Как-то я обратил внимание отца на то, что не весь текст либретто положен на музыку.

— Раньше я и сам хотел все положить на музыку, однако, — ответил мне отец, — намерение это пришлось отбросить. Прежде всего разговорный элемент как раз в духе украинской народной оперы, во-вторых, в отдельных случаях музыка может только ослабить характерные особенности языка Котляревского, сохраненные в тексте либретто.

Опера подвигалась быстро.

Послушать ее пришли все заранее намеченные артисты-певцы во главе с Николаем Карповичем, хормейстер, дирижер оркестра, друзья. Небольшой наш зал еле вместил всех приглашенных. Отец, как говорится, был в ударе: с большим вдохновением проиграл клавир оперы, сам пропел все номера. Николай Карпович читал ремарки, разговорный текст.

… Берег моря. Бог ветров Эол, проснувшись, вспоминает пьяную ночь на Олимпе, пиршество у Зевса, ссоры небожителей, из-за которых погибла Троя. Уцелел только Эней — сын Венеры — со своими воинами, но и его, враждуя с Венерой, хочет погубить Юнона, мстительная, коварная супруга Зевса.

А вот и сама Юнона. Легка на помине. Примчалась с Олимпа и обещает Эолу, старому греховоднику, молодую девушку, лишь бы тот утопил Энея.

Поднимается страшная буря. Высокие волны захлестывают лодки Энея. Но не растерялся вождь троянцев. Нравы богов ему известны. Он бросает в пучину свои последние деньги — взятку богу моря Нептуну. Симфоническая картина нарастающей морской бури — апогей конфликта богов.

Нептун прогнал Борея. Громовые тревожные звуки сменяются торжественным покоем. Стихает буря. Близится желанный берег. Обессиленные троянцы засыпают на земле Карфагена. Знакомая мелодия украинской веснянки. Озаренные луной, прославляя весну и жизнь, девушки ведут хоровод. Рассвет. Появляется Дидона — царица Карфагена. Она и жалеет Энея и восхищается им. Приглашает всех к себе.

Второе действие — «На Олимпе» — кульминационное в опере. Царство богов. Махтей, подметая Олимп, жалуется на свою судьбу, на порядки, установленные Зевсом. Боги только то и делают, что пьют, объедаются, сорят, а ты после них прибирай.

Кортеж богов. Снова банкет. Бахус, Марс и Афина прославляют Зевса, его царство, где «один слезы льет, другой нектар пьет».

Прибегает Меркурий. Он рассказывает о привольной жизни Энея и троянцев в Карфагене: «Эней там бісики пуска», совсем свел с ума Дидону.

Разгневанный новой ссорой Юноны и Венеры — «бабськими каверзами», Зевс посылает Меркурия на землю со строгим наказом Энею оставить Карфаген.

Притомившись после «трудных государственных дел», Зевс призывает богов пить, есть и веселиться.

Пустота, ветреность, высокомерие, паразитизм и жестокость небожителей раскрыты композитором с едкой, уничтожающей иронией. Тут мы встречаемся с уже знакомым по «Андриашиаде» приемом: музыка величального характера резко контрастирует с гротескным содержанием текста.

Помню, как насмешила первых слушателей оперы величальная ария Бахуса:

Аполлон и оборванные, издерганные музы тоже «величают» Зевса, горько жалуясь на то (весьма прозрачный намек), что нет «зпоезії прибутку».

Разговорный элемент сохранился и во втором действии. Но яркая музыкальная характеристика Зевса, Марса, Юноны и Венеры, развернутые ансамбли (дуэты, квинтет, хоры), симфоническое вступление, гопак, знаменитый Юпитеров поход (кортеж богов) придают второму действию широкое оперное звучание.

Третье действие резко отличается от первых двух. Вместо едкой сатиры — сцены лирические (любовь Энея и Дидоны. Вынужденная их разлука). Здесь звучит музыка глубоких человеческих чувств, здесь уже нет ничего опереточного, легкого. Арии и дуэты

Энея и Дидоны, мелодика танцев насыщены интонациями украинских народных песен.

