Дремов внимательно слушал полковника, а когда тот сказал, что майор Океании дал слово активизировать свои действия, засмеялся, махнул рукой.

— Напрасная потеря времени, — вскинул он голову. — Тут допущена ошибка, в которой главным виновником является ваш покорный слуга. — Дремов положил пятерню себе на грудь.

Сергей Данилович, вскинув брови, посмотрел на комдива.

— Не понимаю.

— Да, да! Повинен я. История простая. Майор был здесь у нас в политотделе вроде бы в роли кадровика, а по сути — посыльным, или, как ты говоришь об Оксанине, — телохранителем. Только не при Лымаре, а при начальнике политотдела. Тихон Карпович, грешным делом, любил иметь при себе человечка на подхвате. Когда встал вопрос о его убытии на учебу (почему-то очень поспешно), то с мольбами вырвал у меня слово «выдвинуть майора на самостоятельный участок». Чувствовал, что не потянет, что полк ему не под силу, но прямо отказать смалодушничал — подписал представление. Беру грех на себя. Так и доложи, что виноват комдив. Дремов призадумался, а когда в блиндаже неожиданно вспыхнул свет от включенного в соседней землянке аккумулятора, посмотрел Титову в глаза.

— Какие же, по-твоему, можно сделать выводы о боеспособности полка?

Титов удивился: «Вроде читает мои мысли».

— Об этом и думал, но хочется говорить не о тактике, а в несколько ином аспекте — о, так сказать, психологическом настрое.

— Ну что ж! Интересно послушать свежее впечатление. Возможно, мы присмотрелись? Чего-то не замечаем. А то и несамокритично оцениваем положение дел.

Титов улыбнулся.

— Насколько мне известно, такое не в вашем характере. Свою точку зрения хотелось высказать, начиная со сравнения. Вы сказали о том, как готовится трамплин у Новикова. Судя по всему, там люди смотрят вперед, думают о том, как придется наступать. Вполне понятно, что такому отношению к службе можно только радоваться. Считаю, что не погрешу, если скажу, что в полку у Лымаря подобного нет. И прежде всего в работе с личным составом. Известно, что сейчас мы нередко получаем, с одной стороны, зеленую молодежь, а с другой — людей разных возрастов, проживавших продолжительное время на оккупированных территориях.

— Попадаются и такие, которые эти годы укрывались под бабьими юбками, — вставил Дремов.

— Ну да. Одни у своих, другие — у первых попавшихся. Во всяком случае, это обстоятельство должно быть строго учтено и отражено в деятельности командования полка. К сожалению, ни у Лымаря, ни у его заместителей оно не вызывает беспокойства. Не случайно в полку то тут, то там наталкиваешься на инертность. Как мне представляется, люди, занимая плацдарм, не чувствуют себя настоящими хозяевами.

Дремов насторожился. В его спокойных глазах мелькнула тревога, а когда Титов на минутку умолк, пододвинулся к нему поближе.

— Выслушал я тебя внимательно и считаю, что тут подняты важные вопросы, но их нельзя рассматривать скопом. Давайте по порядку. Прежде всего следует обстоятельнее поговорить о руководстве полка. О командире долго говорить не стоит. Вопрос о нем поставлен, и думаю, что в ближайшее время должен быть решен. Нет никаких оснований держать в полку человека с низкими моральными качествами. Начальник штаба и заместитель командира полка — люди неплохие. Что касается замполита — о нем у нас мнения не расходятся. Во-вторых, о полке. Прямо сказать, полк боевой, с хорошими бойцовскими традициями. За оборону Тулы был награжден орденом, геройски проявил себя в боях на дуге, отличился при форсировании Днепра и Припяти, да и здесь чуть ли не первым оказался на западном берегу. Успешно тягался с Новиковым. Сохранился в нем боевой костяк коммунистов. В его подразделениях находятся сильные, испытанные люди. Так что есть на кого опереться. Чего только стоит комбат-два. Вероятно, встречал коренастого, широкоскулого майора, удмурт он, что ли? Казаров его фамилия, Ким Кимыч. При случае обязательно поговори. Личность интересная. Только имей в виду, не корить. Лучше найди предлог похвалить. Тогда он черту голову свернет.

