Ленинградские немцы

Сказанного достаточно, чтобы с уверенностью говорить о неуклонном угасании петербургско-немецкой культуры в послереволюционные годы. В нашу задачу здесь входит лишь проследить основные этапы этого грустного процесса. Первым объектом репрессий стали религиозные объединения. Вскоре после революции, новые власти провели национализацию помещений, использовавшихся религиозными общинами, а также принадлежавшей им недвижимости. Хотя богослужения пока разрешено было проводить, уже этот шаг стал весьма болезненным для многих общин. К примеру, предстоятелям Петрикирхе пришлось сдать представителям победившего пролетариата драгоценную алтарную картину Гольбейна, а с нею и полотно «Распятие» кисти Брюллова, которому были посвящены знаменитые строки Пушкина («Когда великое свершалось торжество…»). Значительные ценности были накоплены за столетия мирного существования и другими лютеранскими храмами города. Теперь с ними приходилось расстаться. Подписанный в 1929 году декрет «О религиозных объединениях» предельно сузил круг действий, разрешенных священнослужителям. В частности, запрещалась диаконическая деятельность, а также занятия Законом Божиим с детьми и юношеством. В силу того очевидного факта, что большинство пасторов старого воспитания не могло и помыслить о том, чтобы вполне отказаться от активной проповеди Евангелия, их начали арестовывать. В 1935 году был закрыт Семинар проповедников Евангелическо-лютеранской церкви, основанный за десять лет до того на базе кирхи св. Анны. Дело в том, что подготовка лютеранских пасторов для нашего города традиционно велась в Дерптском университете. Этот почтенный университет, который с начала XIX века предоставлял возможность доступа к полному «кругу знаний» на немецком языке, вообще много значил для поддержания «немецкого духа» в Петербурге, как и во всей России.

Как следствие мер по русификации, предпринятых в царствование Александра III, эта традиционная связь утончилась, после же отделения Эстонии – прервалась (нужно принять во внимание и то, что эстонские власти сразу же после получения независимости озаботились тем, чтобы перевести учебный процесс в Тартуском университете на эстонский язык). С нарастанием террора, кирхи позакрывались одна за другой, а пасторы были отправлены по этапу. Дольше других продержалась старая добрая Петрикирхе. К сожалению ленинградцев лютеранского вероисповедания, придя к ее дверям в Сочельник 1937 года, они обнаружили их закрытыми. Формальное постановление о закрытии кирхи было принято Леноблисполкомом второго марта следующего, 1938 года. Следующие поколения «отцов города» задумали и провели в жизнь вполне неожиданное продолжение этой меры, балансировавшее на грани сюрреализма. В хрущевские годы, в здании кирхи была размещена чаша общедоступного плавательного бассейна. Посетив его однажды, по легкомыслию и молодости лет, автор этих строк долго потом не мог отделаться от навязчивого воспоминания о том, как он плавал под сводами старинного, намоленного храма… Старое здание было возвращено верующим много позже. В День Реформации, 31 октября 1992 года, в стенах Петрикирхе была проведена первая служба после трагических событий сталинских времен.

Напротив, существование культурно-просветительных обществ было на первых порах властями терпимо. Как следствие, несколько обществ, существовавших еще в старом Петербурге, восстановили свою работу после революции, ограничив ее занятиями драмкружка, спевками хора, викторинами, беседами о творчестве немецких композиторов, равно как и прочими невинными увеселениями и, разумеется, полностью отказавшись от любых политических мероприятий. Организаторы грубо ошиблись, в чем им довелось очень скоро убедиться на своем опыте. Ведь принцип пролетарского интернационализма отнюдь не включал поддержки классово-чуждых затей, а в те годы, как известно, «кто был не с нами – был против нас». В 1929 году было проведено совещание Межведомственной комиссии и представителей учреждений по вопросу об обследовательском надзоре и перерегистрации добровольных обществ, которое обнаружило, что: «1. Немецкое культурно-просветительное общество имеет цель – культурное воспитание немцев, живущих на территории Ленинграда, превращает эту цель в средство для того, чтобы создать „островок“ немецко-буржуазного государства на территории области». Мы ограничимся здесь цитированием лишь первого пункта заключения Межведомственной комиссии, поражающего современного исследователя своей абсурдностью. Думается, что при знакомстве лишь с этим пунктом, у всякого добропорядочного ленинградского немца возникло неудержимое желание бежать куда глаза глядят и никогда больше ни в каком обществе не состоять. Властям, собственно, только того и было надо. Ведь логика тоталитарного государства всегда состоит в том, чтобы сломать все «средостения», ограничивающие его безраздельный контроль над душами людей.

Несколько дольше удалось продержаться Немецкому Дому просвещения, который был создан решением партийных органов при самом активном участии немецких коммунистов, курировался властями (например, в 1933–1937 годах – отделом массовой политико-культурной работы Ленсовета) и потому неукоснительно проводил агитационно-пропагандистскую и организационную работу на платформе ВКП(б). Во второй половине тридцатых годов последовало общее ужесточение национальной политики, что в особенности коснулось организаций национальных меньшинств, не располагавших в пределах СССР собственными государственными образованиями. Надо оговориться, что у немцев такое образование как раз наличествовало, а именно, в лице так называемой «АССР Немцев Поволжья», с населением более шестисот тысяч человек и столицей в городе Покровск, который в 1931 году был переименован в Энгельс. Известно, что немцы Поволжья продолжали поддерживать контакты с ленинградскими немцами после революции. К примеру, у них наметилась тенденция посылать своих отпрысков в Ленинград, для учебы в переведенном сюда из Москвы в 1925 году Центральном немецком педагогическом техникуме (он размещался в здании на набережной реки Мойки, дом 76). Однако существование фашистской Германии было настолько опасным, что в Москве уже думали о ликвидации этой автономной республики, в конечном счете обязанной своим возникновением иммиграционной политике Екатерины II, пригласившей, как мы помним, немецких крестьян на поселение в пределах Российской империи.

События пошли по накатанному, хорошо знакомому общественности тех лет сценарию. Была сформирована комиссия и проведена проверка, в результате которой выяснилось, что одному из сотрудников Немецкого Дома просвещения была дана возможность «пропагандировать антимарксистские положения по истории», другой оказался «классово-враждебным элементом». Что же касалось директора, то ему еще ранее был вынесен выговор «за допущение употребления пива во время новогоднего праздника»… Конечно же, при таких грубых политических просчетах продолжать деятельность Дома властям не представилось возможным – и в 1937 году он был закрыт. В результате всех этих репрессий, традиционно сложившиеся формы организации практически уже сложившегося субэтноса петербургских немцев, сохранения и трансляции их менталитета, были уничтожены. Формально, немецкое население города и его окрестностей было еще достаточно велико. Основываясь на официальной статистике, можно предположить, что в межвоенные годы оно стабилизировалось на уровне примерно 25 тысяч человек. Однако возможности их участия в формировании «ленинградского духа» были в то время сведены к минимуму.

К сказанному нужно добавить, что в первые годы после революции в Петрограде было немало германских и австрийских военнопленных. Затем, в пору военного, промышленного и торгового сотрудничества с Веймарской республикой, в Ленинград наезжали немецкие специалисты с семьями; их количество исчислялось сотнями. Через наш порт за девять месяцев навигации проходило примерно по 250 тысяч иностранных моряков в год. Как отмечают историки, весьма значительную часть из них также составляли немцы. Наконец, после прихода нацистов к власти в Германии, к нам стали приезжать политэмигранты. По всем этим причинам, присутствие немцев в довоенном Ленинграде было еще заметным.