В ноябре Гитлер и Муссолини признали Франко и испанских националистов законным правительством страны. Однако попытка генерала взять Мадрид не увенчалась успехом. К явному неудовольствию Гитлера, война затягивалась, и ему надо было подумать, как выйти из нее без особого урона для собственного престижа. Именно по этой причине он отказал своему представителю при Франко генералу Фаупелю, который требовал прислать в Испанию три армейские дивизии.
Если же говорить о гражданской войне в Испании с политической точки зрения, то она пришлась для Гитлера как нельзя кстати. Он спокойно наблюдал за грызней ведущих держав по поводу Средиземноморья и продолжал заниматься перевооружением. И, конечно, ему было выгодно сосредоточить все внимание ведущих европейских стран на событиях в Испании как можно дольше, поэтому он и не стремился обеспечить Франко быструю победу. Фюрер вел себя так, чтобы франкисты не терпели поражения, но в то же время основное бремя войны взвалил на себя его друг и приятель Муссолини. И чем глубже Италия увязала в Испании, тем напряженнее становились ее отношения с Францией и Англией, что неизбежно толкало ее в сторону Германии, с которой она уже начала сближение во время своей абиссинской авантюры.
Более того, в секретной речи в ноябре 1937 года Гитлер однозначно заявил, что полная победа Франко нежелательна для Германии. «Наши интересы, — заявил он, — состоят в продолжении войны и в поддержании напряженности в Средиземноморье». Помимо всего прочего война в Испании давала фюреру возможность готовить крестовый поход против большевизма, испытывать оружие в реальных боевых действиях и дать возможность своим офицерам и особенно пилотам приобрести бесценный боевой опыт.
Как и предвидел Гитлер, не пожелавшая оставаться в изоляции Италия первой сделал шаг ему навстречу. 23 октября 1936 года Чиано встретился с Гитлером, и тот сразу же заявил о необходимости как можно быстрее заключить прочный союз и попытаться привлечь к нему другие страны под лозунгом борьбы против большевизма.
Другое дело Италия. Здесь все было сложнее, поскольку его нападение на Австрию полностью зависело от Муссолини, который все еще продолжал считать историческую родину Гитлера сферой своих интересов. Фюреру предстояло преодолеть то наследие недоверия и ревности, которую итальянцы испытывали к Германии в отношении ее устремлений в Австрии. Но Гитлер хорошо знал, с кем имеет дело. Амбиции Муссолини в Средиземноморском регионе, его стремление быть всегда на стороне победителей и участвовать в «ощипывании» вырождающихся демократий, его негодование в отношении Англии и Франции в связи с санкциями и, наконец, ущемленное тщеславие диктатора с ярко выраженным комплексом неполноценности в международных отношениях — все это подчеркивало выгоды того самого партнерства, которое ему навязывал Гитлер. И по большому счету настоящее сближение между двумя диктаторами произошло в сентябре 1937 года, когда Муссолини прибыл с государственным визитом в Германию в специальной сшитой для этого случая униформе.
«Гитлер, — пишет Буллок, — принял дуче с присущим нацистам талантом к показухам и устроил выставку германской мощи: парады, военные маневры, посещение предприятий Круппа и в завершение — массовая демонстрация в честь высокого гостя в Берлине; все это очаровало итальянца и произвело на него неизгладимое впечатление, которое его уже никогда не покидало. Этот шаг был роковым для дуче, ознаменовав начало потери им собственной независимости, что привело его режим к катастрофе, а его самого — к виселице на Пьяццале Лорето в Милане».
И все же те товарищеские чувства, которые Гитлер испытывал к Муссолини, были искренними. Как и сам он, Муссолини был человеком из народа, и с ним Гитлер чувствовал себя настолько свободно, насколько не мог чувствовать с представителями традиционных правящих классов, не говоря уже об итальянской королевской семье. Несмотря даже на последующее разочарование в итальянских военных успехах, Гитлер ни разу не предал и не бросил Муссолини в беде, даже когда тот был свергнут.
Так Муссолини отвернулся от Австрии и дал Гитлеру то самое разрешение на аншлюс, которого тот ждал столько лет. Единственное, о чем попросил дуче, — ставить его в известность обо всем, что имело отношение к Австрии. Гитлер пообещал, но ничего не сделал в этом отношении. Что же касается Великобритании, на союз с которой Гитлер возлагал столько надежд, то ничего из этого не вышло по причине полной противоположности интересов. И уже 2 января 1938 года Риббентроп в своей записке фюреру прямо писал о том, что ему надо раз и навсегда отказаться даже от надежды на достижение взаимопонимания с Лондоном и сосредоточить все свои усилия на создании союзов, направленных против нее. Гитлер принял пожелание своего посла к сведению и принялся готовиться к захвату Австрии.
Программа развития немецкой армии, принятая в августе 1936 года, ознаменовала собой решительный переход от оборонительного перевооружения к четко выраженному наступательному. А вот как это наступление будет проходить, никто из военных и политиков толком не знал. «Фюрер считает необходимым создать мощную армию в самые короткие сроки» — вот и все, что знало окружение Гитлера о его планах.
Свои планы Гитлер впервые приоткрыл только 5 ноября 1937 года на совещании, на которое он вызвал трех главнокомандующих: армии — фон Фрича, флота — Редера и авиации — Геринга, министра обороны Бломберга и министра иностранных дел фон Нейрата. С присущей ему важностью фюрер сообщил, что «его доклад является плодом зрелого размышления и опыта, приобретенного за четыре с половиной года пребывания у власти». Свой доклад он попросил рассматривать в качестве его последней воли и завещания на случай неожиданной смерти.
Начал Гитлер с давно уже известного положения о том, что даже самое активное участие Германии в мировой торговле не позволит решить все ее проблемы. Большое внимание он уделил и тому, что 85 миллионов немцев и по сей день страдают от того, что все они «более плотно упакованы на своей нынешней территории, чем любой другой народ, что подразумевает право жить на более просторном жизненном пространстве».
— В результате веков исторического развития, — говорил Гитлер, — не появилось политического результата, в территориальном смысле соответствующего данному немецкому расовому ядру… Но я не сомневаюсь, что объединение немецкого народа в пределах Великого германского рейха все еще должно быть достигнуто. Единственное средство, хотя оно и может показаться призрачным, состоит в том, чтобы добиться большего жизненного пространства; во все времена такой поход обусловливал возникновение государств и миграцию народов…
По словам Гитлера, эту проблему надо было решать как можно быстрее, и это самое жизненное пространство искать не за семью морями, а в Европе.
— Никогда, — подчеркнул фюрер, — не было пространств без хозяина, и сейчас такого тоже нет… проблемы Германии могут быть решены только с помощью силы, а это неизменно связано с риском.
Гитлер открыто говорил о своих планах впервые, но никто из слушавших его генералов и политиков не услышал для себя ничего нового. И никто не сказал ни единого слова против аншлюса Австрии и уничтожения Чехословакии.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Они сообщали бледной от ревности Еве подробности связи Гитлера с дочерью известного певца и сподвижника Карузо Лео Слезака Маргарет. По их словам, девушка была безумно влюблена в Гитлера, и тот отвечал ей взаимностью. Трудно сказать, так ли это было на самом деле, но то, что именно фюрер содействовал появлению на экране Маргарет, было хорошо известно. Смаковали секретарши и то, как Маргарет попыталась покончить с собой после того, как Гитлер в конце концов пресытился ею и оставил. Спасти несчастную удалось только в последнюю минуту.