«Многие годы продолжалась такая война, унося бесчисленное множество жизней. Человек, которого только что разорвало на части, был моим мужем».

Неожиданно картинка стала вращаться, кто — то заорал. Затем звук и изображение пропали, словно утонули в песчаной буре. Экран погас.

«Я не могу забыть старые войны. Я не могу забыть ничего из тех дней. У меня было четыре сына. Они были моей радостью, моей гордостью. Когда погиб мой муж, всё, что мне оставалось — вырастить из них настоящих мужчин».

Так продолжила хранительница музея.

«Мужчин, которые отправятся на войну?»

Так предположила Кино. Хранительница кивнула.

«Когда началась сто шестьдесят девятая война, мои сыновья поклялись отомстить за смерть отца. Один за другим они записались добровольцами на фронт. Мой второй сын, Сотос, был убит снайпером. Затем третий сын, Датос, наступил на мину, и его разорвало на кусочки».

Стена в комнате с экспонатами погрузилась в темноту, и только пятно мягкого света освещало большую фотографию. На ней была хранительница музея в молодости, молодая женщина с чёрными волосами. Она стояла в окружении своих четырёх сыновей. Все четыре парня улыбались широкими, белозубыми улыбками, как и их мать. Они построились по возрасту — от почти взрослого мужчины до мальчика семи — восьми лет.

«Мой старший сын, Утос, задержался при отступлении, чтобы помочь упавшему товарищу, и погиб вместе с ним, попав под артобстрел своих же орудий. Мой последний сын, моя крошка Ётос, решил, что он уже достаточно взрослый и тоже сбежал на войну, оставив записку. Он написал: „Я люблю тебя, мама. Я вернусь к тебе. Обещаю“. Но так и не вернулся. Ему было всего девять лет».

Хранительница рассказывала это тоном безжалостной отрешённости. В тусклом свете даже казалось, что она улыбается.

«Как всегда война закончилась, не принеся явной победы ни одной из сторон. Но мы знали, что вскоре она снова начнётся. Мы больше не могли смотреть на этот бесконечный круговорот войн. Зачем мы убиваем друг друга снова и снова в безрезультатных войнах? Четверо моих сыновей ушли на войну и все погибли, но благодаря этому я стала известна. И я использовала свою известность, чтобы обратиться ко всем. „Давайте закончим войну“. Так я сказала».

«И вас кто — нибудь послушал?»

Так спросил Гермес.

«Сначала нет. Конечно, я понимала, что не смогу полностью прекратить войны. Их нельзя было прекратить так просто, они ведь продолжались слишком долго. Я знала, что должна быть реальная альтернатива войне, и я нашла такую альтернативу».

«Вы предложили уничтожать жителей Татана? Это была ваша идея?»

Слова вырвались раньше, чем Кино смогла остановить их.

«Да. Татанийцы заменили нам врагов, и тот, кто убивал их больше — становился победителем в войне. Таким образом, наш дух соперничества, наша враждебность и наша жестокость получали выход. По стечению обстоятельств, в то же время, когда я предложила этот план, женщина с той стороны предложила нечто подобное».

Хранительница прошла немного вперёд, приглашая Кино к следующему экспонату. Ноги Кино не хотели слушаться, но она последовала за хранительницей.

«Я встретилась с ней пятнадцать лет назад. Она показала мне фотографию своих детей. Это были красивые, статные мальчики. Здесь вы можете видеть радость её сердца. Они тоже все погибли на войне».

Экспонатом была фотография из газеты, где хранительница, совсем худенькая женщина, обнимала другую женщину примерно того же возраста.

«Наш план был проверен, и им стали пользоваться. Это было пятнадцать лет назад».

Когда хранительница включила свет над следующим экспонатом, они увидели Вельдевал таким, каким он стал сейчас — мирный город, наполненный счастливыми жителями. Таким его Кино увидела, когда они сюда приехали.

«С тех пор между нашими странами не произошло ни одной настоящей войны. Наши страны развились, население выросло. Теперь молодым матерям не приходится испытывать чувство потери, которое пережила я. Они рожают детей и растят их счастливыми, не опасаясь, что им придётся присутствовать на похоронах своих детей. Люди теперь умирают, когда им приходит время. Это и есть значение мира. Такой наша страна стала теперь, Кино. И это конец нашей экскурсии».

