Макар был почти счастлив. Он жил в роскошной квартире с роскошным хозяином, который роскошно к нему относился, пусть и был занудой. Но учитывая его должность, неудивительно. Макар снисходительно относился к неторопливой, даже флегматичной, прохладной манере Глеба, в конце концов люди разные бывают. Он отлично знал за собой маленький такой недостаток – свою неугомонность. Ему постоянно надо было что-то предпринимать, и влетало Макару за это здорово, начиная с детского сада. Свои первые попытки предпринять что-то, и не просто предпринять, а втянуть в них Глеба, он совершал в порыве какого-то отчаянного, разнузданного веселья, готовясь к тому, что его выставят на лестничную площадку или просто запрутся в своей комнате, а на ручку повесят что-нибудь вроде «не беспокоить». Глеб умел как никто дать понять, ничего не говоря и не показывая, что у него нет желания. Но первый раз прошел на ура, потом был второй, третий, и Макар осмелел. И еще он видел, что Глебу нравилось, пусть этот кусок таранки и делал вид, что он выше всей этой суеты; но его комментарии, саркастичные, ироничные, двусмысленные, роскошные комментарии в меру опытного человека, не утерявшего при этом свежести восприятия и не гнушавшегося иметь свое собственное мнение, были Макару бесконечно ценны. Он остерегался дергать Глеба слишком часто, но и оставлять его в покое позволить себе просто не мог. В конце концов, терять такого здоровского собеседника!

Макар злился на себя. Он-то думал, что готовить просто. Временами, когда официальный повар Натальи Владимировны сваливал по своим делам, как ежик в туман, к плите, верней, к плитам, становился Илья – был у него и такой талант. А еще у него был диплом выпускника кулинарного техникума. Макар попытался позубоскалить по этому поводу и долго драил пол подсобки в парикмахерской, на который Илья предусмотрительно разлил растительное масло аккурат к его приходу на очередное клининговое мероприятие. На гневную тираду Макара по поводу безрукости некоторых Илья невинно сказал: «Ой. Так ты что, и стричься у меня, безрукого, больше не будешь?», - и счастливо улыбнулся. Макар прикусил язык, но к следующей стрижке познакомился более чем основательно с теорией парикмахерского искусства и битый час изводил Илью советами по поводу того, как стричь, комментировал каждое его движение и тщательно выискивал оплошности.

- Один-один, - буркнул Илья, убирая инструменты. – Ты гребаный психотеррорист. Хуже матросов на зебрах.

Макар заухмылялся.

- Да, я такой, - без тени лишней скромности признал он. – Я добрый, скромный, умный, а до чего красивый!

Илья попытался хмуро посмотреть на него, но самодовольная физиономия этого востроноса вызвала у него непроизвольную улыбку. Он только и смог, что покачать головой.

- Только беда у меня, - посмурнел Макар и жалобно посмотрел на него.

Тень неотвратимости надавила на Илью свинцовым гнетом и потопталась в ритм вступительных аккордов Седьмой симфонии Бетховена. Он обреченно вздохнул.

- Ну давай, мучь меня, мучь, изверг, - тяжело вздохнув, сказал он.

- У меня блинчики не получаются! – мгновенно выпалил Макар. – Моя мамашка такие блинчики классные делает, а я уже три раза тесто выбрасывал.

- Так и спросил бы у нее, - по-буддийски умиротворенно пожал плечами Илья.

- Так это к ней ехать надо, - поморщился Макар. – А она опять начнет «евангелизировать» или еще какая чушь. С ней даже по телефону поговорить нормально нельзя. Тут же все переводит на своих братьев и сестер в церкви. И какие у всех дети замечательные, и только я не пойми на кого учусь.

- У-у, - понимающе протянул Илья. – Раз такое дело, пошли, Наташиной кухней попользуемся.

- Спасибо-спасибо-спасибо-спасибо! – Макар возликовал. Он подскочил к Илье с явным намерением броситься ему на шею, но передумал: Илья смотрел на него очень недружелюбно, примерно так же, как бизон на соперника в брачный период. Поэтому Макар ограничился счастливой улыбкой и замер у дверей, почти кротко ожидая, пока Илья вальяжно подойдет к нему, потреплет только что уложенные волосы, нервно отводя голову, выскакивая на улицу и глядя, как Илья неторопливо выходит из своего салона. – Ну чего ты топчешься! Ну вот чего ты топчешься! В тебе явно крови ленивцев чуть более, чем 146 %.

