Прибыв в Тур, Ян прежде всего пошел в собор, где погребен святой путник Мартин, патрон путешествующих и бедных. Перед его останками Ян попросил у бога помощи в добром начинании. Потом выспался в корчме на площади Тура, повеселив посетителей пеньем и игрой на лютне. Но не открыл, кто он, откуда и куда едет. В эту последнюю ночь, накануне того, как приступить к делу, спал крепко. Решил заспать свой страх перед тем, что его ждет.

Утром отправился по пролегающей в ложбине дороге к великолепному огромному замку графа Гастона де Фуа, королевского зятя и правителя Турени. Миновал мост, перекинутый через ров, и вошел в ворота. Никто его не останавливал, так как стража видела в руках путника лютню.

Войдя во двор, Палечек встал под окном графини Мадлены, которое ему, по его просьбе, указали, и запел.

Это была такая чудная, трогательная песня, и пение было такое проникновенное и умоляющее, что госпожа Мадлена выглянула из окна и бросила певцу золотой. Но Палечек не наклонился за монетой, а встал перед госпожой на колени и учтивым жестом снял шапку.

— Не ты должна благодарить меня, госпожа, а я тебя! За красоту края, в котором ты поселилась, за доброту людей, которыми ты управляешь, за прелесть лица, которое ты склонила ко мне, ничтожному.

Все это он произнес по-латыни.

«Наверно, какой-нибудь странствующий студент!» — подумала графиня Мадлена и велела слуге привести певца к ней в комнату.

Войдя, Ян Палечек произнес по-латыни приветствие графине и ее супругу, который сидел в кресле с высокой спинкой и потягивал красное вино.

Получив приглашение сесть, рыцарь Ян попросил позволения представиться.

— Я рыцарь из далекой страны, и речь мою понимают и люди, и птицы небесные. Я учился в университете в двух странах, любил добрых людей, а они — меня. Я покинул родной замок в лесной чаще, а меч свой оставил дома, зная, что иду в страну, где царит мир. И перешел через многие горы и переплыл реки, только затем, чтобы радовать людские сердца своей игрой и пеньем. Мне ничего не нужно, кроме вашей улыбки, прекрасная госпожа!

Графу и его жене понравилась речь гостя; они велели принести еды и вина. Палечек поел белоснежного мяса фазана, как полагается осенью, и выпил бургундского, составляющего обычную принадлежность стола богатых и знатных людей. Граф де Фуа, поигрывая висевшим у него на груди орденом Золотого руна, пристально смотрел на гостя. Потом сказал:

— Ты, вероятно, прибыл без охранной грамоты, так что я не могу полюбоваться твоим именем и гербом. Но скажи мне, как тебя зовут и какой рисунок на твоем щите.

— Мой предок много-много лет тому назад участвовал в осаде Милана и за это получил от императора герб в виде трезубчатой золотой стены на голубом поле. А на родном языке моем, высокородный господин, меня называют сильным и свободным перстом руки: большим пальцем! Имя же мне — то самое, что у слепого короля, павшего сто с лишним лет тому назад в этой стране.

— Я не знаю, как его звали, — промолвил граф, уделявший куда больше внимания настоящему, чем прошлому.

— Его звали Ян, — сказал Палечек. — Он был из рода графов Люксембургских.

— Приветствую вас, господин Ян Палец, в нашем замке. Будьте нашим гостем! — ответил граф и приказал слугам снова наполнить чаши.

Еще некоторое время граф и жена его посидели с Палечком, который после обеда спел им, аккомпанируя себе на лютне, грустную песню о сыне, пустившемся странствовать, чтобы отомстить за своего оскорбленного отца.

На другой день граф де Фуа с женой уехали в Божанси — навестить французского короля, который в это время там находился. Но они просили гостя дождаться их возвращения, а пока есть и пить, чего только душа просит. Палечек лег и после долгого пути три дня проспал сном праведника.

Когда хозяева замка вернулись, Палечек был опять в веселом настроении. Он уже знал весь город Тур: осмотрел все алтари в соборе, лазил на крепостную башню, навестил бенедиктинцев в их монастыре, беседуя на итальянском языке с теми из них, которые были из Италии.