Меркурий — курьер Зевса — появляется на банкете у Дидоны в одежде старого кобзаря.

Готовясь к отплытию, троянцы все больше напоминают смелую ватагу запорожцев, а Эней, верный своему долгу (он оставляет Дидону, чтобы основать Рим), — храброго казацкого атамана.

Дидона в отчаянии, она не в силах перенести разлуку с Энеем, поджигает дворец и гибнет в огне.

Но уже подняты ветрила. Воплощением мужества и неумирающей силы народа прозвучала финальная песня:

Впечатление огромное! Все поздравляли авторов музыки и либретто с «рождением» комической оперы-сатиры, желали ей «цензурного благословения и многие лета».

Труппа Садовского под руководством отца сразу приступила к разучиванию оперы.

Надо было спешить с инструментовкой. Чуть ли не ежедневно приходил к нам посыльный из театра, забирал готовые листки для репетиций оркестра.

Обсуждая с Николаем Карповичем и другими исполнителями будущую постановку, отец часто напоминал:

— Хорошо бы вам «Золотого петушка» посмотреть. Родного брата нашей «Энеиды». Не Додона, а чванливое, жестокое и глупое криводержавие выставил голым перед всем народом Николай Андреевич Римский-Корсаков. Признаться, все время, пока я сидел над «Энеидой», царь Додон со своей свитой стояли перед моими глазами.

«Золотой петушок» и на самом деле помог режиссуре найти немало удачных, социально-острых сцен, прямо перекликающихся с действительностью, с проснувшейся разгневанной Россией, где перепуганный царь прятался от народа за стеной жандармов.

Достаточно вспомнить кортеж богов во втором действии.

Впереди ликторы с жандармскими значками и стража. Ликторы заглядывают под трон, на трон, за стулья, скамейки и столы, даже за «облака». Не подложена ли кем бомба? Не спрятался ли бунтовщик?

Зевс всходит на трон, и на ступеньках его вытягиваются церберы с человеческими головами.

Картина, как видите, вовсе не античная для России 1911 года!

При постановке оперы отец встретился с весьма значительными препятствиями. Как я уже говорил, состав оркестра был невелик; когда дошло до репетиций, оказалось, что в оркестре отсутствуют такие важные для партитуры инструменты, как гобой, фагот, арфа. К тому же и струнный квинтет оказался далеко не на высоте. Отец знал ограниченные возможности оркестра театра и, как мог, приспосабливался, но, идя на компромиссный минимум, он все-таки не мог не требовать от театра инструментов, крайне необходимых для оркестровой палитры.

На этой почве возникли конфликты с дирекцией театра. Отец стоял на том, чтобы инструменты, указанные в партитуре, были все.

Придет, бывало, с партитурой на репетицию. Видит, в оркестре снова нет нужных инструментов.

— Не дам, раз так! Не будет того, что нужно для звучания оркестра, — не быть и постановке! Портить не позволю.

Случалось, что отец тут же забирал партитуру и огорченный шел домой.

Никогда не отделял Николай Витальевич свои творческие дела от личных, поэтому глубоко переживал каждый конфликт с Садовским, которого очень уважал и любил как артиста и человека. Он, конечно, понимал, что и Николаю Карповичу не так-то просто увеличить состав оркестра. Немалые на это нужны были деньги. Да одно подсказывал разум, другое — сердце, которому никак не хотелось давать в обиду свое произведение, к тому же, как чувствовалось ему, последнее.

Больно было за отца, и пришлось мне выступить посредником. Кое в чем удалось убедить отца, самые необходимые инструменты были доданы театром, и мир между двумя сторонами восстановлен. Опера-сатира, единственная в украинском оперном репертуаре, в чрезвычайно красочном сценическом оформлении зазвучала, и звучала она в театре Садовского несколько лет подряд с неизменным успехом.