Жена же, сопоставив это сообщение с полученным от меня письмом, где на конверте был напечатан на машинке адрес, пришла к выводу, что со мной что-то произошло: видимо письмо было написано до катастрофы, а кто-то его переслал позже.

На следующий день после прибытия домой вышел на работу и сразу был направлен в заводскую медсанчасть на обследование. Но и здесь при попытке выяснить истинную картину происшедшего, натолкнулись на мое полное "непонимание" вопроса. Когда спросили: "Где находился и что делал во время пожара?" — я назвал только время, в течение которого дышал в противогазе. Об остальных сведениях о случившемся, дав подписку о неразглашении, я молчал, "как партизан…".

Так закончилась для одного из участников самая большая трагедия в истории ракетной техники в СССР, о которой он будет хранить строжайшую тайну (от кого?!) целых тридцать лет.

Ракета должна летать

После возвращения Л.И. Брежнева в Москву и личного доклада о результатах выяснения всех обстоятельств, связанных со взрывом ракеты, Н.С. Хрущеву, последний дает команду создать комиссию для детального разбора и анализа всей существующей документации, сопровождая ее указанием привлечь к работе всех министров по принадлежности.

В первых числах ноября 1960 года по инициативе В.Д. Калмыкова в Харькове состоялось расширенное техническое совещание специалистов по системе управления ракетой Р-16 с участием разработчиков систем управления другими ракетами во главе с Н.А. Пилюгиным. На совещание были приглашены заместитель председателя ВПК Г.Н. Пашков, председатель ГКОТ К.Н. Руднев, заведующий сектором Оборонного отдела ЦК КПСС Б.А. Строганов и Главные конструкторы М.К. Янгель, В.И. Кузнецов, А.Г. Иосифьян, Н.С. Лидоренко. На совещании присутствовал и В.Г. Сергеев, вскоре назначенный Главным конструктором ОКБ-692. М.К. Янгель не смог принять участие в работе комиссии. В это время он находился на больничной койке. Представлял его первый заместитель В.С. Будник.

Цель совещания — определить объем необходимых доработок бортовых приборов и наземного испытательного комплекса системы управления ракетой, сроки их выполнения, сроки доработки второй летной машины, корректировки документации и возобновления испытаний.

"В самом начале, — вспоминает инженер К.Е. Хачатурян, — слово было предоставлено И.А. Дорошенко, которая доложила присутствующим, что в связи с недостаточной отработанностью пиромембранных узлов ракеты при подготовке к пуску в оперативном порядке была введена новая технологическая операция по проверке их срабатывания "на слух", и чуть ли не это было причиной гибели людей. И ни слова о конструктивном недостатке пульта подрыва пиромембран, приведшем 23 октября к несанкционированному срабатыванию других пиропатронов двигательной установки первой ступени.

После ее выступления я попросил слово и доложил участникам совещания, как и почему в процессе выполнения штатной операции по прорыву пиромембран окислителя и горючего первой ступени вышел из строя главный распределитель системы управления, вследствие чего стали произвольно подрываться другие пиропатроны. Осталось в памяти, как внимательно слушал меня Н.А. Пилюгин и одобрительно кивал своей могучей головой — видно было, что он знал причину случившегося. Затем он выступил и предложил доработать главные распределители системы управления первой и второй ступеней, включив в цепь каждого пиропатрона ракеты ограничительное сопротивление, что ими, оказывается, давно было реализовано на ракете Р-7.

По результатам состоявшихся обсуждений В.Д. Калмыков поставил перед разработчиками задачу: наземную аппаратуру системы управления, располагаемую в специальной кабине установщика, выполнить в виде отдельного необслуживаемого шкафа и перенести его в подстольную аппарель, а необходимые органы управления вывести на отдельный пульт в бункере. На схемное решение этих двух принципиальных вопросов он дал 24 часа.

