— Я не произносил его, пока ваша светлость не вывели меня из терпения, — сказал Кристиан. — Вы знаете, милорд, я дрался и в Англии и за границей, и вы должны помнить, что я не потерплю оскорбления, которое можно смыть кровью.

— Напротив, — возразил герцог с той же язвительной учтивостью, — я совершенно уверен, что жизнь двадцати друзей ваших покажется вам пустяком, если они затронут — нет, не честь вашу, для вас это понятие не имеет большого значения, -а вашу выгоду. Образумьтесь, милейший, мы с вами слишком давно знакомы. Я знаю, вы не трус, и с удовольствием вижу, что могу извлечь искру огня из вашей холодной души. Теперь, если хотите, я расскажу вам про молодую особу, в которой, поверьте, принимаю самое искреннее участие.

— Я слушаю вас, милорд, — сказал Кристиан. — Но не думайте, что я не заметил насмешливого выражения вашего лица. Вашей светлости известна французская пословица: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним», но все же я слушаю вас.

— Слава богу, — ответил Бакингем, — ибо дело не терпит и смеяться тут нечему, уверяю вас. Итак, вот как развивались события, за истину которых я могу ручаться жизнью, состоянием и честью, если не довольно моего слова. Позавчера утром я от нечего делать и чтобы узнать, как идут наши дела, зашел к Чиффинчу, неожиданно встретил там короля и стал свидетелем удивительной сцены. Ваша племянница напугала хозяйку, оказала открытое неповиновение королю и гордо удалилась под защитой молодого человека, ничем не примечательного, если не считать его сносной наружности и неслыханной дерзости. Ей-богу, я едва удерживаюсь от смеха, вспоминая, как мы с королем оба остались несолоно хлебавши. Не буду отрицать, я тоже хотел было поухаживать немного за этой прекрасной Индамирой, но, ей-богу, молодой человек выхватил ее у нас из-под носа, как мой Дрокенсер, лишивший пира двух королей Брентфорда. Он ушел с большим достоинством, этот молодец. Нужно попытаться обучить этому Муна note 83 — очень пригодится для его роли.

— Все это мне непонятно, милорд, — возразил Кристиан на этот раз с обычным своим хладнокровием, — и я просто не могу поверить подобной сказке. Кто осмелится увести мою племянницу таким способом, да еще в присутствии столь августейшей персоны? И она, такая благоразумная, такая осторожная — я-то ее знаю, — согласилась уйти с незнакомым ей человеком? Милорд, я не могу этому поверить.

— Любой из ваших священников, мой благочестивый Кристиан, — сказал герцог, — ответил бы: «Умри, нечестивец, в своем неверии». Но я всего лишь бедный грешник, поглощенный земными интересами, и в объяснение сказанного мною добавлю лишь, что этого молодчика зовут, как мне сказали, Джулианом, он сын сэра Джефри Певерила из рода Пиков.

— Певерил из рода сатаны и сам сущий дьявол! — с жаром вскричал Кристиан. — Я его знаю, он храбрец и способен на любой отчаянный поступок. Но как он попал к королю? Сатанинские силы, должно быть, помогли ему, или бог занимается людскими делами больше, нежели я думал. Если это так, господи помилуй нас, грешных, ибо мы думали, что ты совсем о нас не заботишься.

— Аминь, христианнейший Кристиан! — сказал герцог. — Я рад убедиться, что в вас еще сохранилась капля благодати, если вы способны так говорить. Но ведь Эмпсон, малютка Чиффинч и с полдюжины слуг были свидетелями прихода и ухода этого наглеца. Допросите их хорошенько, если у вас довольно времени и вы не думаете, что лучше погнаться за беглецами. Упомянутый молодчик попал к королю, кажется, с какой-то труппой актеров или танцовщиков, а ты знаешь, как милостив Раули к тем, кто его забавляет. Итак, сей неистовый кавалер проник к Чиффинчу и, как Самсон среди филистимлян, обрушил наш хитроумный замысел на наши собственные головы.

— Теперь я верю вам, милорд, — сказал Кристиан. — Я не могу не верить и прощаю нанесенную мне обиду, зная, что вы любите подшутить над неудачей и несчастьем. Но куда же они отправились?

