И пара глупых держиморд
Из лихоимцев и садистов
И ненавидят свой народ?
Да Угринович эту «тройню»
И сам готов был расстрелять,
Когда б они, затеяв бойню,
Не удосужились сбежать.
* * *
Вчера не вьюжило. До ночи
Истоптанный кровавый снег
Тревогу мрачную пророчил
И смертной жатвы новый грех.
* * *
Так, после вздорного расстрела
Работников машзаводских
Лихое воинство засело
В казармах мрачных и глухих.
Но и с учётом укрепленья,
Что в спешке за ночь возвели,
Удерживать сооруженье
Они бы долго не смогли.
Всё это, будучи военным,
Наш совестливый капитан
Осознавал и, несомненно,
Отхода приготовил план.
Возникшие соображенья,
Без лишних страхов и прикрас,
Он изложил для обсужденья
Своим подельникам сейчас.
Сам отстранённо-флегматично
Выглядывал в косую щель
Щита, в который хаотично
Стучались пули и метель.
Щит, что закрыл проём оконный
Двухслойной сбивкой горбыля,
Конечно, был не дот бетонный,
Но и не хлипкая сопля.
За ним укрывшись, Угринович
Пытался во дворе узреть,
Что им сегодня приготовил
Господь: удачу или смерть.
* * *
А сзади, страстью сатанея,
Затеяли нелепый спор
Пехотный капитан Корнеев
И пристав Немировский. «Вздор!» –
Кричал Корнеев, не стесняясь
Ни в жестах, ни в крутых словах.
А пристав, вяло защищаясь,
Горел румянцем на щеках
И несуразности долдонил,
Его бессмысленный бубнёж
Своей нелепостью драконил
Корнеева сильней, чем ложь.
Размолвка старших командиров
Отряда сводного никак
В казармах не служила миру,
Здесь только не хватало драк.
Особенно, когда старался
Отряд отбиться от врагов.
…Но Угринович и не рвался
Утихомиривать глупцов.
Не то чтоб самобичеванье
Да муки совести при том
Апатию и нежеланье
Активничать развили в нём.
Он просто ждал, когда наступит
В атаке инсургентской спазм,
Когда усталостью притупит
Повстанческий энтузиазм.
Тогда, прикрывшись белым флагом,
Спокойно, будто на парад,
Покинул бы неспешным шагом
Казармы войсковой отряд.
Ушли б за Корсунскую балку,
В Енакиево, где пока
Восстанье не было столь жарким,
Как в Горловке, наверняка.
Тут не ахти какая хитрость,
Но очень часто простота
И показная безобидность
Эффектней ратного труда.
Повстанцы вовсе не стратеги,
Не мудрой тактики сыны.
Они, лежащие на снеге,
Уже устали от войны.
Стрельба и боя свистопляска –
Для них чужое ремесло.
Им поскорее бы развязка,
Им побыстрее бы в тепло.
* * *
Манёвр отхода с белым флагом,
Что Угринович предложил,
По мненью пристава, зигзагом
По всей полиции лупил.
Знал Немировский: инсургенты
Его вовеки не простят,
И никакие аргументы
Бунтовщиков не убедят.
Солдат отпустят, близ казармы
У них не станут на пути.
А вот позволят ли жандармам
Без осложнения уйти?
Увязнув в этой мрачной мысли,
Раз пять её перебубнив,
Сник бравый пристав, голос кислый
Его стал жалок и плаксив.
Еще вчера, расправив плечи,
Он тоном резким и сухим
Плёл устрашающие речи
Бунтовщикам машзаводским.
Как царь и бог в одном флаконе,
Радетель ярый о благом,
Он обещал всех урезонить
Лихой нагайкой и штыком.
Сейчас же он обрюзгший, вялый
Перед Корнеевым сидел,
И обречённо и устало
На сапоги свои глядел.
Но Угринович осужденьем
И капитана отмечал:
Корнеевские рассужденья
Поддерживал, но призирал.
Пехотный капитан чихвостил
Жандармского главу, что тот
Несвоевременною злостью
Нарушил правил неких свод.
А то, что там погибли дети,
И женщины, и старики,
Корнеев будто не приметил,
Не вспомнил! Что не по-людски.
Но Угринович им обоим
В укор ни слова не сказал.
Как опытный боец и воин
Он просто ждал и наблюдал.
* * *
И вдруг сознанье как взбесилось.
Двор разом вспыхнул, заалел.
«Пора!» - казарма оживилась,
Отряд волненьем загалдел.
Всё было, в принципе, готово.
Осталось сделать первый шаг.
Сказав напутственное слово,
Встал капитан драгун в дверях.
Не к месту страшно огорчился,
Что бросить предстоит коней.
За древко жёстко ухватился,
Помедлил, выдохнул сильней.
Подумал вдруг, что тряпка флага
Непозволительно грязна,
И выглядит сейчас, однако,
Не слишком белою она.
Забилось сердце в ритме нервном,
Дыханье ветер колкий спёр,
И Угринович вышел первым
На дышащий пожаром двор.
А Немировский, часть жандармов
И даже несколько солдат
Остались всё-таки в казармах…
Пусть их святые сохранят!
17 (30) декабря 1905 года. Поражение восставших.
Прохор Дейнега в бою у станции Горловка
17 (30) декабря 1905 года. Поражение восставших.
Прохор Дейнега в бою у станции Горловка
В тот день мело с утра до ночи.
Господь пытался охладить
Людской порыв, к страстям охочий,
Стремился нас заставить жить.
Но даже Высшие намёки
Людскому роду не указ,
Когда идейные потоки
Нафаршировывают нас;
Когда гнетут догматы веры;
Когда чрезмерный атеизм
Рождает праздные химеры
И пробуждает нигилизм;
Когда чужих любого рода
Гнобят и гонят на ура:
Чужих с соседнего прихода,
Чужих с соседнего двора…
В тот день мело с утра до ночи.
Бурлящий горловский вокзал
Был возбуждением всклокочен
И бой последний ожидал.
* * *
Дейнега выскочил из зданья,
Не замечая нудный вой