Африканцы привязали мертвого леопарда за передние лапы к грубому помосту и оставили висеть в таком положении, оповестив всех, что танцы в честь убивших животное охотников состоятся вечером. После полудня собрались все соседние племена. Они развели костры, приготовили еду и уселись вокруг, словно фермеры Среднего Запада, ожидающие начала скачек на ярмарке.

Каждый раз, проходя по двору лагеря, я глядела на мертвого леопарда, который казался свирепым даже после смерти. Глаза его были закрыты, а губы отвисли, обнажив большие острые зубы. Очевидно, он умер, преисполненный сильной и глубокой ненависти к человеческим существам, бывшим его смертельными врагами.

Большую часть времени до наступления темноты Масамонго, Фейзи и пигмей из деревни Сейбуни провели, сидя возле леопарда и рассматривая его. Пат перевязал зияющие раны на бедре пигмея и хотел поместить его в госпиталь. Однако маленький мужчина решительно отказался выполнить это распоряжение и держался так, словно под бинтами у него было несколько пустячных царапин от колючек шиповника. С наступлением темноты большинство пигмеев, перемешав древесную золу с водой, разрисовали свои тела яркими, причудливыми узорами. Несколько пигмеев намалевали на своих красновато-коричневых телах пятна и подвели бакенбарды.

Вскоре пришли два арабизированных пигмея из Дар-эс-Салама и надели костюмы, сделанные из шкур леопардов.

— Эти люди, изображающие леопардов, живут за деревней Вамба, — сказал мне Ибрагим. — Они лучшие танцоры во всей округе.

Из нашей деревни пришли Херафу, Моке, Саламини, Сейл и Ахеронга. Несколько минут спустя к мужчинам присоединились Софина, Томаса и Тима, мать маленькой Энн. С важным видом прибыла Анифа. На шее у нее висели бусы, на запястьях — браслеты, а ее тонкую талию охватывал новый пояс из раковин каури. Перед самым началом танцев пришла старая бабушка с Уильямом и заняла почетное место на веранде гостиницы. Внук ее тотчас умчался играть с другими детьми у костров. Агеронга и Эмиль принесли стул для Пата. Когда тот уселся, танец начался. Вначале он был медленным — все могли принимать в нем участие. Казалось, не было каких-то определенных па, каждый пигмей танцевал так, как ему нравилось. Дожидаясь своей очереди, три героя и два танцора-леопарда не принимали участия в этом вступительном танце, сберегая силы. Пат подозвал Агеронгу, шепнул ему что-то, затем с довольным видом уселся вновь, а его помощник откупорил полдюжины бутылок пальмового вина. Откуда-то появились чашки, и, пока продолжалось представление, каждый присутствующий получил свою долю.

Взошел месяц, и высоко в небе рассыпались звезды. Я вдыхала опьяняющий аромат сотен различных цветов, который смешивался с еще более сильным мускусным запахом, прилетавшим из глубины джунглей.

Ко мне, на верхнюю ступеньку крыльца, поднялся Фейзи.

— Когда мы разрубим леопарда, я хочу дать вам кусок его мяса, — сказал он. — Мне бы хотелось, чтобы вы послали его вашему отцу и матери.

За несколько дней до этого я дала ему пачку старых нью-йоркских журналов, присланных моими родителями, которые хорошо знали, что пигмеи любят смотреть картинки. Фейзи был глубоко благодарен им за это.

— Ты очень добр, — ответила я, — но расстояние так велико, что мясо испортится. До их дома километров больше, чем волос на шкуре леопарда.

Фейзи это не показалось большим препятствием.

— Они могли бы приехать и жить здесь, — сказал он и отправился назад к костру. Как часто я мечтала о том же!

Неожиданно барабаны забили чаще, и два танцора-леопарда выбежали на середину двора. Лица их были прикрыты масками из моей коллекции, которые были сделаны столь искусно, что казались настоящими мордами леопардов.

Некоторые наши пигмеи отлично танцевали, но эти двое были в самом деле необыкновенными танцорами. Они прыгали, кружились, сжимались и выделывали пируэты, словно Нежинский[35]. Время от времени они фыркали, как это делает животное, которое они изображали, и у меня по спине пробегали мурашки. К этому времени сказалось действие пальмового вина. По телам танцоров-леопардов градом струился пот, смывая нарисованные белой глиной знаки.

