Когда заметили похищение, во дворце, понятно, поднялся страшный переполох. Вместе со своими вооруженными людьми стратиг и его сыновья бросаются в погоню за похитителем. Но Дигенис, настигнутый ими, бьется, как лев, и выбивает из седла сво-{411}их противников; затем, с изысканной любезностью обратившись к отцу Евдокии, говорит ему: "Господин стратиг, благослови нас, дочь твою и меня; прости меня и не кори. Люди твои не знают, что такое драться; я дал им маленький урок, которого они не забудут. Впрочем, не огорчайся: у тебя хороший зять, - ищи, не ищи, лучшего не найдешь во всем свете. Я не низкого происхождения, я точно так же не трус; и если поручишь мне какое-нибудь дело, увидишь, что за человек твой зять". Стратиг смягчается и дает витязю свою дочь; и так как он не хочет, чтобы кто-нибудь мог сказать, что Дигенис похитил девушку без состояния, - "а это, по его мнению, бесчестье в глазах всех здравомыслящих людей", - он спешит перечислить все великолепное приданое, какое он дает за невестой, и его перечень проливает яркий свет на роскошь, какая царила в этих знатных феодальных семьях византийских провинций. "В приданое за моей дочерью, сказал он, - ты получишь двадцать кентинариев (т. е. 20 раз 100 фунтов) старинными золотыми монетами, которые я собирал с давних пор и сберегал для нее, моей любимицы, исключительно; серебряную утварь, одежд на сумму в пятьсот фунтов, многочисленные земли, приносящие огромный доход, и семьдесят прислужниц вместе с домом ее матери, а он действительно хорош и обширен. Точно так же я дам за ней драгоценности ее матери, великолепную корону удивительной работы, из чистого золота и усыпанную драгоценными камнями, и всех животных скотного двора, четыреста ферм, и еще восемьдесят наездников, четырнадцать поваров, столько же булочников и сто пятьдесят других служителей. И еще я окажу тебе предпочтение перед другими моими детьми и отпраздную твою свадьбу так, что о ней будут говорить во всем мире".

Но, несмотря на эти обещания, Дигенис - и это очень характерная черта - не доверяет искренности стратига и опасается с его стороны какого-нибудь вероломства. "Боюсь, - говорит он, - что грозит мне беда и чтобы не постигла меня позорно недостойная смерть, так как я вел себя в отношении тебя как враг и изменник". Поэтому он предпочитает увезти Евдокию, чтобы отпраздновать свадьбу у своих родителей, и его возвращение в отчий дом дает новый повод к описанию поразительной роскоши. "Когда стража его отца увидала, что едет он и держит на руках юную красавицу, они поспешили ему навстречу, чтобы поздравить его с приездом. И когда отец его узнал, что едет сын, он сел на коня и вместе с ним пять братьев его жены и три тысячи вооруженных людей. Они взяли с собой двенадцать женских седел; два из них были украшены эмалью и жемчугом, другие - из чистого золота. И все седла имели прекрасные покрышки, и все лошади были покрыты дорогими {412} попонами и золотом. За ними ехали трубачи, и звонко бряцали бубны, и громко рассыпались дробью барабаны, и гудели оргaны, и такой стоял шум, какого никогда никто не слыхал. И молодая девушка села на прекрасного коня с чудесным седлом, покрытым эмалью, и на голову ей надели драгоценную корону. Народ и старцы образовали вокруг них огромное и шумное шествие. И сама земля дрогнула от ликованья и расцвела радостью. От радости же вздыбились горы, зазвучали сладкой песнью скалы, а реки замедлили свое теченье".