Хранительница сложила руки на груди и улыбнулась.

«Спасибо, что посетили наш музей».

«Можно задать вопрос?»

Так спросила Кино.

«Конечно».

«А как же жители Татаны? Разве у них нет семей и права на жизнь? Разве их дети не так же невинны, красивы и полны надежд, как и ваши сыновья?»

«Скорее всего, это так. Но такова цена мира. Что — то нужно принести в жертву, иначе настоящего мира достичь будет невозможно. В прошлом такой жертвой стали мои сыновья. Юные солдаты должны были участвовать в жесточайших битвах и умирать, чтобы защитить свою страну. Но теперь всё иначе. Татанийцы не могут дать серьёзного отпора. Нашим детям больше не нужно умирать на полях сражений. И это прекрасно. Если мы не станем приносить их в жертву, Кино, Вельдевал и Релсумия снова начнут воевать друг с другом, и жертв будет намного больше, чем убитых вчера татанийцев».

Хранительница подбирала слова очень тщательно. Она повторила:

«Мир требует жертв. Мы больше не позволим жертвовать нашими детьми. Если мир может быть достигнут путём убийства нескольких татанийцев, мы с радостью это примем».

На мгновение Кино задумалась над её словами, затем сказала:

«Хранительница, я не понимаю ваших рассуждений. Может в новом варианте войны соперники и не умирают, но ведь гибнут невинные люди. По крайней мере, раньше умирали те, кто сражается. И как бы то ни было, их смерть была их собственным выбором. Татанийцы же не выбирали — жить или умереть».

Хранительница сначала нахмурила брови, но затем улыбнулась. Она мягко подошла и положила руку на плечо Кино.

«Нет, вы на самом деле не понимаете. Но вы поймёте, когда немного повзрослеете».

Так она негромко сказала.

«Пойму? Когда?»

«Когда у вас будут свои дети, Кино. Когда вы почувствуете, что жизнь растёт внутри вас… тогда вы поймёте, что невозможно обречь её умирать на войне. Тогда вы поймёте».

Девочка по имени Кино посмотрела в лицо хранительнице и увидела другую мать, с широко открытыми глазами, закрывающую руками рот, смотрящую, как её муж нападает на её единственную дочь с ножом. Эта девочка никогда не могла такого понять.

«Я понимаю только то, что для меня невозможно обречь умирать на войне любого ребёнка».

Так сказала Кино.

Когда Кино и Гермес покидали Вельдевал, их вышли провожать многие жители города. Солнце было ещё довольно высоко, а они уже ехали через степь, хвост пыли тянулся далеко позади колёс Гермеса.

Они ехали на большой скорости с момента, как покинули город и до позднего вечера, но пейзаж совсем не изменился. Коричневая земля, лишённые растительности горы вдали и редкие большие металлические бочки, мимо которых они время от времени проезжали. Так что Кино была удивлена, когда увидела впереди на дороге кучку людей.

«Впереди нас ждёт радушная компания».

Так сказал Гермес, тоже заметив людей.

Кино сбросила газ. Это были татанийцы, и настроены они были отнюдь не радушно. Несколько крепких молодых мужчин стояли поперёк дороги. Они держали длинные палки, и у каждого на поясе висел тяжёлый топор. Группа из примерно двадцати невооружённых человек собралась позади них, держа на привязи похожих на верблюдов животных, на которых они, скорее всего, сюда и приехали.

Кино остановила Гермеса в нескольких метрах от них и слезла с мотоцикла. Она расстегнула пальто, чтобы иметь возможность быстро дотянуться до «Пушки», и сняла шлем и защитные очки.

Молодой человек с длинной палкой сделал пару шагов к Кино.

«Ты пойдёшь с нами в деревню».

Так он сказал.

«Зачем?»

«Чтобы мы разрезали тебя на куски и смотрели, как ты умираешь».

Кино посмотрела на людей, стоящих у него за спиной. Там были женщины, дети и даже старики. На их лицах застыла ярость, страдание и страх.