Неужели этого не достаточно?
Разве справедливо то, что с теми, кто вовремя разглядел происходящее, с теми, кто в 1941–1945 гг., несмотря на свой юный возраст, невзирая на привязанность к семейному очагу и личные интересы, бросили все свои силы, на то, чтобы преградить кровавый натиск советских армий, продолжают обращаться как с париями до самой их смерти и даже после смерти?… Париями, которым затыкают рот, прежде чем они осмеливаются произнести: «Но, всё же»…
Но, всё же… Мы жили счастливо и в достатке, у нас были прекрасные дома и нежно любимые дети…
Но, всё же… Мы были молоды, сильны и красивы телом, мы жадно вдыхали свежий воздух весны, напоенный ароматом цветов, самой торжествующей жизнью…
Но, всё же… Мы ощущали своё предназначение, мы стремились к идеалу…
Но, всё же… Нам пришлось принести в жертву наши мечты, подвергнуть наши двадцати-, тридцатилетние жизни неимоверным страданиям и непрестанным мукам; почувствовать, как наши тела пожирают морозы, как нашу плоть терзают раны, как наши кости ломаются в фантастических рукопашных схватках.
Мы видели своих товарищей, агонизирующих в липкой грязи и на снегу, окрашенном их кровью.
Чудом мы вышли живыми из этой бойни, почти обезумев от страданий и пережитого ужаса.
Спустя четверть века, когда самые дорогие нам люди умерли в тюрьмах или были убиты, а мы сами оказались в далёком изгнании, почти исчерпав свои силы, желчные злобные «демократы» продолжают преследовать нас с неистощимой ненавистью.
Когда-то у Бреды, как это можно увидеть на незабываемой картине Веласкеса в мадридском музее Прадо, победитель протягивал руку побеждённому, даря ему своё сочувствие и сострадание. Гуманный жест! Быть побеждённым, как это горько уже само по себе! Видеть, как рухнули твои планы и твои усилия; до самого последнего вздоха оставаться в полном одиночестве, с руками, опущенными перед навсегда исчезнувшим будущим, где теперь зияет пустота!
Какая жестокая кара для того, чьё дело было неправедно!
Какая несправедливая мука для того, чьи помыслы были чисты!
В такие моменты понимаешь, что в менее жестокие времена победитель по-братски относился к побеждённому, понимая тайное бескрайнее страдание того, кто, хотя и сохранил свою жизнь, потерял всё, что придавало ей смысл и ценность…
Что значит жизнь для художника, которому выкололи глаза? Для скульптора, которому отрубили руки?
Что она значит для политика, поверженного роком, который с верой носил в себе пылающий идеал, который обладал волей и силой, чтобы перенести его в действительность, воплотить его в жизни своего народа?…
Отныне он никогда не реализует себя, отныне он больше не творец….
Отныне самое важное для него осталось в прошлом.
Что же было этим «важнейшим» для нас в великой трагедии Второй мировой войны?
Как возникли «фашистские» движения — важнейшее в нашей жизни? Как они развивались? Как они погибли?
И главный вопрос, который встаёт перед нами спустя четверть века — каков итог этого великого дела?
2. Когда Европа была фашистской
Современному молодому человеку Европа, называемая «фашистской», кажется неимоверно далёким миром, с трудом поддающимся воображению.
Этот мир потерпел крах.
Он не смог защитить себя.
Сегодня остались только те, кто одолел его в 1945 г. С тех пор они истолковывают все факты и намерения, как им угодно.
Спустя четверть века после поражения «фашистской» Европы в России, если и появилось несколько полуправдивых работ о Муссолини, до сих пор не написано ни одной объективной книги о Гитлере.
Сотни посвящённых ему трудов представляют собой либо явную халтуру, либо пропитаны животной ненавистью к описываемому персонажу.
Мир всё ещё ждёт появления взвешенной и нелицеприятной работы, которая подвела бы итоги жизни одного из главных политических персонажей первой половины XX-го века.
Случай Гитлера — не единственный. История — если её можно так назвать! — с 1945 г. пишется крайне односторонне.
