Изменить стиль страницы

Андреас постоянно думал о ней. Чем она занимается в данный момент? Сидит за швейной машинкой или стоит в очереди за пайком? Андреасу было тревожно. Исполнила ли Ева обещание держаться подальше от Кобленца?

Еще он беспокоился об ее отце. Чтобы обхитрить цензоров, Ева написала, что Пауль «служит» в Шемберге южнее Штутгарта. В действительности же он работал там в руднике. Андреас также размышлял, оказалась ли мать Евы среди 200.000 стариков, женщин и детей, сгоревших заживо во время бомбардировки Дрездена в середине февраля. Он представлял, как ее обугленные останки сгребают бульдозером в общую могилу, уже заполненную телами бабушек и девочек.

Андреас с тоской посмотрел на своих марширующих солдат. «Мальчишки и старики, — подумал он. — Боже мой, какое безумие!» Каждый из изнуренных солдат был готов погибнуть следующим за дело, в положительный исход которого уже почти никто не верил. И все же они не опускали головы. Значит, и Андреас тоже должен был держаться.

Перед лицом неизбежного поражения никто из них не лишился чувства собственного достоинства. Андреаса это восхищало. Он гордился своими товарищами и любил их. Пусть даже всех их предало правительство — они друг друга не предали.

Вдруг из серых туч вынырнули два американских «Мустанга». Солдаты залегли по обе стороны от дороги. Через мгновение взорвался один из санитарных грузовиков. Но Андреас просто стоял на дороге, наблюдая за происходящим, словно за мелькающими на экране кадрами фильма. Его потянул за рукав к земле юный сержант Вилли Клеммер — бывший служащий магазина из Гамбурга.

— Господин лейтенант, что с вами?

Андреас посмотрел на встревоженное лицо сержанта. Голос парня долетал до него гулким эхом, как будто издалека. Андреаса тряхнул за плечо еще один солдат.

— Господин лейтенант!

К Андреасу вернулось ощущение реальности. Его взгляд стал осмысленным. Словно пробудившись от сна, он огляделся по сторонам.

— Да… Дело скверно… Спасибо.

В этот момент объявили отбой воздушной тревоги, и Андреас вернул роту на марш. Но мыслями он все равно был далек от этой дороги. «Может, Лербах что-то напутал? Или же просто бредил от переизбытка морфия?» От такого предположения Андреасу стало немного легче. «Но даже если и так, Лербах все равно был прав в том, что война проиграна, и мои солдаты умирают ни за что». Андреас сделал большой глоток воды из своей фляги.

После полудня рядовой Мец подбежал к Андреасу с рацией.

— Из батальона, господин лейтенант!

Андреас приложил к уху динамик.

— Бауэр на связи.

Он с угрюмым лицом выслушал сообщение. Американская пехота предприняла быстрый обходной маневр вокруг поросшего лесом холма южнее немецкой колонны. Если они успеют перерезать дорогу, то вся колонна окажется в окружении. Андреас тут же отдал приказ, и его солдаты, наклонив вперед головы, начали быстро продираться наперерез американцам через густые заросли. Оказавшись на западном склоне холма раньше противника, они быстро выкопали мелкие окопы и залегли в тревожном ожидании.

Андреас быстро прошел вдоль рубежа, проверяя, правильно ли размещены пулеметные точки. На обоих флангах он поставил огнеметчиков.

— Приказ — любой ценой не пропустить врага! — крикнул он. — Колонна должна успеть пройти вдоль другого склона холма. Мы — их прикрытие. Как только колонна пройдет, в тыл американцам с востока зайдет подкрепление. Все понятно?

— Так точно, господин лейтенант, — последовал усталый ответ солдат.

Быстро сгустились сумерки. Андреас надеялся, что американцы по темноте дальше не сунутся. Он терпеть не мог ночных сражений. Осветительные ракеты, вспышки выстрелов, мелькания трассирующих пуль и ослепительные взрывы снарядов потом преследовали его в кошмарах. Проверив пружины восьми магазинов для «Шмайсера», Андреас медленно наполнил их патронами. Выложив возле себя четыре гранаты, он вытер песок со своего пистолета и провел пальцем по лезвию ножа Андреасу только однажды за всю войну довелось пустить в ход нож, и он надеялся, что ему больше никогда не придется этого делать. «Ну где же они?» — подумал лейтенант.

