Когда же последняя надежда в сердце Найджела почти угасла, настало чудесное июньское утро, и в замок Вани, сенешалем которого он теперь был, прискакал гонец с письмом. Письмо содержало лишь несколько слов, коротких и ясных, как зов военной трубы. Чандос писал, что нуждается в своем оруженосце, ибо его знамя вновь развевается на ветру. Он в Бордо. Принц направляется с войском в Бержерак, откуда намерен вторгнуться во Францию. Без битвы дело не обойдется. О своем намерении они отправили весть доброму французскому королю, и он обещал оказать им достойную встречу. Пусть Найджел поторопится. Если войско уже выступит, ему надлежит поскорее нагнать его. У Чандоса сейчас три оруженосца, но он будет очень рад снова свидеться с четвертым, ибо за время их разлуки много о нем слышал, причем лишь то; что ожидал услышать о сыне столь доблестного отца. Вот что содержало письмо, и в это счастливое летнее утро солнце в Ванне засияло ярче, а синее небо стало еще синее.
Добраться из Ванна в Бордо оказалось не так-то просто: сообщения по морю между ними почти не было, а к тому же, хотя все храбрые сердца устремлялись на юг, ветер упорно дул против. Так что прошел добрый месяц, прежде чем Найджел наконец спрыгнул на пристань, заставленную бочонками гасконского вина, и помог свести Бурелета по сходням над светлыми водами Гаронны. Даже Эйлуорд не был такого скверного мнения о морских путешествиях, как могучий золотистый конь: он заржал от радости, уткнувшись мордой в протянутую ладонь хозяина, а потом звонко цокнул копытами по доброму твердому булыжнику. Рядом с ним, похлопывая по блестящему плечу, стоял Черный Саймон, не расстававшийся с Найджелом.
Но Эйлуорд? Где был Эйлуорд? Увы! Прошло уже два года с тех пор, как его вместе со всеми лучниками Ноллеса отправили на королевскую службу в Гиень, а так как грамоте он обучен не был, сквайр не знал, жив его испытанный товарищ или давно погиб. Бесспорно, Саймонс трижды кое-что слышал про него от странствующих лучников, говоривших, впрочем, одно и то же: он жив, здоров и недавно женился. (Однако первый назвал его жену белокурой, второй — смуглой и темноволосой, а третий и вовсе вдовой, а потому трудно было понять, что тут правда, а что нет.)
Оказалось, что войско выступило в поход уже месяц назад, но известия о нем приходили в Бордо ежедневно, понятные всем и каждому: в либуриские ворота непрерывно въезжали вереницы повозок, груженных добычей с юга Франции. В городе полно было пеших солдат (принц взял с собой только конников), и они с грустной жадностью провожали взглядом телеги, нагруженные дорогой мебелью, шелками, бархатом, гобеленами, разными украшениями, золотыми и серебряными изделиями, еще недавно составлявшими гордость многих замков в прекрасной Оверни и богатом Бурбонне.
Не следует думать, будто в этих войнах Англия и Франция противостояли друг другу в полном одиночестве. Славы достанет на всех и без уклонения от истины. К Англии в результате династических браков отошли две богатые и воинственные французские провинции — Гиень и Гасконь. Они поставляли армии островитян большое число самых мужественных своих сынов. Такой бедной стране, как Англия, было не по карману содержать за морем большие силы, и войну Франции она проиграла бы просто из-за нехватки солдат. Феодальная система позволяла быстро и без особых расходов собрать внушительное войско, но уже через несколько недель оно столь же быстро рассеивалось, и, чтобы удержать его в боевом порядке, требовалась богатая казна. В Англии же такой казны не имелось, и король постоянно ломал голову над тем, как изыскать средства, чтобы вовсе не остаться без войска.
Но в Гиени и Гаскони множество рыцарей и оруженосцев готовы были в любую минуту покинуть свои уединенные замки для набега на французские земли, и если к ним присоединялись английские рыцари в поисках чести да несколько тысяч лучников, нанятых за четыре пенса в день, набиралась армия, вполне достаточная для быстрой кампании. Таков был и отряд принца, численностью около восьми тысяч, который в эти дни двигался через французский юг по большой дуге, оставляя позади себя широкую полосу разоренных селений и дымящихся пожарищ.
