А что же фильм, за съемками которого пристально надзирал целый батальон репортеров во главе со славной Хеддой? Все та же история с переодеванием или, если угодно, история принца и хористки, или очередной рецепт, «как выйти замуж за миллионера».

Жил-был один миллионер. Звали его Жан-Марк Клеман. По-видимому, играй его Грегори Пек, вряд ли миллионера назвали бы по-французски. Но его играл Ив Монтан, чем и достигалась гармония. Однажды его адвокат Уэйлс (У.-Х. Уайт) и помощник по связям с общественностью Говард Коффман (Тони Рэндол) сообщили хозяину, что в некоем внебродвейском ревю намерены поставить спектакль-сатиру лично на него. Миллионер Клеман настолько занят преумножением своих капиталов, что просто не в состоянии проигнорировать это потрясающее основы событие: вместе с Коффманом он отправляется в это заведение с намерением строго разобраться. Там он видит прекрасную хористку, точнее — солистку этого ревю Аманду Делл (Мэрилин Монро) и, понятно, влюбляется в нее. Режиссер, полагая, что Клеман — актер, пришедший устраиваться на работу, предлагает ему сыграть эту роль, то есть самого себя. Клеман соглашается, ибо таким образом он может видеться с Амандой. Не зная, что перед ней миллионер, Аманда признается ему, что ей не нравятся богачи и особенно она недолюбливает Клемана. Тем временем Уэйлс узнает, что через свою фирму «Клеман Энтерпрайзез» его хозяин закупил это ревю и, по видимости, намерен его закрыть. Он сообщает об этом Коффману, а тот, напившись для храбрости, обвиняет Клемана в цинизме. Но Клеман оправдывается: он вовсе не намерен закрывать ревю — наоборот, он вложит в него деньги (руками Уэйлса) и женится на Аманде. Между прочим, в труппе у него есть соперник, актер и певец Тони Дэнтон (Фрэнки Воэн). С этой целью Клеман нанимает троих знаменитостей из шоу-бизнеса — Бинга Кросби, Джина Келли и Милтона Берла, — которые должны обучить его премудростям сценической профессии, как-то: пению, танцам и декламации. Клеман действует настолько активно, что чуть не вытесняет из спектакля Тони Дэйтона — ему поручают песенный номер, где обычно выступает Тони. Чтобы дать Тони выступить, Аманда принимает приглашение Клемана на обед, причем именно в то время, когда идет номер. Затем она признается Клеману, что просто отвлекала его, чтобы помочь Тони. В свою очередь и Клеман признается ей в том, что он и есть миллионер, и предлагает ей руку и сердце, но Аманда ему не верит. Тогда Клеман отдает распоряжение закрыть шоу (естественно, от имени Уэйлса) и вместе с Амандой идет к себе же якобы для того, чтобы объясниться с владельцем шоу, то есть с собой. Только таким сложным способом ему удается убедить Аманду, что он и есть Клеман. В итоге после непродолжительной борьбы в лифте следует хэппи энд с поцелуем в диафрагму.

В отличие от Уайлдера у Джорджа Кьюкора не было классно, профессионально выполненного сценария с остроумной двухходовкой, позволяющей эффектно войти в ситуацию и столь же эффектно выйти (или не выйти) из нее. В сценарии Даймонда и самого Уайлдера такой двухходовкой служил уже названный «захват». Здесь же сценарист (Норман Красна) решил усложнить простой и традиционный «ход» — принц (то бишь миллионер) выдает себя за нищего, а в конце признается даме сердца в своем «королевском» происхождении. Сценарист выдумывает историю с подставным лицом в качестве владельца шоу и заставляет Клемана выяснять у самого себя, кто есть кто. Не говоря о том, что это прежде всего не смешно, тут слишком много диалогов и мало действия, чтобы комедия была комедией. В «Некоторые любят погорячее» фабула была настолько крепко сбитой, события, действия, ритм так наседали друг на друга, что даже блестящие актеры казались лишней роскошью. Здесь же жадно ловишь каждый мало-мальски удачный номер. К таковым, безусловно, относится обучение Клемана актерскому ремеслу. Особенно запоминается дуэт Монтана и Берла, выдержанный вполне в духе мольеровских поучений господину Журдену. Есть удачные номера и у Мэрилин — разумеется, музыкальные: «Мое сердце принадлежит папочке» Кола Портера и «Займемся любовью!» Сэмми Кана и Джеймса Ван Хазена. В первом привлекает пластичность и свобода движений, необыкновенно выразительные интонации, натуральная, чувственная реакция на мужской кордебалет; другой номер, к сожалению, испорчен претенциозным декором, к тому же и плоско снятым, но на выразительном пении Мэрилин это никак не отражается. Кстати, по духу, разговорности, подчеркнутой фразировке номер «Займемся любовью!» иногда кажется «монтановским»; думаю, что, исполняй его Мэрилин (с Фрэнки Воэном) без декора, просто на сцене, эффект был бы еще выше.