Ночная тишина вновь подтолкнула его к размышлениям. Поскольку война уже была проиграна, Андреасу претила мысль о необходимости убивать американских и британских солдат. Но у него не было выбора. Как он мог не встать на защиту своей родины и своих товарищей: простых фермеров, школьных учителей и клерков? Андреасу так хотелось, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

«Парни, конечно же, понимают, что война проиграна, — размышлял он. — Значит, нас ожидает поражение. Но кому? Лучше уж американцам, чем русским. Стоит ли рассказывать кому-нибудь о том, что сказал Лербах? А вдруг это все неправда?» Тут Андреаса посетила неожиданная мысль. Его сердце учащенно забилось. «А что если я прикажу парням сдаться в плен? Тогда весь позор ляжет на меня, а не на них. Но как же присяга? — Андреас посмотрел на своих солдат. — Что лучше: сдержать свою клятву перед Гитлером или спасти этих ребят? — он вытер дрожащей рукой вспотевший лоб. — Если мы сдадимся в плен, то вся колонна неминуемо погибнет. Но должно же это все когда-то кончиться! Вот только когда? И каким образом? Просто нужно дать колонне время уйти».

Поток мыслей в голове Андреаса остановил резкий хлопок, эхом разнесшийся по лесу. Один из его солдат выпустил в воздух осветительную ракету, выхватив из темноты цепочку американских пехотинцев у подножия холма.

Рота Андреаса открыла огонь. Противник сделал несколько ответных выстрелов. К тому моменту, когда ракета с шипением угасла, американцы отступили, оставив на дороге двух убитых. Одна из последних выпущенных ими пуль угодила прямо в лицо молодому солдату, лежавшему в окопе рядом с Андреасом. Повернувшись к убитому, он посмотрел на то, что осталось от головы его товарища. Это стало для Андреаса последней каплей.

Схватив за руку сержанта Клеммера, он оттащил его в сторону и шепотом отдал приказ сдаться. Клеммер начал громко возражать, но Андреас прикрыл ему рот рукой.

— Немецкий солдат приказы не обсуждает, а выполняет. — Сержант кивнул, и Андреас убрал руку. — Рейх еще существует, а ты — хороший солдат, поэтому должен подчиняться мне.

Кивнув, Клеммер потупился себе под ноги.

— Положи винтовку на землю и следуй за мной!

Сняв с плеча свой «Шмайсер», Андреас опустил его на землю. То же самое он сделал с пистолетом. В его висках стучала кровь. Взглянув вглубь темного леса, Андреас сделал глубокий вдох и, не говоря ни слова, начал спускаться по склону в сторону позиций американцев.

Его крадущаяся, сгорбленная походка так сильно отличалась от гордого «гусиного шага», которым он когда-то маршировал на парадах. С каждым метром на Андреаса все сильнее наваливался груз сомнений. Он нервно вздрагивал от хруста каждой сломанной ветки под ногой. Эти триста метров были самыми долгими, трудными и мучительными в его жизни. Андреас спотыкался и скользил, падал и снова поднимался. Казалось, он разучился нормально ходить, но этому не стоило удивляться. Он не просто шел по ночному лесу. Это был болезненный путь человека, оставившего позади свое старое «я», чтобы обрести новое. Это был путь пилигрима.

— Не стреляйте! Мы сдаемся! — крикнул на ломаном английском перепуганный Клеммер, когда их окружили удивленные дозорные.

Ошарашенные американцы, приказав немцам заложить руки за голову, быстро отвели их в тыл. Андреаса и Клеммера светом фонарика в лицо встретил растрепанный капитан.

— Лейтенант Бауэр, — представился Андреас, отдав честь. Он указал на товарища. — Сержант Клеммер.

Американец сплюнул. Андреас приказал Клеммеру объяснить суть их плана. Когда тот закончил, капитан пристально посмотрел на Андреаса.

— Вы что, держите нас за идиотов? Я знаю, что вы задумали засаду.

Клеммер перевел заверения Андреаса, что на рассвете он прикажет своим людям сдаться. Американец колебался.

— Почему я должен вам верить?