…Почти всю оперу прослушал наш знаменитый маэстро с глубоким вниманием, временами высказывал свое одобрение и восхищение. Его особенно восхищали те места в опере, в которых наиболее ярко проявился национальный колорит.

Чайковский обнял Лысенко, поздравил его с талантливым произведением и просил немедленно ехать с ним в Петербург, где он поставит эту оперу обязательно».

Однако опера при жизни композитора поставлена не была. Причин тут много.

Национальной оперной сцены не существовало и в помине. Что же касается Петербурга, то, подготовив русскую редакцию клавира и даже примерно наметив, не без помощи Чайковского, распределение ролей между артистами Мариинского театра, Николай Витальевич все откладывал да откладывал поездку в Петербург[52]. А тут и Чайковский умер. И все же, думается, основная причина — авторская неудовлетворенность, суровая требовательность к себе.

Сцена из постановки оперы «Тарас Бульба» (II акт) на сцене Киевского театра оперы и балета имени Т. Шевченко.

Сцена из постановки оперы «Энеида» (I акт) на сцене Киевского театра оперы и балета имени Т. Шевченко.

Андрей Витальевич Лысенко, брат композитора.

Помню, наше совместное редактирование уже близилось к концу, а отец снова принялся было сокращать, перекраивать клавир.

Но потом решил:

— Не стоит — мне вряд ли удастся увидеть оперу на сцене, а когда дойдет до постановки, купюры все равно будут сделаны. Как бы там ни было — жить нашему Бульбе! Старый еще себя покажет! Впрочем, — продолжал он, — однажды мне уже пришлось сокращать «Бульбу», да так, что и теперь болит, будто по живому резал. У Гоголя, как из песни, и слово не выкинешь, не то что эпизод. Вот и перенесли мы в оперу с Михаилом Старицким чуть ли не всю повесть. А ведь у оперы свои законы, свое прокрустово ложе.

Пришлось сокращать… Выкинули мы из второго действия песни и танцы челяди на хуторе Тараса, хор в честь урожая. Без них можно обойтись. Довелось из-за большого объема второго действия отказаться в сцене встречи Тараса с сыновьями от кулачного боя старого Бульбы с Остапом, хотя это одна из самых ярких гоголевских страниц.

А вспомню сцену приезда Тараса с сыновьями на Сечь (и ее пришлось вычеркнуть) — поверишь, места себе не нахожу. Надумал я эту сцену на Хортице. Волны седого Славутича напели ее мне. Да что поделаешь. Не все вмещается в оперный сюжет.

Сцена, которую вспоминал отец, не вошла в окончательную редакцию. Она настолько исполнена характерными для всей оперы героико-романтическими чертами, настолько колоритно и правдиво воплощает быт сечевиков, что хочется дать о ней читателю более полное представление.

…Берег Днепра. Медленно плывет паром на остров Хортицу — Сечь. Начинается сцена инструментальным вступлением: грозно бьются волны широкого бурного Днепра, шумят, бунтуют, переливаясь через скалистые пороги. Льется широкая песня, то возвышенно-героическая, то скорбно-грустная: песня рассказывает о борьбе сечевых рыцарей, о славном прошлом Сечи.

Тарас с сыновьями приезжает на берег Днепра. Тут же корчма. Пенится в ковшах мед, рекой льется горилка. Пируют казаки. Из-за Днепра слышен голос запорожца, перекликающегося с паромщиком.

Сцена сопровождается музыкальной темой шумных, игривых волн.

Тарас у переправы с радостным волнением предлагает всем снять шапки, приветствовать мать свою — Сечь, откуда, «как могучие львы, на весь свет ринут казаки», откуда «играет потоком и воля и казачество на Украину всю».

Все спешились с коней, осторожно обходят богатыря-запорожца. Он спит на самой середине дороги, живописно раскинувшись. Тарас любуется фигурой казака, что «так важно развернулся». «Хоть рисуй», — говорит он.

