Изменить стиль страницы

Всему вышесказанному противостоит тот факт, что дети обладают мощной тягой к жизни и развитию, и они делают все от них зависящее, чтобы действительно повзрослеть. Эта позитивная животворящая сила противодействует системе негативных представлений о себе. Однако она создает детям проблемы с родителями, учителями и обществом в целом. Складывается впечатление, что в здоровом стремлении вырасти организм создает собственную систему представлений о том, как следует функционировать в этом мире. Постараюсь это объяснить.

Ребенку комфортно существовать в условиях принятия, одобрения и любви. В раннем возрасте, когда ребенок еще достаточно гармоничен, он может разозлиться на мать, что будет встречено неодобрением и неприязнью, похожей на потерю любви. Малыш начинает понимать, что проявление гнева для него опасно и что нужно сделать все возможное, чтобы избежать подобной угрозы в будущем. Так как гнев неизбежен, ребенок пытается выработать схему действий на случай его возникновения. Как правило, он решает загнать свои чувства как можно глубже, чтобы спрятать их внутри себя. Когда я спросила одного мальчика, что он делает, когда злится, ребенок ответил: «Ухожу в свою комнату до тех пор, пока обида не пройдет». Однако невыраженные эмоции тяжелым грузом оседают в душе и мешают здоровому развитию.

Более того, поскольку выражение гнева является выражением индивидуальности ребенка, то его «вытормаживание» ведет к ослаблению «Я».

Организм упрямо ищет способы достижения гомеостаза, или баланса. Если эмоция спрятана внутри, ее необходимо выразить, чтобы возникло чувство завершенности и равновесия, чтобы организм мог обратиться к следующим потребностям и так далее в бесконечном цикле развития. Таким образом, организм, по всей видимости, выбирает некий способ выражения эмоций, с участием или без участия сознания ребенка, в попытке избавиться от лишней энергии и достичь равновесия. Но попытки избавиться от чувства гнева обычно идут вразрез с интересами здорового развития и не приводят успеху. Вот один пример.

Как и любой младенец, Салли плачет, чтобы удовлетворить свои потребности. Ее родители проверяют памперсы, но девочка кричит еще громче, так как хочет, чтобы ее взяли на руки. В конце концов, мать поднимает малышку, и та перестает плакать. Таким образом, слезы – это лишь инструмент общения. Через несколько месяцев крики малышки начинают приобретать различные значения, что помогает родителям лучше дифференцировать ее потребности. Кроме того, ее мимика и экспрессивные движения тела показывают, что сама девочка начинает лучше осознавать свои желания. Становясь старше, она понимает, что для выражения потребностей гораздо удобнее использовать звуки и слова, но ее словарный запас еще слишком мал, чтобы ясно выразить то, что она желает сказать. Просто сказать: «Я хочу молока», но выразить какие-то абстрактные чувства гораздо сложнее. Обращенная к матери фраза «Я тебя ненавижу!» возникает лишь потому, что девочка не знает, как сказать, что ей надоела бесконечная мамина болтовня по телефону. Мама Салли шокирована, сердита и опечалена тем, что собственная дочь ненавидит ее. Она может возмутиться: «Не смей так со мной разговаривать!» Салли приводит в замешательство многое из того, что она слышит, видит и ощущает. Но ведь даже самую спокойную мать передергивает от подобного неприязненного замечания ее ребенка. Поэтому, несмотря на все старания девочки выразить свои истинные чувства и заявить о себе, она натыкается на неодобрение, отторжение и обвинение в несостоятельности. Позже Салли в ответ на щипок брата говорит: «Не надо! – а когда он не останавливается, продолжает: – Я убью тебя!» Слова получаются грубыми, но менее резких слов она просто еще не знает. Вбегает отец и очень громко и сердито произносит: «Никогда не смей так говорить!» После нескольких подобных столкновений Салли решает, что для собственной безопасности лучше найти другой способ выражать эмоции. В результате, она держит свои чувства при себе, не зная, как еще ей поступить, но ее начинают мучить боли в животе.

С этого момента процесс все больше осложняется. Иногда девочка по-прежнему испытывает гнев, и, даже если вначале это чувство достаточно слабо, Салли чувствует свою вину, волнуется и боится их проявления. По мере взросления ее вина находит прибежище в сильном чувстве обиды или тревога заставляет ее ощутить себя настолько плохой, недостойной и несостоятельной, что чувство собственного «Я» сжимается, как увядающий цветок. Она прилагает все больше усилий, чтобы подавить и спрятать свой гнев; она даже утрачивает способность контролировать свое состояние. А тем временем организм пытается избавиться от негативной энергии раздражения, что приводит к появлению у Салли всплесков странного поведения. Ее подавленное «Я» борется за выживание, и девочка тайком начинает таскать конфеты, чтобы почувствовать себя лучше. Положение становится все более запутанным. Поскольку индивидуальная жизненная сила ребенка достаточно велика, девочка постоянно ищет пути решения проблемы. Тем не менее, на своем уровне личностного и когнитивного развития Салли еще не может оценить, как она сама и ее организм справляются с чувством гнева.

Дети выражают свои гневные чувства порой самыми немыслимыми способами, нередко вредными для них же самих, ввергающими их в пучину проблем и не приносящими ни умиротворения, ни удовлетворенности. Некоторые дети, подобно Салли, ретрофлексируют свою злость, то есть причиняют себе то, что хотели бы сделать другому, направляют свою энергию внутрь, а не наружу. Салли вызывает у себя мигрень и боли в животе, царапает себя, вырывает себе волосы, становится замкнутой, перестает разговаривать и так далее.

Другой ребенок пытается уклониться от гнева. Он понимает, что не может выразить истинное чувство, и через некоторое время даже забывает о его существовании. Но энергия остается, и ей нужен выход. Ребенок начинает щипаться, толкаться и драться. Так ему лучше, но облегчение длится недолго. И он снова лезет в драку, чтобы вернуть чувство благополучия, жалуется, кричит и обвиняет других. Бывает, что дети выражают эмоции в форме энуреза или используют абсолютно уникальные средства управления окружающими – сдерживают сокращения кишечника до тех пор, пока организм в стремлении избежать интоксикации не избавляется от фекалий в самое неподходящее время.

Некоторые дети проецируют свою ярость на других, воображая, что все вокруг сердятся вместе с ними. Некоторые видят во сне ужасных монстров – проекции их гнева. Чтобы уклониться от энергии гнева или рассеять ее, почувствовать собственную значимость и власть, некоторые дети устраивают пожары. Другие, чтобы ничего не ощущать, становятся излишне активными, рассеянными или начинают грезить наяву. Иногда, напуганные мощью внутренней волны гнева, дети уходят в себя, пытаясь сохранить свою целостность, и становятся одинокими, тихими, замкнутыми, холодными или, что парадоксально, излишне любезными и послушными, дотошно следующими всем правилам.

Влияние гнева на нашу жизнь поистине коварно, вероятно, потому, что гнев – наименее приемлемая в обществе эмоция. Большинство симптомов и реакций, которые могут привести ребенка в кабинет психолога, непосредственно связаны с подавлением гнева.

Формы поведения, которые становятся поводом для обращения за психотерапевтической помощью, – это и есть попытки детей укрепить чувство собственного «Я», получить хотя бы минимальную власть над ситуацией в мире, где они столь бесправны, показать, кто они и что они чувствуют. Именно эти кажущиеся неадекватными выпады необходимы ребенку для выживания, контакта с окружающей действительностью и удовлетворения собственных потребностей. Это проявления борьбы организма за равновесие, которые часто становятся образом жизни ребенка в окружающем его мире – его стилем поведения. Без терапевтического вмешательства этот способ существования может закрепиться и неотступно сопровождать человека на протяжении всей его взрослой жизни. Мне довелось работать с сорокалетней женщиной, которая точно помнила, что в четыре года прекратила разговаривать, так как решила, что мать раздражают ее вопросы. У девочки не хватало сил выразить недовольство невнимательностью близкого человека, и она решила помалкивать, считая, что так ее мама не будет сердиться. И даже в возрасте сорока лет моей клиентке было по-прежнему сложно поддерживать легкую и естественную беседу.