Сидя теплым осенним днем в окружающем замок саду, он вдруг увидел гуляющую по дорожкам графиню Мадлену. Он встал, поклонился. Но графиня сама села на лавочку, посадила его рядом и ласково промолвила:

— Ты нам пел песню о сыне, который блуждает по свету, чтоб отомстить за оскорбление, нанесенное его отцу. В этой песне столько печали, что, видно, такая же участь постигла тебя самого. Обида давит сердце, словно ночной кошмар, и сосет, как пиявка, кровь из жил.

— Ты угадала, госпожа, — ответил Палечек. — Это случилось с моим отцом. Отец мой — замечательный, добрый человек, благородный, почтенный герой. И вот злые языки распространили о нем такую скверную, бесстыдную клевету, что у честного человека произнести подобную хулу язык не повернется. Но люди верят, и отец мой страдает, оттого что такого рода сплетню никак не опровергнешь. О моем отце говорят, будто он отравил своего друга ядом. Друга давно похоронили, а мой отец мучается… Я знаю, на свете творится немало удивительного. Наше время изобрело много явных и тайных злодейств, и отравление теперь — дело не столь уж необычное. В Италии я слышал об этом множество правдивых историй и отвратительных выдумок. Но мой отец неповинен в смерти друга. И потому страдает. Но я ищу по всему свету того, кто эту клевету выдумал.

— И что же ты сделаешь, когда найдешь?

— Что сделаю, госпожа?.. Ты слышала, госпожа, о том, что господь, умирая, простил разбойника. И я ищу клеветника, чтобы простить его. Скажу ему, что прощаю его от имени своего отца.

— Ты добрый господин, Ян Палец. Кажется, у тебя не только рыцарское имя и герб, но и рыцарское сердце. Но скажи, как же ты найдешь этого человека?

— Я буду всюду петь песню о своем оскорбленном отце.

— Ты спел ее тогда у нас в замке, — значит, думал здесь найти виновника гнусной клеветы?

— Прости, у вас тоже, прекрасная госпожа!

— Мы с мужем долго о тебе думали и решили, что у тебя какая-то тайна.

— Да, прекрасная госпожа. Моя тайна называется Иржи.

— Кто это — Иржи?

— Иржи из Подебрад — чешский король. А я — его слуга.

При этих словах госпожа Мадлена испуганно вскрикнула и вскочила, намереваясь обратиться в бегство. Но Палечек встал и пристально посмотрел вслед уже убегающей принцессе. Она остановилась, оглянулась. И увидела самую прекрасную Палечкову улыбку. Она медленно пошла обратно и встала перед Палечком.

— Госпожа, — промолвил рыцарь. — Я, Палечек из Стража, пришел к тебе попросить тебя об одном. Чтоб ты не верила, будто король Ладислав, с которым ты была помолвлена, умер неестественной смертью и будто виновник его смерти — мой государь. Мысль о том, что ты, которая должна была стать моей королевой, хранишь в сердце такое подозрение, заставила меня предпринять путешествие к тебе!

— Ты для этого пришел? Кто послал тебя?

— Любовь к своему государю!

— Ты знал короля Ладислава?

— Знал, госпожа. Это был кудрявый юноша, прямо солнышко. Храбрый и быстрого разума. Благочестивый. Молодой всем сердцем и всей душой.

— Чужестранец, — промолвила Мадлена, — ты говоришь так чудно, что я открою тебе тайну, о которой никогда никому не говорила. Я этого незнакомого мне юношу любила, я страстно мечтала о вашей стране, и мне было очень, очень горько, что я не могла тогда поехать к вам, оттого что жених мой лежит в темной могиле, а не в моей постели…

Графиня заплакала. Потом продолжала:

— Меня охватила великая ненависть к нынешнему королю и всей вашей стране, когда мне рассказали, что мой жених умер от яда, который ему подмешал его правитель, чтоб самому стать королем. И я поклялась, что никогда не стану говорить с человеком из вашей страны и никогда больше не засмеюсь, я, невеста мертвого!

— Госпожа, — сказал Палечек, — ты замужем за человеком могущественным и добрым, как я видел. И род его славен. Королевской крови. Не думай о клятвах, данных в гневе! Ты улыбнешься нынче же, госпожа, теперь же, мне, недостойному.