростью, на которую она способна, или остаться возле меня, чего требовала от нее выучка.

— Что тебя так беспокоит? — спросила я ее, спуская ноги с кровати.

За «Мадемуазель» ответил Абазинга, в обязанности которого входил уход за животными. Стуча в дверь кухни, он кричал:

— Мадами, если вам дорога жизнь, уходите из дома!

Я схватила платье, надела домашние туфли и бросилась к двери. Абазинга, обычно безупречный джентльмен, стремительно влетел в спальню. По его расширенным глазам и побелевшему лицу я поняла, что случилось что-то ужасное.

— Пат? Что-нибудь случилось с Патом? — закричала я.

— Меня послал хозяин, Мадами, — отвечал Абазинга. — Здесь муравьи. Мы должны уйти.

Некоторое время я ничего не могла понять… Муравьи находятся здесь? Затем меня осенило: откуда-то приближается колонна маленьких слепых насекомых. Я вспомнила рассказы Фейзи. В мгновение ока я поняла причину поспешного бегства насекомых и ужас «Мадемуазели». Я свистнула собаке и бросилась к двери, Абазинга молча подталкивал меня. По пути я схватила пару тяжелых башмаков и несколько тюбиков акварели, которыми рисовала.

— Оставьте все, — настаивал Абазинга, — не тратьте время.

В стороне при свете ярко, но неровно горящих факелов и мерцающих фонарей я увидела Пата, руководившего выводом животных из-за частокола. Вокруг возбужденно бегали слуги, уводящие наших антилоп, свиней и бабуинов в более безопасное место. Подошел веселый от возбуждения Пат.