В глубоком раздумье стоит Тарас на берегу и, озирая все вокруг, вспоминает свои молодые годы. «В жилах у него вновь играет кровь!»

Растроганный воспоминаниями, он обращается к «Лугу-Батьку» и «Сечи-Матери» с просьбой «принять снова его, старого, до хаты», научить сынов его, как за Украину встать, как «ее больше жизни любить».

Приближается время отплытия на ту сторону Днепра, на Сечь. Запорожцы выходят из корчмы. Шинкарь провожает их, желает счастливой переправы. Все идут к парому. Тарас в последний раз торжественно призывает сыновей приготовиться к вступлению на «сечовую землю»: «Орлами себя покажите, завоюйте себе славу!». «Добудем себе, батьку, славы на поле боя, или погибнем со славой», — отвечают братья.

Взволнованный ответом сыновей, Тарас видит их в мечте среди лучших сечовых рыцарей, чтоб «стоять умели твердо за мать свою Украину».

Завершается сцена отплытием парома с Тарасом и казаками на Сечь.

И снова шумит, бурлит неугомонный Днепр, снова льется дума-песня о славных героях Запорожской Сечи.

…Плывут-уплывают годы.

Давно пожелтели нотные листки, где рукой отца набросаны многочисленные эскизы к «Тарасу Бульбе», а сама опера живет, переживает свою вторую, куда более счастливую молодость…

Для народа создал свою оперу Микола Лысенко, и народ увидел ее.

В 1927 году в Харькове была впервые осуществлена постановка «Тараса Бульбы». Рабочий Харьков тепло приветствовал «Тараса». С 1937 года «Тарас Бульба» — одна из ведущих постановок Киевского театра имени Т. Г. Шевченко.

Гаснет свет… Затихает партер. Рождается, крепнет могучая мелодия.

И кажется, рядом со мною отец. Слышу его безмерно родной голос:

— Разве не говорил я, Остап, что будет жить старый Бульба? Вот и на нашей улице праздник!

ОПЕРА-САТИРА

Однажды (если не ошибаюсь, в конце 1909 года) зашла в кабинете отца речь об «Энеиде». Вспомнили 1903 год — юбилей Котляревского.

— Давно об этом мечтаю, — неожиданно заговорил Николай Карпович Садовский. До этого он все молчал, сосредоточенно попыхивая в люльку. — Давно хочу Энея, парубка моторного, Дидону, Юпитера и всю его божественную братию вывести на сцену.

И тут же признался, что, чего греха таить, уже работает над сценическим вариантом «перелицованной» «Энеиды» Котляревского.

Отец горячо поддержал Садовского.

— «Энеида» просто создана для театра. Странно, что до сих пор никто из наших драматургов не заинтересовался ею.

Театр Садовского, как и театры Старицкого, Кропивницкого, Саксаганского и Заньковецкой, можно назвать и театром Лысенко. Без его музыки не обходилась, пожалуй, ни одна новая постановка.

Оперный театр был в те времена закрыт для украинского композитора. И все же не только «Наталка-Полтавка», в основе своей произведение драматическое, но и оперетта Лысенко «Черноморцы», его же оперы «Рождественская ночь», «Утопленница» успешно ставились на украинской сцене.

Объяснялось это просто. Украинские драматические театры, на диво певучие и музыкальные, счастливо соединяли элементы драмы и оперетты, оперы и балета. Корифеи украинской сцены все (кто в большей, кто в меньшей мере) владели голосом, хорошо разбирались в музыке, в народных мелодиях.

Николая Карповича, как, впрочем, и всех братьев Тобилевичей[53], природа тоже щедро наделила слухом, голосом (баритон) и творческим даром. «По своему образу и подобию» подбирал себе Николай Карпович и актеров. Он организовал отборный смешанный хор, небольшой по составу, но довольно квалифицированный оркестр. Дела театра окончательно наладились, когда труппа Садовского после бесконечных скитаний, наконец, «осела» в Киеве, где стала постоянно выступать в помещении театра «Общества грамотности», известного в народе как «Театр Садовского».