Следует описание свадебных подарков, какие обе семьи преподносят жениху и невесте. Акриту "стратиг дал двенадцать черных коней, двенадцать прекрасных скакунов, покрытых великолепными попонами из пурпурового шелка, двенадцать дорогих мулов с седлами и уздечками из серебра и эмали, двенадцать молодых наездников, опоясанных золотыми поясами, и двенадцать искусных охотников на леопардов, двенадцать ястребов из Абасгии, двенадцать сокольничих и столько же соколов. Он дал ему две иконы св. Феодора, покрытые эмалью, и палатку, обшитую золотом, прекрасную и просторную, с коврами, изображавшими всевозможных животных, шнуры палатки были шелковые, а колья серебряные. Он дал ему одежды, украшенные вышивкой редкой работы, двенадцать хламид из белого и пурпурового шелка, два арабских копья красоты удивительной, знаменитый меч Хосроя и, наконец, подарок, наполнивший радостью сердце его дочери и самого Акрита, - он привел им также ручного льва". Невесте семья Акрита со своей стороны также сделала великолепные подарки: редкие драгоценности, дорогие тонкие ткани, ткани золотые и шелковые с большими рисунками, изображавшими фантастических животных, юных пажей, одетых в дорогие персидские костюмы. "И свадьба, - говорит поэт, длилась целых три месяца, и радость и ликование не прекращались".

Но Дигенис не дает счастью убаюкать себя. "Вместе со своей милой и своими молодцами поехал он на границу страны, занял места, где начальствовал его отец, и поспешил окончательно искоренить иррегулярные дружины. Он производил набеги в горных проходах и пограничных местах, почему и получил прозвание Акрит. Многих воинов он ранил, многих отправил в Аид. И тогда римские земли, заселенные православными, могли насладиться миром, имея защитником такого героя, стража и охранителя от всяких врагов". Скоро слава о его подвигах и заслугах перед империей достигла дворца. Царь лично отправился навестить его в его далеком Евфратском владении; в благодарность за его доблесть он пожаловал его достоинством патрикия и титулом маркграфа; он {413} возвратил ему все земли, некогда конфискованные у его деда, и, восхищенный такой удивительной доблестью, воскликнул: "Какое счастье было бы, если бы дал Бог, чтобы в Романии было четыре таких человека, как он!"

Отныне похождения следуют за похождениями в жизни паладина. Настоящий странствующий рыцарь, он обходит весь мир, и везде, где ни появится, одно его имя вселяет страх. "Столько смелости, - восклицают арабы, на которых он нападает один на сто, - столько мужества изобличают Акрита; бежим, не то мы все погибли". Подобно Зигфриду, с которым он имеет много общего, он сражается с драконом о трех головах, изрыгающим пламя и молнии и при каждом движении которого сотрясается земля и словно ударяет гром; разрывает надвое львов и обращает в бегство апелатов, охотно проводя свою жизнь вдали от мира, один со своей возлюбленной женой, в месте, подобном Эдему, где под сенью листвы бегут говорливые воды. "И так, - рассказывает Акрит, достигнув великолепной лужайки, я разбил свою палатку и постелил постель. Вокруг палатки посадил всевозможные сорта растений, так что земля запестрела яркими красками всяких цветов. Зрелище, раскрывавшееся перед глазами, было прелестно: густолиственные рощи, бесчисленные деревья, ветви которых переплетались между собой своей роскошной листвой, благоухание плодов спорило с благоуханием цветов, лоза обвивалась вокруг деревьев, высоко-высоко поднимался тростник. Земля пестрела прелестными цветами; прекрасный нарцисс рос вместе с фиалками и розами. Свежая струя била посередине лужайки, излучаясь по всем направлениям. Подле источника были глубокие бассейны, и цветы и деревья отражались в воде. Леса были населены различными породами птиц, ручными павлинами, попугаями и лебедями; попугаи жили, качаясь на ветках, а лебеди на воде. Павлины распускали свои хвосты и яркостью перьев соперничали с цветками. Другие птицы только порхали по веткам, играли и пели свои песни, более благозвучные, чем песни сирен, иные горделиво красовались великолепием своих перьев. Всюду царило несказанное ликование. Сладкое дуновение было напоено запахом мускуса, амбры, камфоры и алоэ. Но сияющая красота благородной молодой женщины блистала ярче красоты всяких цветов и красоты павлинов".

Великая страсть Дигениса к Евдокии не исключает, однако, некоторых других его увлечений и похождений. "Цветущая молодость, - наставительно говорит поэт, - есть возраст сладострастия, и она непрестанно влечется к усладам любви. Это слава, которую она ставит выше всякого царского достоинства, выше блеска {414} всех богатств и выше всякой чести. Вот почему молодой человек легко попадает на скользкий путь, если даже и соединен законно брачными узами с прекраснейшей из женщин. Ибо все бегут туда, где светит солнце". Акрит хорошо это доказал.