- Так я и вернуться могу, - хладнокровно отозвался Илья.

- Садист, - просвистел Макар.

- Какая самокритичность, - заухмылялся Илья и по-панибратски щелкнул его по носу. Макар ухватил его за руку и потянул в кафе, а затем бесцеремонно запихнул в помещение. И показалось ему, или он действительно увидел Стасиньку Ясинского в паре домов от кафе, в веселеньком черно-красном мотоприкиде, смотревшего на них очень недружелюбно? Хотя мало ли высоких парней в таких вот байкерских упаковках по улицам тягается? И почему бы им не быть темноволосыми? Поэтому Макар пожал плечами и проследовал за Ильей на кухню, на которой тот устроил дива-шоу из своего прихода к вящей радости всех на ней присутствовавших. Макар подумал, что это может длиться еще минут пять, пока он хотя бы для приличия о нем не вспомнит. И он поддался своему любопытству, выскочил на улицу и огляделся, усердно щурясь. Слегка разочарованно пожав плечами и буркнув кое-что очень нелицеприятное о том, что нужно делать некоторым …, когда кажется, он вернулся к Илье.

Глеб читал что-то очень высокобровое о современном искусстве, лениво пригубливал вино и покачивал ногой в такт фортепьянным пассажам. Время было позднее, Макару пора бы уже и появиться, меланхолично думал он, ловя себя на мысли о том, что слишком часто поглядывает на часы. И в качестве ответа на его мысли хлопнула входная дверь, и до него донесся ликующий голос Макара:

- Я дома!

Глеб усмехнулся и с неожиданным удовлетворением закрыл книгу, неспешно встал, подхватил бокал и пошел в прихожую. Макар уже исчез в направлении кухни. Глебу только и оставалось, что приподнять брови и проследовать за ним.

Макар развернулся к нему.

- Мы будем есть блинчики! – торжественно объявил Макар. – Они, конечно, остыли, и я еще Андрею немного отложил, но они получились здоровскими! Ты только попробуй!

На его скулах горел самодовольный румянец, в тон ему полыхали и уши, а сам он излучал такое откровенное, ликующее и при этом невинное самодовольство, что Глеб широко улыбнулся и подошел к нему. Макар послушно задрал голову для короткого поцелуя и почти сразу оторвался.

- Нет, давай сначала попробуем! Я тогда завтра сам все сделаю. Как раз к твоему приходу. – Он отскочил от Глеба и заносился по комнате, собирая посуду, расставляя ее, доставая молоко, к которому испытывал стыдливую слабость, мед и варенье. – Мне Илья столько всего рассказал, это же просто настоящее искусство! Моя мамашка знаешь, как ловко их печет?

Глеб подозрительно смотрел на блинчики. Сакральности этого блюда он не постиг: в детстве обходился кашами и простыми бесхитростными блюдами вроде котлет с каким-нибудь непретенциозным гарниром, затем пробовал блинчики в местах разной степени элитности и восторгов по поводу банального мучного блюда не понимал. Но Макар очевидно думал иначе.

- Илья? – вежливо поинтересовался Глеб, настороженно оглядывая стол.

- Ну да, который меня стрижет. Кстати, зацени! – Макар пригреб прическу и застыл в позе Наполеона. Глеб перевел глаза на него и одобрительно усмехнулся.

- И как выяснилось, что он специалист по блинчикам? – почти легкомысленно спросил он.

- Почти случайно, - беспечно пожал плечами Макар, усаживаясь и подбирая под себя ногу. – У него было замечательное настроение, а после моего появления он вообще весь мир готов был любить. – Его щеки подрагивали от усилий остаться серьезным, но в глазах поблескивал торжествующий, злорадный огонек.

- А после твоего ухода? – ухмыльнулся Глеб, отмечая это, как и то, что губы Макара с трудом не расползались в самодовольной улыбке. – Он тебя от своих ножниц и расчески не отлучит за наглость?

- Приятного аппетита, - вместо ответа величественно произнес Макар.