22.1.10. 12–25

Холода ужасные. Совершенно отмерзают руки, когда гуляешь перед проверкой. Ноги – ледяные...

Маню опять вышвырнули. Как и в тот раз – перед самой проверкой она опрометью, откуда ни возьмись, пробежала по двору и – через забор – на “продол” в сторону 7–го. Надеюсь, придет.

Очевидец в бараке потихоньку сказал: заставляют ее выбрасывать “петуха”. Заставляет тот самый злобный “козел”, мразь. Я, если честно, думал на другого... “Чтобы ни одной кошки в отряде не было”.

...Вот они стоят, рядом со мной, на проверке, только руку протянуть, – этот “козел” и тот, на которого я думал. злобные мрази, настоящие выродки. Злобные настолько люто и беспредельно – кажется, что эта злоба исходит из них тихим гудением, как гудят под высоким напряжением провода. И едва дотронешься хоть кончиком пальца – эта злоба испепелит любого. Нелюди, выродки, нечисть... Я смотрю на них, на их тела и самодовольные хари – и мне нестерпимо хочется превратить их живую плоть, целиком, с обувью, одеждой и черепами, в кровавый, сочащийся кровью фарш...

24.1.10. 8–25

Проснулся ночью ровно в 3 часа – и уже не мог уснуть до самого подъема. (Просыпался, естественно, и до этого пару раз.) Тошно, отвращение, омерзение ко всему буквально давит и душит, не дает дышать. Опять эта едкая, злая тоска, как была она и в 7–м году, и в 8–м, когда сидеть еще было долго, впереди были годы неволи. Сейчас вроде срок к концу, и все равно, – еще год целый среди этой нечисти, мрази, быдла, этих животных??!!!... Просыпаешься – и не хочется жить...

Начинаешь копаться в себе, анализировать – и среди этого океана тоски всегда оказываются какие–то более конкретные, материальные причины, как подводные камни. Из–за чего, из–за кого же я опять не сплю ночами?

Из–за этого мерзкого малолетнего ублюдка, щенка–“обиженного”? Которого тут все бьют, пинают (даже руку в том году сломали, на “пятерку” ездил) – и, как теперь выясняется, не зря? Выпросил сам (сам!!), мразь такая, еще в четверг, сразу, как я пришел из бани, вещи стирать – “вот прямо сейчас выстираю!” – и уже 4–й день они валяются на батарее в “фойе”, он и не думает их стирать! То – на мои вопросы – говорит, что тазик занят, как освободится – он сейчас постирает. (Тут, как и на 13–м, началась та же беда – нет тазиков для стирки, всего 1 или 2.) Освободился – а этот хмырь тем временем свалил “на территорию”, чистить снег где–нибудь около посылочной (это тоже его здесь “обязанность”). Или еще хуже – эта тварь начинает в глаза мне врать, что уже постирала, где–то там повесила, – подхожу, смотрю на батарее – все как лежало, так и лежит. Сперва в пакете, потом этот ублюдок выклянчил под какие–то свои нужды и мой пакет – мол, как постираю, пакет сразу отдам. И пакет теперь, скорее всего, пропал, и вещи мои – валяются, как куча какого–то ненужного тряпья, того и гляди – упадут на пол, и их выметут, выбросят, – мало ли тут бесхозного тряпья валяется; один носок упадет – и все, второй тоже не нужен! А наглая эта мразь, лет 20 ей, знает только одно: жрать, жрать, жрать! Когда стоит около туалета – дежурит, чтобы его “проливать” – жрет беспрерывно, круглосуточно. Пока не обманула (фактически) меня в четверг со стиркой – регулярно, по многу раз в день, подходила ко мне клянчить хлеб, и я, бывало, весь столовский хлеб отдавал этому чму, когда у меня был ларьковский или вольный (сандвичный). Ну, подойди только, мразь, теперь!.. А вещи, если не выстирает сегодня до вечера, придется забирать вместе с пакетом и отдавать кому–то другому...

