В 5 утра, до подъема, стало вдруг плохо мужику на верхней шконке напротив меня, недавно только выписанному из больницы и там поселенному. Годам к 50–ти, высокий, черный, угрюмый, без признаков какого–либо образования или выдающегося интеллекта. Типичное никчемное, примитивное, как трава, алкоголизированное быдло, которым и населена Россия. Помню, 1–й день как пришел – все сидел в “фойе” на табуретке, почти весь день; дали верхнее место – “как памятник” (по выражению его соседа) часами сидел на нижнем; и уж, видимо, совсем изнывая от скуки, просил у меня газеты почитать...

Короче, у него начался приступ эпилепсии – судороги и жуткие стоны вначале. Я уже не спал, собирался вставать – и поймал начало этого процесса. Темно, все спят. Первым обратил внимание последний из оставшихся по–настоящему злобный “козел” со 2–го барака – позвал “ночного дневального”. Тот – 20–летний, огромный, “шумоголовый”, ярко выраженный даун (причем даун злобный!), живший в соседнем со мной проходняке на 13–м еще в 2008 г. и доводивший до белого каления Сапога, – подошел, посмотрел. Пошел, вызвал санитаров из больницы. Когда они пришли с носилками, больной уже очухался – включили свет, и он смотрел на них, уже будучи в сознании. Они не стали его забирать. “Ночной” даун до подъема подходил еще 2–3 раза – убедиться, все ли нормально.

Что сразу поразило, и из–за чего я вообще этот эпизод так подробно описываю, – поразила откровенная, неприкрытая злоба, почти ненависть к этому бедолаге всех тех, кто “по долгу службы” (“козлиной”) должен был с ним возиться. “Ночной” даун сказал что–то несколько раз в том духе, что хорошо бы его сильно ударить, избить и т.д. (разумеется, выражения он при этом употреблял куда более эмоциональные). Потом тот злобный “козел”, выгоняя всех на зарядку, стал тоже с какой–то утробной ненавистью сгонять его со шконки – мол, иди в больницу! (Мог ли он уже сам идти в это время?..) На зарядку пришел Палыч, постоял в секции, посмотрел на все это, поговорил с очевидцами – и велел отвести в санчасть, сказав, что 3 приступа за ночь – это чересчур (до подъема с ним случился еще один приступ, послабее первого, вследствие чего, по–моему, точно уже не помню, и вызвали санитаров, но трех я не видел).

После завтрака – возвращается этот бедолага: не взяли в больницу! Мест, что ли, нет, или еще что, – я толком не понял. Уложили его на шконку “дневальных” в соседнем со мной проходняке. В 9 утра – звонят из больницы, чтобы его срочно вели туда. Повели. Полчаса не прошло – опять возвращается, ложится на то же место. Таблеток ему, что ли, каких–то там дали, судя по разговорам.

Пролежал он недолго, – опять приступ! Кошмар, – судороги, аж колотит всего. Опять вызвали санитаров, которые, однако, явились со своими носилками вовсе не сразу. Сперва его загрузили на эти носилки, потом – видя, что он опять пришел в сознание – стали с них поднимать, чтобы вести в больницу так, пешком. Понятно, что ни идти, ни стоять он не может, даже если и в сознании, и глаза открыты. Но санитарам это пофигу, они его поднимают пинками! Один, а то и 2 раза его точно пнул один из них, а вся собравшаяся вокруг и наблюдавшая издали со шконок барачная публика осыпала его в это время руганью. Пришедший из штаба (он сейчас там “дневальный”) злобный “козел”, грозившийся в том году убить мою кошку, тоже посоветовал избить этого несчастного посильнее, – мол, у него сразу все пройдет... Что–то на тему избиения, очень злобное, бросил и завхоз, проходя мимо. Единственный мотив, почему они вообще вызвали санитаров и вообще как–то обращали внимание на этого несчастного эпилептика – “еще подохнет тут, отвечай потом за него...”.

Незабываемая сцена: санитары, подгоняя пинками и вцепившись в одежду, поднимают больного с носилок, чтобы топал в больницу сам (им неохота его тащить), а он валится, как куль, не может стоять... Где еще такое увидишь?..