На следующий день электрические схемы были готовы. Ограничительное сопротивление было выбрано из расчета пропускания заданной величины тока в течение определенного времени, что надежно обеспечивало срабатывание пиропатрона, а затем перегорало и тем самым автоматически обеспечивало невозможность появления токов короткого замыкания в бортовых кабелях ракеты. Затем был рассмотрен и утвержден план-график работ, включая все доработки, испытания ракеты на заводе и возобновление летно-конструкторских испытаний в декабре 1960 года.

В конце совещания В.Д. Калмыков зачитал приказ об увольнении И.А. Дорошенко с работы без права поступления на предприятия оборонного профиля. Это единственный человек, понесший наказание за допущенные ошибки, вернее, за попытку их сокрытия".

В дальнейшем комиссия разделилась на две подкомиссии. Одна работала в Днепропетровске под председательством А.Г. Иосифьяна. Ее задача состояла в анализе комплексной схемы системы управления, изучении электрооборудования.

Комиссия, которая работала в Москве в Научно-исследовательском институте Главного конструктора В.И. Кузнецова, где собственно и помещался главный штаб, была представлена специалистами на любой вкус: известными учеными и инженерами, первыми лицами организаций, причастных к ревизуемой системе, и даже двумя министрами.

Каждое утро к зданию, где проходили заседания, подкатывали два огромных традиционно черного цвета лимузина. Из них выходили два министра: В.Д. Калмыков — председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по радиоэлектронике и Б.Е. Бутома — председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по судостроению. Привлечение последнего объяснялось тем, что организация В.И. Кузнецова занималась и морской тематикой, а посему входила в Госкомитет, возглавлявшийся Б.Е. Бутомой.

Непосредственное участие в заседаниях известных министров придало особую значимость работе комиссии. Ничем не похожие внешне: подтянутый, чернявый, с небольшой залысиной и усиками "лапкой", интеллигентный В.Д. Калмыков и приземистый, светловолосый, с короткой стрижкой и якорем на руке (бывший боцман) крепыш Б.Е. Бутома, во всем остальном являли редкий пример адекватного поведения и взаимодействия, и прежде всего, это были простейшие в общении и добрейшие люди. Появившись в кабинете, они снимали пиджаки и, буквально засучив рукава белых рубашек, принимались за работу. Так же, как и все, они внимательно изучали техническую документацию: схемы, инструкции, результаты отработки, вникая в малейшие подробности. Как рядовые члены комиссии, никого не стесняясь, не проявляя и тени руководящего гонора, демонстрируя высокий профессионализм и знания, они дотошно вникали в любые мелочи, анализировали схемные решения, не смущаясь задавать любые вопросы. Казалось бы, когда ежедневно приходилось заниматься постройкой огромнейших крейсеров и подводных лодок, атомных ледоколов — сложнейших и дорогостоящих объектов, одна энергетика которых могла осветить целый город, гироскопы и гироприборы в этом комплексе могли показаться мелочью, а Б.Е. Бутома бросил все и с утра до вечера сидел, пока это было необходимо, и никто не звонил и не отвлекал его от работы в комиссии.

В дни работы комиссии оба министра преподнесли всем присутствующим предметный урок административного искусства, высокого профессионализма, подкупающей простоты и непосредственности в общении. Неизвестно, пошел ли он впрок другим высокопоставленным руководителям, но для большинства присутствовавших, особенно молодежи, эти контакты оставили неизгладимое впечатление, явившись хорошей школой жизни. С нескрываемым пиететом и сегодня вспоминает инженер А.И. Баулин один из эпизодов, невольным участником которого ему довелось стать:

— В пятницу в ходе работы комиссии возникла острая необходимость проанализировать работу одного из узлов непосредственно на стендах в Днепропетровске. Ответ о результатах экспериментов необходимо было иметь в понедельник. В.С. Будник в растерянности от нереальной задачи: через час из аэропорта Внуково взлетает арендный самолет конструкторского бюро, с которым и должен я отбыть для организации работ. Видя замешательство В.С. Будника, министр В.Д. Калмыков, обращаясь ко мне, говорит: