«В Датском королевстве…»

Датская литература — не только Хaнc Кристиан Андерсен

Вступительная статья

Если в российском книжном магазине спросить у покупателя, остановившегося перед полкой с переводной литературой, кто из датских писателей ему известен, он, скорее всего, уверенно произнесет имя Ханса Кристиана Андерсена, а потом, после паузы, — Сёрена Киркегора, Карен Бликсен или Питера Хёга.

Этот перечень — лишь малая часть датской литературы, получившая известность в России. Если присмотреться к литературе маленькой Дании с ее пятимиллионным населением, то окажется, что ей есть что предложить читающему миру.

Составителям этого номера прежде всего хотелось познакомить читателя с литературными жанрами, характерными для современной датской литературы, причем сделать это на примере творчества еще не знакомых российскому читателю авторов.

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков.

В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alter ego автора, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства.

Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года.

Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

Бенни Андерсен, известный всей Дании благодаря своим лирическим песням, представлен в номере не только поэзией, но и небольшой новеллой. Как в поэзии, так и в прозе он при внешней простоте изобразительных средств всегда изящен, остроумен и психологичен.

Полные своеобразного юмора и озорства «экзотические» гренландские истории Йорна Риля, путешественника и исследователя, награжденного многими национальными литературными премиями, на первый взгляд стоят особняком в современной литературе, но при более глубоком анализе в них можно усмотреть параллели с книгой Карен Бликсен об Африке.

Поиски новой эстетики привели в 90-х годах XX века к возникновению нового направления в датской литературе — минимализма. Для минималистских произведений, представляющих собой зарисовки из повседневной жизни, характерен упрощенный синтаксис, анонимность стиля и нарочитая удаленность автора. Наиболее ярким представителем этого направления стала Хелле Хелле, с двумя новеллами которой могут познакомиться читатели номера.

Отдельные черты минимализма присутствуют и в творчестве известного прозаика Найи Марие Айдт, новеллы которой, обычно повествующие о каком-нибудь незначительном событии, способном мгновенно перевернуть размеренную жизнь ее героев, написаны простым, незатейливым языком. Некоторые из новелл, завораживающие переплетением реальности и вымысла, вызывают у читателя чувство тревоги и даже страха.

Драматические произведения сегодня зачастую воспринимаются как своего рода приложение к «настоящей» литературе, но в Дании в последние два десятилетия драматургия стала одним из ведущих литературных жанров. Многие критики говорят о «буме 90-х в современной датской драматургии», о «постмодернистском прорыве в драматургии» и даже о «золотом веке театра». В номере представлена пьеса одного из самых известных драматургов Дании Астрид Саальбак, которая в 2012 году была удостоена награды «Лучший драматург Скандинавии» пьесы которой переведены более чем на двадцать языков.

Ну а что касается Андерсена, то он в этом номере представлен как художник, наделенный, по выражению Анри Матисса, «искусством рисовать ножницами».

Мы благодарим всех, кто принимал участие в работе над номером: переводчиков, редакторский коллектив «ИЛ» и коллег из Дании и России, которые на всех этапах работы с готовностью приходили на помощь. Особую благодарность мы выражаем Литературному комитету Государственного совета по искусству Дании.

Елена Краснова, Гаянэ Орлова, составители номера

Кнуд Ромер

Ничего, кроме страха

Роман

© Перевод Елена Краснова

Я всегда боялся маминого отчима — и ничего, кроме страха, к нему не испытывал. Для меня он всегда был Папа Шнайдер. Носил ли он двойную фамилию, или как его звали по имени, я не знал, да мне все равно никогда бы не пришло в голову называть его по имени. К таким людям по имени не обращаются.

На лице у Папы Шнайдера были длиннющие шрамы, и все — на левой щеке. Это были следы поединков прошлого столетия, он тогда состоял в Schl?gerverein[1]. Противники вставали друг против друга и, защищая свою честь, наносили удары по лицу саблями, убрав левую руку за спину.

У него были черные с проседью гладкие волосы, открытый лоб, и всякий раз, встречаясь с ним взглядом, ты чувствовал, что он воспринимает это как вызов: Sie haben mich fixiert, mein Herr[2]. Взгляд его был пронзительным, упорным, и не знаю, существовал ли на свете человек, который с легкостью мог бы его выдержать. Исключением была бабушка. Она умела смотреть Папе Шнайдеру в глаза — у мамы это не получалось. Бабушка была его единственной слабостью, тщательно от всех скрываемой, все остальное в нем было жестким и непроницаемым.

В столовой моих родителей, где над столом висела картина, Папа Шнайдер царил безраздельно. На этой картине в золотой раме была изображена лесная полянка. Папа Шнайдер сидит с книгой на траве, глядя прямо перед собой, рядом бабушка с младенцем на руках, а мама, еще девочка, играет с охотничьей собакой Белло. Книга, ребенок и собака — вот вам и распределение ролей: Папа Шнайдер символизировал духовность и культуру, удел женщины — рожать, а дети ближе всего к природе, и их, как и собак, следует дрессировать.

За столом я всегда сидел, выпрямившись, положив руки на стол и заправив салфетку за воротник, как будто Папа Шнайдер сидел рядом и наблюдал за мной. Если бы я совершил какую-нибудь оплошность, разрезал картофелину ножом или открыл рот, когда меня не спрашивали, он бы воткнул мне в бок вилку — я в этом не сомневался.

Папа Шнайдер был самым суровым из всех известных мне людей, он воплощал в себе все то, что было строгим и суровым и причиняло боль. Он был как застегнутая верхняя пуговица на рубашке, как острые зубья мокрой расчески. Он был разбитыми коленками и страхом опоздания. Нет, я не мог назвать его по имени, да и никто другой не решился бы.

Не думаю, что кто-нибудь вообще знал, как его зовут, или задумывался об этом. Отчим моей мамы хранил в себе свое имя как страшную тайну и как самую безумную надежду. Потому что если бы в один прекрасный день он услышал, как к нему обращаются по имени, он бы точно знал, кто это. Лишь один человек, кроме него самого, знал его имя — и это был Господь Бог.