Слова и особенно снимки подействовали. «Господа» собственными глазами видели выступления красных в 1918 и 1919 годах и хорошо знали, чем они им грозили. Да и на Востоке лежала покоренная большевиками Россия, которые спали и видели, как бы им экспортировать свою страшную революцию в Германию. Ну а то, во что на самом деле превратилась эта сама социалистическая революция, им тоже было прекрасно известно. Потому предложенная им формула — «мы даем вам власть порядка, а вы нам деньги, а затем и посты в кабинете министров, а затем и абсолютную власть» — заслуживала самого пристального внимания. И что бы там ни говорили о Гитлере, но лишь у него в руках имелась не только довольно мощная политическая организация, но и самая настоящая армия СА, которая в любой момент была готова броситься на расправу с красными, белыми или зелеными.

Была и еще одна причина, по которой Гугенберг «снизошел» до Гитлера и пригласил его принять участие в совместном крестовом походе против социалистических жидов. Его партия переживала не лучшие времена, у него не было опоры в массах и таких ораторов, как Гитлер, Грегор Штрассер и Геббельс.

На переговоры с Гугенбергом Гитлер отправился без ведома даже самых близких людей. В партии хватало не переболевших социализмом, и он не хотел, чтобы раньше времени заговорили о том, что он пошел на сотрудничество с заклятым врагом профсоюзов и правительственных реформ. Выслушав Гугенберга, Гитлер не стал изображать великую радость и весьма сдержанно отреагировал на сделанное ему предложение бороться за новую Германию. Соглашаться сразу было несолидно, и он хотел набить себе цену.

— Ну так как, — нарушил затянувшееся молчание несколько озадаченный странным поведением своего обычно импульсивного собеседника Гугенберг, — вы согласны?

— Да, — кивнул Гитлер, — но только на некоторых условиях…

— Я слушаю вас!

— Полная независимость в ведении кампании и передача мне значительной доли выделенной на нее денег…

Ожидавший большего Гугенберг недоуменно пожал плечами: о чем, мол, речь.

— И еще одно, — продолжал ликовавший в душе Гитлер.

Гугенберг вопросительно поднял брови.

— Я хотел бы назначить своим представителем в объединенном финансовом комитете Грегора Штрассера…

Так Гитлер решил обезопасить себя, сделав своим представителем заклятого врага капиталистов, и теперь уже никто не мог обвинить его в сделке с толстосумами.

— Это тот, который социалист? — недобро усмехнулся Гугенберг.

— Пусть это вас не пугает, — небрежно махнул рукой Гитлер, — Штрассер еще и националист… Да и неплохо, если правительство будет критиковать такой известный социалист…

— Ну что же, — кивнул Гугенберг, — у меня нет возражений!

Договорившись с Гугенбергом, Гитлер вступил в яростную полемику с многими видными нацистами. Как он и предвидел, они не одобрили его сделку с отъявленным реакционером. Однако Гитлер сумел переломить общее настроение, заявив, что такой возможности у них может уже не быть никогда.

После договора с Гугенбергом Гитлер снова воспрянул духом. «Германская народная инициатива против плана Юнга и против легенды об ответственности Германии за войну» была, по сути, протестом магнатов германской промышленности против внешней политики Штрезермана. И оказавшийся на самом переднем крае этой борьбы Гитлер получил уникальную возможность сблизиться со многими сильными мира сего. Одним из них стал горячий поклонник фюрера Эмиль Кирдорф, в распоряжении которого имелись огромные денежные фонды, предназначенные для политических целей.

Гитлер всегда издевался над своими политическими партиями за их неспособность привлечь на свою сторону массы, и теперь с великим знанием дела показывал им, как это делается, причем в таких масштабах, какие не снились и ему самому. Благо денег хватало на все.

Все его речи, а говорил он много, как и речи других нацистских лидеров, мгновенно публиковались на страницах гугенберговских изданий и постоянно находились в центре внимания. Гугенберг постарался на славу, и за считанные недели Гитлер стал для миллионов немцев, до этого ничего не слыхавших о нем, близкой и, что самое главное, понятной фигурой. Благодаря Гугенбергу Гитлер не только сблизился с другими правыми националистическими группировками, но и познакомился со многими промышленниками, которые стояли за националистами.