Однако Франция, хотя часть ее юго-запада находилась в английских руках, оставалась могучей державой, куда более богатой и населенной, чем ее соперница. Отдельные провинции были столь велики, что потягались бы силой с иным королевством. Нормандия на севере, Бургундия на востоке, Бретань на западе и Лангедок на юге могли выставить по собственному большому войску. И храбрый, гордый Иоанн, узнав в Париже про дерзкое вторжение в свои пределы, разослал гонцов не только в эти могучие феоды, но также в Лотарингию, Пикардию, Овернь, Эно, Вермандуа, Шампань и за восточную границу к немецким наемникам, призывая их, не жалея шпор, день и ночь скакать в Шартр.
И в первые дни сентября там собралась могучая армия. Принц же, ничего о ней не ведая, грабил города и осаждал замки от Буржа до Иссудена и Роморантена и далее в направлении Вьерзона и Тура. Из недели в неделю лихие схватки у пограничных крепостей сменялись быстрыми штурмами замков, приносившими много чести и добычи, сражениями рыцарских отрядов или даже поединками двух знаменитых бойцов, снизошедших до встречи друг с другом. Хватало и домов богатых горожан, где было вдоволь вина и женщин. Никогда еще рыцари и лучники не участвовали в столь приятном и прибыльном походе, а потому, когда армия повернула от Луары на юг и направилась назад в Бордо, сердца их переполняла радость в предвкушении приятных дней, которые им предстояло провести там с кошельками, набитыми золотом.
И тут эта чудесная военная прогулка внезапно обернулась опаснейшим военным предприятием. Продвигаясь на юг, принц не замедлил обнаружить, что весь провиант на его пути исчез: ни корма для лошадей, ни провизии для солдат. В авангарде катили двести повозок с военной добычей, но вскоре голодные люди не отказались бы с восторгом обменять их на такое же число повозок, груженных мясом и хлебом. Легкая французская конница, обогнав их, сжигала и уничтожала все, что могло им понадобиться. И только теперь принц и его люди обнаружили, что на восточном фланге большая армия торопится обойти их с юга и преградить им путь к морю. По ночам тучи багровели от отблеска костров, а утром лучи осеннего солнца играли на железных доспехах и оружии бесчисленных отрядов по всему восточному горизонту.
Не желая терять добычу и понимая, что французы далеко превосходят их численностью, принц предпринял отчаянную попытку опередить врага, но кони были измучены, а изголодавшиеся солдаты начали выходить из повиновения. Еще два-три дня — и они не станут сражаться. Поэтому, обнаружив возле селения Мопертюи удобную позицию, где небольшое войско могло занять надежную оборону, принц отказался от намерения обогнать противника и повернулся к нему, как затравленный вепрь, который в бешенстве выставляет навстречу врагу грозные клыки.
Пока происходили все эти важные события, Найджел, Черный Саймон и еще четверо жандармов из Бордо спешили на север, стараясь нагнать английское войско. До Бержерака они ехали по дружественному краю, но дальше их путь пролегал среди пожарищ, где над лишившимися кровли обгорелыми домами торчали обугленные стропила — «митра Ноллеса», как называли такие развалины впоследствии, когда на эти места наложил свою тяжелую руку сэр Роберт. Три дня они ехали на север, повсюду видели в отдалении французских всадников, но, торопясь поскорее добраться до армии, не тратили время на поиски приключений.
За Лизиньяном им начали попадаться английские фуражиры — по большей части конные лучники, которые занимались поисками провианта и для армии, и для самих себя. От них Найджел узнал, что принц в сопровождении Чандоса повернул на юг и, возможно, находится от них на расстоянии короткого перехода. Теперь им все чаще встречались группы английских солдат, а затем они нагнали большую колонну лучников, шагавших в одном с ними направлении. Лошади их пали, и они отстали от войска, но теперь торопились успеть к неизбежной битве. Их сопровождала толпа молодых крестьянок и настоящий караван тяжело нагруженных мулов.