Невозможно даже помыслить себе, чтобы на огромной территории в полмира, находящейся под владычеством СССР и красного Китая, кто-нибудь решился бы предоставить слово писателю, не согласному с этими режимами или не желающему им льстить.
Хотя в Западной Европе такого фанатизма нет, там действуют тоньше, но, одновременно, и лицемернее. Никогда ни одна крупная французская, английская или американская газета не опубликует статьи, в которой подчёркивались бы привлекательные или хотя бы просто созидательные — с точки зрения здравого смысла — аспекты фашизма или национал-социализма.
Даже сама идея такой публикации кажется ересью. Тотчас поднимается крик о кощунстве.
Предметом особо ревностной опеки стала одна область — с гигантской шумихой была опубликована сотня репортажей, зачастую изобилующих преувеличениями, а нередко и откровенно лживых, где повествуется о концентрационных лагерях и печах крематориев. Похоже, это единственная тема, которая по общепринятому мнению заслуживает внимания из всего необъятного творения, которое представлял собой гитлеровский строй на протяжении нескольких лет.
До конца света они не перестанут совать под нос миллионам перепуганных читателей смерть евреев в гитлеровских лагерях, не особо озабоченных наличием точных, строго исторически подтверждённых доказательств.
Эта область также ещё ждёт серьёзного исследования с описанием реальных событий, подтверждённых методично выверенными достоверными цифрами; беспристрастного исследования, а не пропагандистского сочинения, основанного на слухах и измышлениях «свидетелей», или, тем более, на написанных под диктовку «признаниях», изобилующих ошибками и нелепицами, которые при помощи пыток и под угрозой смерти, — что была вынуждена признать американская сенатская комиссия — выбивали следователи из обвиняемых немцев, готовых подписать что угодно, дабы избежать виселицы.
Эта бессвязная, исторически неприемлемая чушь, несомненно произвела сильное впечатление на чувствительную публику. Но это карикатура на серьёзную и страшную проблему, к сожалению, столь же древнюю, как и само человечество.
Ещё только предстоит написать такое исследование, — впрочем, его не опубликует ни один издатель! — где были бы приведены точные факты, собранные в соответствии с научным методом, оцененные, исходя из соответствующего политического контекста, и честно сопоставленные с теми событиями, которые, к сожалению, до сих пор остаются под запретом для обсуждения: работорговля, которую вели Франция и Англия в XVII–XVIII вв., оплаченная ценой трех миллионов жизней африканцев, скончавшихся во время жестоких облав и транспортировки; истребление из алчности краснокожих, загнанных до смерти на землях, сегодня принадлежащих США; концентрационные лагеря в южной Африке, куда, подобно животным, англичане сгоняли оккупированных буров под снисходительным взором г-на Черчилля; ужасающие экзекуции сипаев в Индии, осуществленные теми же прислужниками его милостивого Величества; истребление турками более миллиона армян; уничтожение более 16 миллионов не коммунистов в России; сожжение союзниками в 1945 г. сотен тысяч женщин и детей в двух величайших печах крематория — Дрездене и Хиросиме; серии убийств мирного населения, которые росли и приумножались после 1945 г.: в Конго, Вьетнаме, Индонезии, Биафре.
Поверьте, придется ещё долго ждать появления таких объективных и всеохватных исследований, которые разберутся во всех этих вопросах и дадут им беспристрастную оценку.
И даже говоря не о столь горячих политических событиях, затрагивающих тех, кому не посчастливилось оказаться на правильной стороне, по-прежнему сложно рассчитывать на историческую объективность.
Неудобно говорить о самом себе. Но, в конце концов, из всех так называемых «фашистских» вождей, принимавших участие во второй мировой войне, я — единственный, кто остался в живых. Муссолини был убит, а затем повешен. Гитлер пустил себе пулю в лоб и затем был сожжён. Муссерт, голландский лидер и Квислинг, глава Норвегии были расстреляны. Пьер Лаваль, после короткой пародии на суд, отравился во французской тюрьме. С трудом спасённый от смерти, наполовину парализованный, десятью минутами позже он также был убит. Генерал Власов, глава русских антикоммунистов, выданный Сталину генералом Эйзенхауэром, был повешен на московской площади.