Мораль проста: это жизнь среди злобного, свирепого, конченного отребья и мрази; человеческого в них нет ровно ничего, и если тебе доведется среди них умирать – не только помощи от них не дождешься, но еще и ногами будут тебя пинать, чтобы подох скорее... Стоило потерять 5 лет жизни и спуститься в этот ад, чтобы воочию убедиться, что такое бывает. И ЧТО после этого все заклинания записных гуманистов и человеколюбцев, типа Е.С.? Чего стоят их прекраснодушные разглагольствования о гуманизме, добре и всеобщей любви к ближнему? Не говоря уж о попытках помогать и всячески облагодетельствовать этих тварей, это двуногое зверье, потому что из наивных гуманистов–правозащитников и прочей подобной публики эта порода двуногих всегда умеет выдавить слезу, прикинуться несчастными жертвами произвола – и развести на деньги или еще какую–то выгоду для себя. Наедине беседуя или переписываясь с такими “благодетелями” с воли – о, они все хорошие, добрые, совестливые такие, – ну прямо ангелочки!.. И лишь спустившись к ним, в их преисподнюю, проведя бок о бок с ними годы – можно воочию убедиться, какая это хитрая, злобная, подлая мразь и нечисть – уголовники, и какой – их отцами, матерями, братьями и ими самими после освобождения! – мразью населена Россия!..

21.1.10. 15–23

Четверг. На этот раз все обошлось удивительно тихо, спокойно и удачно, – вся эта их “генеральная уборка”. Пока большинство животных во главе с наиболее злобным “козлом” было с утра в бане, – другие животные, “обиженные”, вдвоем быстро вымыли здесь с мылом и вытерли весь пол, так что вернувшийся злобный “козел” – чудо, да и только! – на них не орал и перемывать не заставлял. Тумбочку мою сегодня, слава богу, выдвигать никто даже не пытался и не предлагал мне; боюсь, что они займутся этим в следующий четверг, когда я буду на длительной свиданке. Из–за расширения “32–го квадрата” (пришел еще один парень с 3–го барака) вчера моего старого злобного соседа по шконке переложили наверх напротив меня, а на его место лег “ночной” – не тот злобный даун, о котором я писал вчера, а другой, более–менее нормальный. Он и злобный даун над ним – днем, 2 дневных “дневальных” на этих же местах – ночью. Так что после подъема в соседнем – крайнем от “петушатника” теперь – проходняке спят “ночные”, и выдвигать там тумбочку – некому...

Завтракать, правда, я опять не стал – никто не знает, в какой момент им вздумается налететь и поволочь тумбочку. Удовольствие мазать белый хлеб маслом я оставил себе на завтра (тем паче, что свежий хлеб только сейчас, после обеда уже, купил в ларьке). Съел только 2 банана – последние из 4–х, купленных там же еще во вторник, когда ходил туда с “телефонистом” и опять отдал ему чуть не 300 рублей – на его день рождения, видите ли...

После 10 утра пошел в баню. Мороз на улице безумный, градусов 30, не меньше, – “крещенские морозы”, будь они прокляты вместе с “крещением” и самим Иисусом Христом! Пока дошел, держа в одной руке палку, в другой – пакет с полотенцами и пр., – пальцы почти совсем отмерзли, а идти тут пару минут всего. Народу в бане было всего несколько человек – 2 с 11–го, остальные с 12–го, самого блатного барака, т.к. сегодня и их день. Быстро помылся, оделся, пошел обратно в барак. Потом – обед, и опять мерзкая пустая перловка с накрошенной в нее морковью на второе, в новейших – вчера только впервые увидел – мелких пластмассовых тарелочках. Для супа глубокие, для второго мелкие завезли, – прямо ресторан получается!.. :))

Захватил этой перловки для Мани, – она так и живет у меня, пока ее не выкидывают. (Прихожу с проверки или откуда еще, – ее нет. Ну, думаю, опять выкинули. А она вдруг из–под шконки вылезает... :) В ларьке был аж сыр – купил небольшой кусочек, на 1 раз поесть. Но Маня, сволочь ушастая, понюхала – и не стала есть перловку (явно ей запах не нравится, – м.б., это из–за моркови? Раньше она перловку ела.), а когда я предложил ей сыр – вроде бы стала, но и сыр у нее как–то не пошел. Пожует – и он выпадает у нее изо рта, и она не спрыгивает его подбирать. Чем ее, паразитку, кормить – хрен знает...

Осталось мне 423 дня, РОВНО 1 год и 2 месяца, 60 1/2 недель...