Важно, однако, даже не то, что фильм — очевидная неудача (такова судьба многих фильмов с участием Мэрилин). Удручает отсутствие героини. Правда, настоящих героинь не было и в предыдущих фильмах — их заменяли своего рода платья, драматические одежки, шитые сценаристами по размеру Мэрилин, которая и заполняла их собой, своей биографией, событиями своей жизни, своими комплексами, привычками, а также манерой поведения, какой, по убеждению сценаристов, ждал от нее зритель. Женщина, которая надевала эти «драматические» платья, была Мэрилин, и в этом смысле ее нельзя было спутать ни с кем — она дышала, разговаривала, пела, танцевала, целовалась как Мэрилин. В фильме «Займемся любовью!», за исключением трех музыкальных номеров, Мэрилин только одевалась на свой лад, все остальное делалось ни от кого и ни для чего. В перерывах между выступлениями Аманда вязала. Что и для кого, ни сценаристы, ни режиссер объяснить не брались. Мэрилин сама вязанием не занижалась. Стало быть, здесь это понадобилось, только чтобы занять руки «звезды», — Кьюкор, по-видимому, давал ей отвлекающий мотив, что, на его взгляд, облегчало ей диалоги с Монтаном. В принципе это вполне реально и допустимо, но ведь, кроме этого «сквозного действия», Аманде делать просто нечего. Даже ее реплики Клеману кажутся до того необязательными, что удивляешься, зачем она вообще что-то говорит и почему ее текст нельзя свести к связкам между номерами ревю — и без того поведение Клемана оправдывалось одним ее присутствием в кадре. Таким образом, драматические одежки, сшитые Норманом Красна, как бы остались висеть на вешалке — Мэрилин не заполнила их собой, своей личностью, своим духом, присутствием. Конечно, как и всегда, она здесь глупенькая очаровательная блондинка, ждущая (за вязанием) своего принца, но для двадцать седьмого фильма Мэрилин только этого недостаточно.

Критики по обе стороны океана были исполнены сочувствия к Мэрилин, которую Кьюкор фактически отдал «на растерзание» Монтану. «У первоклассной комедийной актрисы мисс Монро, в сущности, не было ни единой яркой реплики, — писал Джастин Гилберт в «Нью-Йорк дэйли мирор». — Ее знаменитое очарование, разумеется, здесь очевидно… В паре музыкальных номеров, включая «Мое сердце принадлежит папочке» и еще один, мисс Монро дарит нам сюрпризы…»

Если быть точным, то «ярких реплик» нет в этом фильме вообще ни у кого, хотя все разговаривают не умолкая.

«В том, что Монро приходится делать по сценарию, набитому штампами… ей недостает прежнего динамизма» — мнение Босли Краутера из «Нью-Йорк таймс».

Во Франции Жак Дониоль-Валькроз писал в «Франс-Обсерватёр»: «Первый эпизод фильма, снятый в коричнево-черной гамме, наиболее удался в цветовом отношении, как и в том, что это первое выступление здесь поющей и танцующей Мэрилин — один из волнующих моментов в кинематографе. Хотя, в сущности, роль Мэрилин принесена в жертву, сама она все же несравненна: она двигается по экрану с той грациозной неловкостью, которая не может принадлежать более никому. Что же до Ива Монтана, то его исполнение блистательно». И хотя первый эпизод в фильме совсем другой, без участия Мэрилин[74], все же критик прав в главном: ее музыкальный номер (независимо от фильма) может расцениваться как подлинно кинематографический образец мюзикла, настолько органична в нем Мэрилин.

Клод Мориак счел, что «Мэрилин Монро слишком соблазнительна, чтобы разыскивать признаки ума в ее до очевидности глуповатом облике или дополнительный смысл в улыбке. Но признаться ли? В Мэрилин Монро я острее всего чувствую трагичность». Мориак фактически единственный из критиков, кто отнесся к Мэрилин здесь всерьез и разглядел в ней признаки будущей катастрофы. В чем они? Если посмотреть этот фильм дважды подряд (не учитывая музыкальных эпизодов), станет заметной некая тяжесть в движениях Мэрилин, смутные очертания другого плана, смысла, значения в ее репликах, в мимике. Краутер прав: ей действительно «недостает прежнего динамизма», точнее — легкости, простоты, изящества, несерьезности. В фильме Кьюкора она чересчур основательна, чересчур степенна, глубокомысленна, что ли, чтобы по обыкновению просто присутствовать на экране, быть «слишком соблазнительной». Можно, конечно, счесть, что именно здесь Мэрилин усвоила уроки Страсберга, то есть сделала то, чего ей не удалось в «Автобусной остановке», но беда в том, что героини, которую она должна была бы в таком случае сыграть, на экране как не было, так и нет. Перед нами не некая Аманда Делл, солистка внебродвейского ревю, а Мэрилин, только неожиданно (по неясным причинам) посерьезневшая. Причины тому, конечно, были, и не только семейные, но надо родиться автором «Обеда в гостях», чтобы почувствовать здесь трагичность.