Анифа сидела на земле возле круга, отведенного для танцоров, и наблюдала за ними полузакрытыми, чувственными глазами. Одновременно довольная и презрительная улыбка играла в уголках ее красивого рта. Тело ее покачивалось в такт звукам барабанов, а полные упругие груди поднимались и опускались. Она сидела, но во всем ее облике было столько неистового ритма, что казалось, будто она тоже танцует. Поощряемые ее улыбкой, два танцора-леопарда из-за Вамбы с остервенением прыгали и фыркали, пока не упали обессиленные по ту сторону круга, подальше от искусительницы.

Это послужило сигналом для трех героев. Наступила их очередь принять участие в церемонии. Они встали, и я сразу увидела, что каждый из них вооружен копьем. Пигмеи сгрудились у помоста, на котором висел леопард. В руках они держали гибкие ветви и короткие лозы лиан. У некоторых были пояса, сплетенные из кожаных ремней. Фейзи, Масамонго и пигмей из деревни Сейбуни направились к мертвому леопарду-людоеду. И тотчас же на них посыпался град ударов — ближайшие к ним мужчины и женщины били их палками, лианами и ремнями.

— Скажи, ради бога, за что их так наказывают? — спросила я Херафу.

— Таков обычай, — отвечал он. — Чтобы доказать свою удаль, они должны снять леопарда с помоста.

В этот момент я увидела, как Фейзи и Масамонго пробились к помосту. Стоя спиной друг к другу, они отражали удары атакующих, защищая не только себя, но и товарища, который, волоча раненую ногу, прокладывал себе дорогу.

Фейзи крикнул что-то на кибира, раненый ударил копьем в помост над их головами, и рыхлая туша леопарда свалилась к ногам победителей. Все пигмеи разом закричали. Хлысты и палки полетели прочь. И сразу наступила тишина. Слышалось лишь потрескивание дров в кострах и тяжелое дыхание пигмеев.

Вскоре костры угасли. Агеронга и другие негры постарше разошлись по домам. Старая бабушка встала, взяла спящего Уильяма на руки и направилась в пигмейскую деревню. Томаса и Сейл ушли рука об руку, гордясь своей долгой и непоколебимой взаимной привязанностью.

Я прошла мимо госпиталя, где совершал заключительный обход Пат, который заботился о здоровье своих пациентов так же, как хирург в какой-нибудь всемирно известной клинике. Миновала загон, где не спали потревоженные ночным шумом животные. Мне не захотелось входить в дом. Какое-то странное внутреннее чувство заставило меня пройти мимо крыльца, за увитую зеленью веранду и спуститься на берег Эпулу.

Я стояла одна. Там, где днем играли аисты, теперь при тусклом свете луны едва виднелась песчаная отмель. Необычная тишина опустилась на находившийся у меня за спиной лагерь. Я стояла как бы на границе двух миров. Один — за моей спиной, безопасный, любимый и знакомый, тянул к себе своей теплотой и уютом, другой — простирающийся передо мной, манил очаровательной таинственностью неизвестности. С рокотом преодолевая пороги, река катила свои воды к далекому Атлантическому океану. Прислушиваясь к ее шуму, я с удивлением заметила, что не думаю о том, другом доме, который находится на противоположной стороне земли. Нью-Йорк, Вудсток или Мартас-Вайньярд уже не были для меня домом. Им была Африка, неукротимая, свободная, молодая и в то же время древняя. Я не стала любить дубы и березы меньше оттого, что полюбила красное дерево и магнолию, поднимавшие свои ветви в ночное африканское небо.

Все, бывшее до этого, являлось лишь прологом. Африка стала теперь моим домом. Всем своим сердцем я находилась здесь. Мягкий ветерок ласкал мои щеки. Веяло мускусным запахом скрытых в тропическом лесу цветов. Я затаила дыхание: из бархатистой темноты неожиданно долетел отдаленный звон маленькой музыкальной коробочки, сделанной из полого куска дерева и металлического прутика от старого зонта. Две маленькие тени спустились к берегу Эпулу. Я узнала гортанный голос Анифы и догадалась, что другая темная фигура — один из приезжих танцоров. Они не могли видеть меня: я находилась в тени того самого дерева, за ветви которого уцепился Абдул, когда крокодил тащил его в воду.