Теперь о том, что полк сидит у воды. Тут есть некоторые тактические соображения и кроются они в простом — не хочется на этом участке шума поднимать. Пусть противник привыкнет к тому, что там у нас чуть ли не пустое место. А вот когда будет подготовлен главный удар с участка Новикова, мы бросим здесь бесшумно того же Казарова. Пройдет он по болотам через жидкое охранение противника и в ту минуту, когда нам это будет очень нужно, появится у противника в тылу. Сейчас пусть сидит, меньше потерь. Люди, сам знаешь, нам дороже всего. Что же касается спячки, то ее надо самым нещадным образом стряхнуть. Людьми мы должны заняться, их так-то враз не подготовишь. Тут ты прав. В их души надо проникнуть и не просто разбудить, их надо зажечь.

Дремов посмотрел на Сергея Даниловича быстрым взглядом.

Тот украдкой расслабленно улыбнулся.

— Спасибо, — сказал он по-доброму. — Теперь больше прояснилось.

— Вот и хорошо. Думаю, что все эти проблемы мы сумеем успешно разрешить. Все у нас для этого имеется, и прежде всего — не перевелись неспокойные люди, в том числе среди командиров подразделений. Есть у Новикова комбат Супрун. Киму Казарову не уступит. О нем ты, должно быть, слышал. Писали в нашей армейской газете. И скажу тебе, таких настоящих героев в дивизии не перечесть. Так что многое будет зависеть от нас с тобой — от руководства. Желание есть, но, сам понимаешь, одного желания недостаточно. Требуется эта самая мудрость, что ли? — усмехнулся Дремов, поднимаясь.

Переступив через порог, Дремов остановился.

— Так когда собираешь актив?

— Намечали на восьмое.

— Ну да, — неторопливо ответил Дремов. — И мне хочется хорошо к нему подготовиться, так повести собрание, чтобы имеющиеся недостатки вскрыли коммунисты боевых подразделений, им они бывают виднее нашего. А для нас будут важны их предложения.

Титов поспешил в политотдел, а Дремов, закурив, так и остался на месте. Хотелось поразмыслить наедине, взвесить все сказанное Титовым, перебрать все в уме о Лымаре.

Раздумья комдива прервали частые звонки.

— Беру, беру, — потянулся он к аппарату. — Слушаю! — прокричал Дремов в трубку и тут же услышал знакомый голос:

— Здравствуй, Иван!

Дремов понял, что с ним здоровается кто-то близко знакомый, но кто именно — сразу не узнал.

— Здравствуй, говорю, — прорвалось из трубки еще более громко. — Не узнаешь — Горбунов!

— Здравствуйте, товарищ генерал! Откуда? Какими судьбами?

Горбунов коротко рассказал, как его разыскал, и сообщил о том, что состоялось решение о переводе Дремова на 1-й Украинский, к нему в ударную армию заместителем.

Дремов не был готов к такому обороту дела. Свалилось оно на него как снег на голову.

— А как же здесь? — забеспокоился он, не найдя сразу других слов.

— Не волнуйся! Свято место пусто не бывает.

В трубке умолкло, а Дремов так и продолжал сидеть неподвижно. Он сожалел, что не проявил настойчивости, чтобы уточнить, о каком Горбунове упоминалось в одном из приказов Верховного Главнокомандующего осенью прошлого года. «А видать, о нем. Душевный человек. Не раз приходилось подставлять плечи под одно заснеженное бревно, когда корчевали тайгу в «местах не столь отдаленных»…»

Так и не сомкнув глаз, вышел комдив перед рассветом на воздух. Ломило в висках, а мысли быстро мелькали в уставшей голове, захлестывали одна другую.

Оглянувшись вокруг, он зябко поежился. В восточной стороне неба щурилась заря, над поймой клубился молочный туман.

Вскоре появился Бражников, теперь уже полковник с четырьмя орденами на груди. Блеснув плотным рядом крепких зубов, поздоровался.

— Что, не спится? — спросил Дремов.

— Привычка, Иван Николаевич…

— Совсем неплохая. Много спать — добра не видать!

Бражников насупился.

— Хотел спросить… — начал он с намеком на якобы дошедшие слухи о повышении комдива. Дремов не успел выслушать. Попросил телефонист: