Вообще, давят, душат, жмут, стиснули уже так, что трудно дышать. (Помню, писал так же про них и осенью, но – что поделать, если все повторяется?..) Ненависть ко мне “козлов” принимает порой совершенно комические, гротескные формы. Мне они мало что говорят, но между собой – громко и глумливо меня обсуждают. Например (вчера) – сколько именно человек нужно, чтобы выкинуть меня из окна (раз я не выхожу на проверку за полчаса, “как все”), а потом все присутствующие с удовольствием подтвердят, что я, типа, мыл окно и сам выпал. Или – что я “не даю за уборку” и поэтому не надо у меня в проходняке убираться, – “пусть живет кем жил” (традиционное здесь выражение). Но, видя, что я ем что–нибудь, – живущая наискось от меня наглая гнида, тот самый 22–хлетний “активист”, что выбрасывал в окно мою кошку еще недавно, – начинает – тоже этак глумливо – клянчить все, что у меня видит.

Разумеется, я никак не реагирую на все их глумление, нервы у меня достаточно крепкие, я видел/слышал еще и не такое. Смеюсь от души про себя, а внешне – продолжаю спокойно заниматься своим делом. Вся эта мразь и шваль не стоит того, чтобы их даже слушать, не то что им отвечать.

Хуже другое – они моментально летят на подмогу, как только становится заметным малейшее давление на меня “мусоров”. (На подмогу “мусорам”, разумеется.) Вчера Палыч на утренней проверке объявил очередной приказ: все зимние вещи упаковать и вывезти на склад. Объявляя это 114–й “бригаде”, где я, специально добавил: “Стомахин, Вас это тоже касается!”. Пара злобных шнырей–заготовщиков, ненавидящих меня (в том числе тот самый, с 13–го, бражник–картежник) обернулись и посмотрели на меня с этакими злобно–глумливыми ухмылками.

Я так и не понял толком, только ли “телаги”, или вообще все сумки с вещами приказано было везти на склад, но зимние вещи паковали и грузили на телегу, специально приехавшую, по всему этому “продолу”, т.е. и по всей зоне. Спортивные сумки там тоже были, но – трудно поверить, чтобы все так вот легко согласились отправить свои сумки с носками–трусами и пр. на склад, откуда потом хрен что достанешь. Я, по крайней мере, оставил оба баула стоять под шконками, как стояли. Обе “телаги” у меня давно убраны под матрас, их снаружи не видно – и увозить их я тоже никуда не собирался. Снял только шапку, висевшую на видном месте, на раме верхнего яруса моей шконки.

Но – вчера Палыч во все свои бесчисленные за день приходы особенно активно лазил по этой секции, шмонал ее, совал во все свой нос. Покраска ворот и забора, изготовление и развешивание новых стендов с “информацией осужденным”, и т.д. – и так ясно, что он готовит всю эту показуху к осмотру каким–то начальством – то ли “Макар” пойдет, то ли комиссия опять приедет (второе скорее). А уж когда перед ужином он начал в секции лично, отобранной у кого–то заточкой, резать веревочки, которыми некоторые шконки были связаны по две, чтобы не шатались, – все сомнения отпали окончательно. Ну и, конечно, докопался до меня. Уж не знаю, в курсе ли он про мои телогрейки под матрасом (и что сказал бы, если б узнал :) – но мою вещевую черную (!) сумку глубоко под шконкой он таки разглядел, спросил, моя ли – и сказал, этак мягко, правда, что надо бы убрать. А кроме того – это уже что–то новенькое! – убрать и вон те вон “кульки” (висящие у меня над головой на торце шконочной рамы – сумка с хлебом и пакет с лекарствами). До этих пакетов у меня над головой за почти 3 года здесь редко кто докапывался, и стало ясно, что Палыч хочет навести совершенно идеальную показуху в секции, без сучка без задоринки, – ясно, что для начальства. На мое негромкое замечание вслед, что как, мол, пользоваться вещами, если все убрать? – ходившая с ним даже не обезьяна уже, а цыганская цепная псина тут же загавкала яростно: “Но мы же убираем всё, – чем ты лучше нас?!!!”. (Замечательно типичная для них постановка вопроса, когда они встречают того, кто действительно лучше их.) Палыч же сказал, что, мол, вопросы–то будут задавать ему (по поводу моих сумок, якобы), а ему не хочется на них отвечать. “Я сам отвечу, если надо будет”, – сказал я, и он вроде как удовлетворился этим ответом. (Цепной псине, понятно, я отвечать не стал вообще.) Но когда случайно встретились при выходе из барака, я хотел было его спросить, как все–таки с переводом обратно на 13–й, а он, не поняв сначала, о чем это я – этак доверительно, негромко, без злобы, но все же... – сказал мне: “Убери сидорА”...

Ясно, что он не отстанет – он уже знает, где и что у меня стоит, и ему мои сумки мешают. Ясно, что “козлы” полностью на его стороне, готовы на все, чтобы только напакостить мне, и он предпочтет действовать не лично, а через них (тем паче, что он может их даже шантажировать получением “из–за меня” выговоров, как было недавно с уборкой). Ясно и то, что с его любовью лазить и шмонать – до зимы он еще успеет залезть ко мне под матрас, найти “телаги” и все остальное – и я не думаю, что он все там так и оставит лежать (хотя сверху и не видно) – учитывая, что уже 2 раза он на проверке требовал от всех убрать все “лишнее” из–под матрасов и не устраивать там “склад”.

Самое обидное, что осталось мне пережить здесь последнюю зиму – и пропаду как раз зимние вещи, их сейчас на себя не наденешь, чтобы спасти. Телогрейки, теплая спортивная куртка в сумке, зимняя обувь (за шконкой), м.б., и свитер, висящий на самом виду, но спрятанный так, что не видно, если не рыться. А между тем, эта последняя зима осталась в моей душе таким шоком, – одно воспоминание о том, как в декабре–январе я буквально околевал здесь, в бараке, от холода, грелся чаем, что мне совсем не свойственно, не мог согреть ноги,ь одетые в 3 пары шерстяных носков, даже обмотав их телогрейкой, – вызывает у меня теперь какой–то подсознательный ужас. За 2–3 месяца до дома – неужели мне предстоит следующей зимой еще раз пережить все это? А если еще и теплых вещей не будет – того же свитера, допустим, который буквально спас меня в эту зиму... В общем, я не знаю, что делать, но твердо знаю одно: борьба против их каптерок, складов, уборок, их казарменной голой чистоты всего и вся – это для меня борьба буквально за жизнь, за то, чтобы не свалиться с температурой, не обморозиться, не околеть здесь в эту последнюю зиму...

После обеда вчера неожиданно явился дружок “телефониста” (но не сосед уже – переселили, освободив местечко для другого грузина, еще более блатного :). Принес “трубу” и спросил, буду ли я звонить. Палыча в этот момент не было, но т.к. главным для меня событием дня был готовящийся вывоз вещей – говорить об этом здесь, при “козлах”, привлекать их внимание было бы просто глупо. А на дворе – уже гавкали на меня за это местные блатные. Пошли на 6–й, в каптерку. Через пару минут – туда прется их отрядник. Ушли опять на 11–й, к “дороге”, там я встал так, чтобы за висящим бельем голову не было бы видно – “активист”–кошкофоб увидел и вот уже 2–й день глумится надо мной еще и за это (мол, “это тебе на за бельем звонить”; спрятался, мол...). Мать была на улице, перезванивает – и не слышит меня вообще. Отрядник 6–го ушел – пошли опять в их каптерку, благо она открыта. Но – на 1–й идет “мусор”, дальше с 1–го на 11–й... Короче, ждать его мы не стали и с 6–го разошлись по “домам”. Мать перезванивала несколько раз, но толком так и не поговорили, я еле–еле успел ей объяснить, что вывозят вещи.

А дружок “телефониста” сказал попутно мне, что, мол, на того “из–за меня” наезжают земляки, приходил кто–то из “земляков” с другого барака (хотя и на этом их полно) – и пока к нему, мол, не надо ходить, “дружок” будет приносить “трубу” сам (ну да, в удобное ему, а не мне, естественно, время), а м.б., “труба” будет убрана вскоре вообще. Ну да, ждут “московскую комиссию” :); но уж себе–то по–любому будут на ночь доставать, какое там “убрана”. Но – факт налицо: посланные позавчера матерью 2000 руб. дошли – и связь по этому каналу возобновилась; а если бы она их не послала – не только не принесли бы мне телефон прямо на барак, но и вздумай я пойти опять сам (а я не собирался после одного отказа ходить клянчить еще) – наглая хитрая тварь “телефонист” сказала бы мне, что из–за общего возмущения блатных “земляков” (которое в принципе действительно может быть, – ведь эти тупые, невежественные, примитивные скоты не будут, да и не способны, разбираться и вникать – кто и что писал и писал ли вообще) он, увы, не может давать мне больше телефон (несмотря на свои бесчисленные прежние заверения, что пока он здесь – связь у меня будет всегда). :)