2
Моя муза родилась крестьянкой простой
И простым меня песням учила,
Из деревни родной часто в город большой
За собою певца уводила.
Когда пели мы с ней, то бедняк забывал
Все, что в сердце его наболело,
Когда пашню пахал иль железо ковал,
С этой песней работа кипела;
По селам, деревням, по большим городам
Она тихою грустью звучала
И участье ко всем горемычным людям
У счастливых людей вызывала.
<1875>
* * *
Честным порывам дай волю свободную,
Начатый труд довершай
И за счастливую долю народную
Жизнь всю до капли отдай!
Теплой любви – векового призвания -
В сердце своем не гаси,
Чудною силою – светочем знания
Будь на Руси.
<1879>
* * *
Жар весенних лучей
И томит и живит,
С гор спадая, ручей
По каменьям журчит,
Старый пахарь межой
За сохою идет,
А в селе за рекой
Кто-то песню ведет.
Смотрит весело день
На поля и леса,
Только облачка тень
Бороздит небеса.
<1880>
* * *
Я для песни задушевной
Взял лесов зеленых шепот,
А у Волги в жар полдневный
Темных струй подслушал ропот;
Взял у осени ненастье,
У весны – благоуханье;
У народа взял я счастье
И безмерное страданье.
<1891>
* * *
Ценою жгучих слез и муки,
Среди томительных ночей,
Купил я вас, живые звуки,
У бедной родины моей.
Не будьте ж в мире сиротами,
Идите, скорбные, в народ,
Который чуткими сердцами
Вас приласкает и поймет.
<1892>
Д. САДОВНИКОВ
* * *
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выбегают расписные,
Острогрудые челны.
На переднем Стенька Разин,
Обнявшись с своей княжной,
Свадьбу новую справляет
И веселый и хмельной.
А княжна, склонивши очи,
Ни жива и ни мертва,
Робко слушает хмельные,
Неразумные слова.
«Ничего не пожалею!
Буйну голову отдам!» –
Раздается по окрестным
Берегам и островам.
«Ишь ты, братцы, атаман-то
Нас на бабу променял!
Ночку с нею повозился –
Сам наутро бабой стал…
Ошалел…» Насмешки, шепот
Слышит пьяный атаман –
Персиянки полоненной
Крепче обнял полный стан.
Гневно кровью налилися
Атамановы глаза,
Брови черные нависли,
Собирается гроза…
«Эх, кормилица родная,
Волга – матушка-река!
Не видала ты подарков
От донского казака!…
Чтобы не было зазорно
Перед вольными людьми,
Перед вольною рекою,-
На, кормилица… возьми!»
Мощным взмахом поднимает
Полоненную княжну
И, не глядя, прочь кидает
В набежавшую волну…
«Что затихли, удалые?…
Эй ты, Фролка, черт, пляши!…
Грянь, ребята, хоровую
За помин ее души!…»
<1883>
А. БОРОВИКОВСКИЙ
К СУДЬЯМ
Мой тяжкий грех, мой умысел злодейский
Суди, судья, но проще, но скорей:
Без мишуры, без маски фарисейской,
Без защитительных речей…
Крестьянскую дерюгу вместо платья
Одев и сняв «преступно» башмаки,
Я шла туда, где стонут наши братья,
Где вечный труд и бедняки.
Застигнута на месте преступленья,
С «поличным» я на суд приведена…
Зачем же тут «свидетели» и «пренья»?
Ведь я кругом уличена!
Оставь, судья, ненужные вопросы…
Взгляни – я вся в уликах: на плечах
Мужицкая одежда, ноги босы,
Мозоли видны на руках.
Тяжелою работой я разбита…
Но знаешь ли, в душе моей, на дне,
Тягчайшая из всех улик сокрыта:
Любовь к родимой стороне.
Но знай и то, что, как я ни преступна,
Ты надо мной бессилен, мой судья…
Нет, я суровой каре недоступна,
И победишь не ты, а я.
«Пожизненно» меня ты погребаешь,
Но мой недуг уж написал протест…
И мне грозит – сам видишь ты и знаешь
Лишь кратковременный арест…
А я умру все с тою же любовью…
И, уронив тюремные ключи,
С молитвою приникнут к изголовью
И зарыдают палачи!…
<1877>
П. ЯКУБОВИЧ
ПАДАЛЬ
Было ясное утро. Под музыку нежных речей
Шли тропинкою мы; полной грудью дышалось.
Вдруг вы вскрикнули громко: на ложе из жестких камней
Безобразная падаль валялась…
Как бесстыдная женщина, нагло вперед
Обнаженные ноги она выставляла,
Открывая цинично зеленый живот,
И отравой дышать заставляла…
Но, как будто на розу, на остов гнилой
Небо ясно глядело, приветно синея!
Только мы были хмуры, и вы, ангел мой,
Чуть стояли, дрожа и бледнея.
Рои мошек кружились вблизи и вдали,
Неприятным жужжаньем наш слух поражая;
Вдоль лоскутьев гнилых, извиваясь, ползли
И текли, как похлебка густая,
Батальоны червей… Точно в море волна,
Эта черная масса то вниз опадала,
То вздымалась тихонько; как будто она
Еще жизнию смутной дышала.
И неслась над ней музыка странная…
Так Зерна хлеба шумят, когда ветра стремленьем
Их несет по гумну; так сбегает в овраг
Говорливый ручей по каменьям.
Формы тела давно уже были мечтой,
Походя на эскиз, торопливо и бледно
На бумагу набросанный чьей-то рукой
И закинутый в угол бесследно.
Из-за груды каменьев на смрадный скелет
Собачонка глядела, сверкая глазами
И как будто смакуя роскошный обед,
Так не вовремя прерванный нами…
И, однако, и вам этот жребий грозит -
Быть таким же гнилым, отвратительным сором,
Вам, мой ангел, с горячим румянцем ланит,
С вашим кротко мерцающим взором!
Да, любовь моя, да, мое солнце! Увы,
Тем же будете вы… В виде столь же позорном,
После таинств последних, уляжетесь вы
Средь костей, под цветами и дерном.
Так скажите ж червям, что сползутся в свой срок
Пожирать ваши ласки на тризне ужасной,
Что я душу любви моей мертвой сберег,
Образ пери нетленно прекрасный!