С помощью вошедшего во вкус Штрассера Гитлер буквально черпал деньги из практически бездонных фондов Немецкой национальной партии на ведение пропагандистской националистической кампании. Не забывал он и самого себя. За 3 тысячи марок он приобрел «Дом Вахенфельд», а чтобы избежать огласки, записал в земельном кадастре собственницей «Берхофа», как он теперь стал называться, свою сестру Ангелу. Сам же, судя по его объяснениям в финансовом ведомстве, проводил там время только в качестве гостя.

Они не ошибались. Как известно, денег никогда не бывает много, Гитлер постоянно выискивал любые возможности заработать, и вместе с Гугенбергом владельцем этих самых невидимых миру закромов стал, возможно, самый богатый человек Германии тех времен — тот самый Фриц фон Тиссен, который после падения Гитлера напишет сенсационную по тем временам книгу «Я платил Гитлеру».

Сын деревенского богатея, сумевшего основать целую индустриальную империю, Фриц фон Тиссен в молодости вел беззаботную жизнь самого настоящего повесы. И даже после смерти отца, когда он стал председателем наблюдательного совета металлургического концерна «Ферайнигте штальверке», он не интересовался делом. Его привлекали религия и философия.

Сочувствовал ли он нацистам? Скорее да, чем нет, и когда в 1928 году Гесс обратился к нему с просьбой дать денег на покупку роскошного особняка «Бардов» на Бреннерштрассе, в котором собирались устроить общегерманский партийный центр, получивший название Коричневого дома, он под свое поручительство устроил нацистам кредит от роттердамского банка в 250 тысяч марок. Посвященные в эту аферу люди утверждали, что денег было ровно на миллион больше, и после разрыва с Гитлером Тиссен признается, что в счет предоставленного им кредита было возвращено всего 150 тысяч марок, а остальные деньги пришлось выплатить ему самому.

Получив столь огромную сумму, Гитлер вместе с профессором Паулем Людвигом принялся за разработку интерьера здания. Денег не жалели, и после окончания работ один из близких к Гитлеру людей воскликнул: «Если бы Гитлер не водрузил на крыше флаг со свастикой, я принял бы это здание за дворец кардинальской курии или за городской дом еврейского финансового воротилы».

После окончания строительства Гитлер сделал широкий жест и отказался от предложенного ему Шварцем гонорара за архитектурные работы. Но никого этот жест не обманул. Всем было известно, что работавшие в Коричневом доме рабочие и специалисты клали безналоговые премии в его карман. Что же касается проникнувшегося симпатией к Гитлеру фон Тиссена, то он продолжил знакомство с ним и, каждый раз приезжая в Мюнхен, приглашал фюрера отужинать с ним в самых роскошных ресторанах города. Он уже попал под его гипнотическое воздействие, и ему нравилось говорить с Гитлером не только о политике, но и об искусстве, знатоком которого он был.

Приблизительно в то же самое время фон Тиссен познакомился с Герингом, который проживал после своей шведской эмиграции в Берлине. Как и многие знакомые фон Тиссена, Геринг умело пользовался расположением к нему промышленника и постоянно получал от него крупные суммы на нужды партии. Но львиную долю оставлял себе. Не отставал от своего верного паладина и сам Гитлер, который уже во время второго свидания с промышленником без особого стеснения завел речь о своем бедственном положении.

— Я не знаю, что делать! — артистически воздев руки к небу, пожаловался он фон Тиссену. — Да и где мне взять столько денег?! Я весь в долгах, а ведь мне еще приходится платить из личных скромных средств секретарю, шоферу и телохранителю! Хоть бросай все и уходи!

Исповедь великого игрока тронула фон Тиссена, и, приняв ее за чистую монету, он предложил погасить все его долги и пообещал давать ему нужные деньги и впредь. Что же касается партийного центра, то… пусть он строит в самом престижном районе Мюнхена то, что считает нужным. Фон Тиссен оплатит!