— В Дербишир, наверно, на поиски ее отца, — ответил герцог. — Она сказала, что хочет прибегнуть к помощи отца вместо вашей опеки, мистер Кристиан. Видно, в доме Чиффинча что-то произошло и она заподозрила, что вы опекаете дочь не так, как хотелось бы отцу.

— Слава богу, — сказал Кристиан, — что она не знает о приезде в Лондон ее отца. Они, должно быть, отправились в замок Мартиндейл или в Моултрэсси-Холл; в обоих случаях им от меня не уйти Я последую за ними и тотчас вернусь в Дербишир. Если она увидится с отцом до того, как эти ошибки будут исправлены, — все пропало. До свидания, милорд. Боюсь, вы помешали осуществлению нашего плана. Но я вас прощаю; теперь не время для взаимных упреков.

— Ваша правда, мистер Кристиан, — ответил герцог. — Желаю успеха. Не могу ли я помочь вам людьми, лошадьми или деньгами?

— Весьма благодарен, ваша светлость, — сказал Кристиан и поспешно вышел.

Когда затих звук его шагов на лестнице, герцог обернулся к вошедшему Джершгагему:

— Victoria! Victoria! Magna est veritas, et praevalebit! note 84Если бы я сказал этому негодяю хоть одно слово лжи, оп, так хорошо с ней знакомый (ведь вся его жизнь — сплошной обман!), тотчас бы обо всем догадался. Но я сказал правду, и это было единственным средством обмануть его. Victoria! Любезный Джернингем, я больше горжусь тем, что обманул Кристиана, чем если бы мне удалось перехитрить государственного министра.

— Вы слишком высокого мнения о его уме, — заметил Джерпипгем.

— Во всяком случае, о его хитрости, а ведь она в дворцовых интригах часто торжествует над умом — так рыболовная лодка в Ярмуте может обойти фрегат. Я постараюсь, чтобы он ни в коем случае не вернулся в Лондон до окончания всех этих дел.

Но тут герцогу доложили, что полковник, о котором он спрашивал несколько раз, явился.

— Не встретился он с Кристианом? — торопливо спросил Бакингем.

— Нет, милорд, — ответил слуга, — полковник поднялся по лестнице из старого сада.

— Я так и думал. Сова не любит показываться днем, когда есть чаща, где она может спрятаться, — заметил герцог. — Вон он крадется по узкой и мрачной тропинке, такой же зловещий, как птица, которую так напоминает.

Полковник — его всегда называли только по чину — вошел в комнату. Это был высокий человек, крепкого сложения, уже немолодой; лицо его можно было бы назвать красивым, если бы его не портило мрачное выражение. Когда герцог говорил с ним, он не то из скромности, не то по другой причине не поднимал своих больших серьезных глаз; но, отвечая, он бросал на собеседника проницательный взгляд. Костюм его был очень прост и походил более на костюм пуританина, нежели кавалера. Черная шляпа с большими полями, напоминавшая испанское сомбреро, широкий черный плащ и длинная шпага делали его похожим на кастильского идальго. Сходство еще более усиливалось его серьезностью и чопорностью манер.

— А, полковник! — сказал герцог. — Давненько мы не виделись с вами. Как поживаете?

— Как все деятельные люди во времена спокойствия, — ответил полковник. — Я похож на пиратское судно, которое село на мель в заливе и у которого рассохлась и покоробилась вся обшивка.

— Что же, полковник, — сказал герцог, — я не раз пользовался вашей доблестью и, может быть, вновь воспользуюсь ею. Поэтому я позабочусь, чтобы корабль скорее починили и просмолили как следует.

— Вашей светлости угодно предпринять путешествие? — спросил полковник.

— Нет, но надо прервать другое путешествие, — ответил герцог.

— Это только вариация того же мотива. Слушаю вас, милорд, — сказал полковник.

— Да нет, дело-то пустяковое. Вы знаете Неда Кристиана? — спросил герцог.

— Знаю, милорд, — ответил полковник, — мы давно знакомы.

— Он отправляется в Дербишир отыскивать племянницу, которую едва ли там найдет. Его возвращению в Лондон нужно помешать, и в этом я надеюсь на вашу испытанную преданность мне. Поезжайте с ним или ему навстречу, будьте с ним ласковы или нападите на него, слоном, делайте с ним что хотите, но не пускайте его в Лондон по крайней мере недели две, а там уж мне будет все равно, когда он появится.