А может быть, я не сплю из–за своей Ленки? “Своей”!.. Стал вспоминать недавно – с августа, когда она прислала собственного изготовления открытку к моему д/р, от нее не было ничего. Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь, вот уже почти весь январь прошел, – ни звука! И дозвониться ей не получается, она не берет трубку. В том году, как я и писал ей в том, где всё от души высказал, письме почти уже год назад, в том году она прислала мне 2 письма, из коих одно – запоздалое поздравление с Н.г., написанное еще в декабре 2008, а отправленное только в феврале 2009–го; второе – ответ на мою резкую реакцию по поводу этого письма; в этом ответе она писала, что любит меня по–прежнему, и просила принимать ее такой, какая есть, даже если она в чем–то неправа (раньше такого допущения даже нельзя было от нее и ожидать!). Плюс – открытка к моему д/р. И все! В этом году – пока нет вообще ничего. Будет ли хоть 2–то от нее письма за 2010 год? В советские времена на строгом режиме было ограничение – 2 письма в месяц, но, если бы у меня не было никого, кроме нее, – для меня и это было бы слишком, слишком много. В месяц 2 письма, а тут – в год!..

Интересно, если я в 2010, последнем году моей отсидки, не буду вообще писать ей, поздравлять ни с 8–м марта, ни с днем нашего знакомства, ни с ее д/р, ни с новым (2011) годом, – она потом, в 2011–м уже, хотя бы вспомнит, что я вообще–то должен был уже освободиться? Если я, вернувшись домой, не буду ей сам звонить, не пойду к ней (т.к. трубку она не берет) лично и пр. – она хоть вспомнит, что срок мой уже должен был кончиться? Хоть попробует что–то узнать, где я, что со мной, как–то напомнить о себе? Через свою любимую Санникову хотя бы?.. Я сильно подозреваю, что нет, и что, не появись я сам, по своей инициативе – она будет “любить” и “ждать” меня до конца жизни, даже не вспоминая, не интересуясь, где я и что со мной...

На улице все такой же страшный мороз, явно за 30°, по крайней мере, с утра, когда ходили на завтрак. Кончики пальцев на правой руке, которой я держу палку, за 2–хминутную дорогу успевают замерзнуть до того, что потом сильно болят, – еще немножко, и обморожение. Кошмарная, страшная, жуткая зима, и никак она не кончается... Думал, что страшной будет та, прошлая, готовился морально, мучился, писал об этом в дневнике, ждал – а она оказалась не такая уж страшная (в смысле холодов, по крайней мере). Страшнее была весна 2009 – и болел, и язвы на ногах жуткие, ходить почти не мог... А к этой зиме – с переездом на 11–й, с устройством тут “козлятника”, с “наворачиванием режима”, выгонами в 9 вечера на проверку и пр. – некогда было особо готовиться, думать о ней, бояться – какая она будет, эта зима2009/10. И вот – нА тебе, пожалуйста!..

А Маня, кошка, так и не пришла. Рано я обрадовался, что она научилась сама приходить, дорогу запомнила. Вот уж скоро двое суток, как нет ее, мерзнет где–то на улице... Мрази, злобные твари, кто ее выкинул, – будьте вы прокляты!!!...

14–18

Вверх–вниз, вверх–вниз целый день, туда–сюда, да по лютому морозцу! Из барака и в барак. Вверх–вниз, туда–сюда.. Зарядка–завтрак–проверка–обед–ужин–вторая проверка–третья проверка... Пришел утром Палыч, сказал, что мороз на улице 35°, отопление не выдерживает... Палка соскальзывает с обледенелых – крохотных совсем! – плоских перекладинок барачной лестницы; я подолгу нащупываю на них упор, прежде чем спуститься на каждую следующую ступеньку. Нередко при этом палка таки соскальзывает – лишь каким–то чудом я еще не грохнулся с лестницы ни разу...

Невыстиранные вещи так и лежат на батарее – уже почти 4 дня. Что делать? Брать палку и идти бить эту мразь?

С обеда зашел к “телефонисту”. Очень удачно: вчера, только к нему сходил, вернулся в барак – кричат, что горит (!) 7–й СДиПовский пост (пардон, теперь СПБ–шный :), как раз открывающий их “локалку”. Сегодня: пост пустой и без крыши (она – деревянная – видимо, сгорела), “локалки” все открыты. Ни Палыча, ни их отрядника, все тихо. Очень удачно! Захожу, а эта мразь... спит! 3–й час уже, обед прошел – это чмо спит себе, а второго его соседушки – нет... Сходил, называется...

Опять, пока пишу, перекладывают – омерзительного старого чмошного хмыря, у которого, говорят, вши, – надо мной, а теперешнего СОПиТовца – на его место. Опять будет та же морока, что на 13–м. Собственно, она уже и есть: я сплю в самом начале секции, около “32–го квадрата”, и около меня, надо мной – кладут всяких самых мерзких, вшивых и чмошных. Ко мне – можно, меня им как–то не жалко, – тем, кто кладет. Точнее – им на меня наплевать!